От советов к олигархам: неравенство и бедность в России с 1905 по 2016 год. 

 

Предисловие переводчика. 

 

Некоторое время назад, как мы все знаем, произошло примечательное и довольно важное для всего нашего экономического сообщества событие, которое, однако, было куда более замечено сообществом околополитическим и идеологическим, ибо речь сейчас идет о выходе работы знатного экономиста Томаса Пикетти «От советов к олигархам: неравенство и бедность в России с 1905 по 2016 год». Будучи весьма несдержанным и нетерпеливым, наше вышеозначенное сообщество в считанные дни подхватило новость о его выходе, опубликовав статьи с провокационными заголовками и крайне сомнительным содержанием; можно, в частности, отметить леволиберальный сайт «Вестник Бури», где в статье «Поезд «Россия будущего» действительно движется по кругу»: Поезд «Россия будущего» действительно движется по кругу. И наша следующая остановка – «Российская Империя». В этом году уровень имущественного неравенства в стране «вернулся» к уровню неравенства 1905 года. Об этом 9 ноября сообщили авторы исследования «От советов к олигархам» – французские экономисты Филипп Новокмета и Томаса Пикетти, а также американский экономист Габриэль Зукмана.». Разумеется, приведенное здесь мнение не имеет ни малейшей связи с результатами исследования французского экономиста, хотя в наше время это не имеет уже такого значения, ибо большая часть отечественных журналистов на прокормлении, как равно и вольных публицистов, следует девизу, приписываемому тощему Йозефу, согласно которому они желают эффекта, но не истины. Особенно в фальсификации научных результатов этим гражданам помогал тот факт, что статья имеет весьма немалые размеры, а написана притом на английском языке достаточно сложного строя, а потому далеко не все даже и образованные люди сумеют оную прочесть, что навело меня на мысль о том, что лучшим способом помешать различным демагогам вводить сограждан в заблуждение, будет перевод всей статьи и публикация ее в открытом доступе, что я и сделал. Пусть будут помнить, что переводчика зовут Маратом Нигматулиным, что есть человек, желающий получить кандидатское звание, в то время как эта скромная работа есть одна из ступеней к оному. 

 

Вступление. 

 

Мы получаем финансовую поддержку Европейского исследовательского совета в рамках седьмой рамочной программы Европейского союза. 

 

Мнения, выраженные здесь, принадлежат авторам и не обязательно отражают точку зрения Национального бюро экономических исследований. Рабочие документы НБЭИ распространяются для обсуждения и комментариев. Они не были рассмотрены экспертами и подлежат рассмотрению Советом директоров НБЭИ, который сопровождает официальные публикации НБЭИ. 

 

Предисловие. 

 

Настоящий документ посвящен исследованию национальных счетов, опросов, богатства и фискальных данных, включая недавно опубликованные налоговые данные о налогоплательщиках с высоким доходом, чтобы обеспечить необходимые выводы, касающиеся накопления и распределения доходов и богатства в России с советского периода до сегодняшнего дня. 

 

Мы находим, что официальные данные, основанные на опросах, значительно недооценивают рост неравенства с 1990 года. Согласно нашим контрольным оценкам, доходы с высокими доходами теперь аналогичны (или выше) уровням, наблюдаемым в Соединенных Штатах. Мы также обнаруживаем, что неравенство в России значительно увеличилось по сравнению с его показателями в Китае и других бывших коммунистических странах в Восточной Европе. Мы связываем этот вывод с конкретной стратегией перехода, последовавшей в России. Согласно нашим базовым оценкам, богатство, находящееся в оффшорах у богатых россиян, примерно в три раза превышает официальные чистые иностранные резервы и сопоставимо по величине с общими финансовыми активами домашних хозяйств в России.

 

Введение. 

 

Россия пережила полные драматизма экономические и политические преобразования после падения Советского Союза в 1990-1991 годах. Валовый внутренний продукт резко упал в 1992–1995 годах, а инфляция резко возросла. ВВП начал расти в 1998-1999 годах, после чего последовало десятилетие устойчивого роста. Мировой финансовый кризис и падение цен на нефть прервали этот процесс в 2008-2009 годах. С тех пор рост был вялым, а уровень экономической активности снова сократился в 2014-2015 годах, частично из-за международных санкций после начала войны с Украиной. 

 

Однако, несмотря на присущие трудности в сравнении ВВП между советским и постсоветским периодами, нет никаких сомнений в том, что средние доходы сегодня значительно выше, чем в 1989-1990 годах. Согласно оценкам национальный доход за период с 1989 по 2016 год увеличился примерно на 40%, с чуть более 16 000 евро в конце советского периода до почти 24 000 евро в последние годы (по курсу паритета покупательной способности евро за 2016 год). Если мы сравним российский национальный доход взрослого населения со среднеевропейским показателем, который здесь определяется как простое среднее арифметическое для Германии, Франции и Великобритании, мы обнаруживаем, что разрыв между Россией и Западной Европой немного сократился. Уровень жизни в России в 1989-1990 годах составлял около 60-65% от среднеевропейского значения, и к середине 2010 года достиг около 70-75%. Этот непростой процесс сближения с Западом также должен анализироваться в более долгосрочной перспективе. Согласно лучшим имеющимся оценкам, российский национальный доход составлял примерно 35-40% от западноевропейского уровня между 1870 и первой мировой войной. Царская Россия была бедной и неграмотной страной. Соотношение между Россией и Западной Европой возросло до 65% после Второй мировой войны. Это показывает достижения стратегии модернизации, основанной на быстрой индустриализации и массовых инвестициях в базовое образование, которой придерживалась советская власть после большевистской революции, впечатляющие, если сравнивать их с посредственными показателями роста западных стран в период 1914-1945 годов. Относительное положение России затем достигло плато и застопорилось примерно на 55-65% от  западноевропейского уровня в период между 1950 и 1990 годами. Можно даже обнаружить относительное снижение, начиная с конца 1970-х и 1980-х годов, с более чем 65% до менее 60  % (несмотря на замедление темпов роста на Западе в этот период). Застой российских показателей жизни по отношению к Западу между 1950-ми и 1980-ми годами, а также растущий дефицит и общее разочарование среди образованного населения, возможно, способствовали сложным социальным и политическим процессам, которые в конечном итоге привели к падению Советского Союза. Однако последствия изменений в распределении доходов и богатства, вызванных драматическими преобразованиями, произошедшими в 1990-е годы, не очень хорошо документированы и понятны. Нет сомнений в том, что неравенство в доходах значительно возросло с 1989-1990 годов, по крайней мере потому, что денежное неравенство было необычайно, – и в некоторой степени искусственно, – низким при коммунизме. Но мало что известно о точном значении этого роста. Какими доходами обладают классы, больше всего выигравшие от рыночных реформ, и в каких пропорциях? Каким образом уровень неравенства в России сопоставить нам с тем, который наблюдается в западных капиталистических странах, в Китае, а также в бывших коммунистических странах Восточной Европы?  

 

В этом документе мы пытаемся объединить различные доступные источники данных, – национальные счета, обзоры, рейтинги богатства и налоговые данные, включая недавно опубликованные налоговые данные о налогоплательщиках с высоким доходом, –  систематически, чтобы обеспечить последовательные данные по накоплению и распределению доходов и богатства в России от советского периода до сегодняшнего дня. Наши выводы являются как методологическими, так и сущностными. Во-первых, с методологической точки зрения мы предоставляем, насколько нам известно, первую попытку использовать таблицы национального подоходного налога в России для корректировки официальных оценок неравенства, основанных на опросах. Мы считаем, что обзоры значительно недооценивают рост неравенства с 1990 года. Согласно нашим оценкам, доходные доли в настоящее время по крайней мере столь же высоки, как в Соединенных Штатах, при этом доля дохода на 1% населения составляет около 20-25%. Мы также находим, что неравенство в России увеличилось сильнее, нежели в Китае и бывших коммунистических странах Восточной Европы, и мы находимся в зависимости от конкретной стратегии перехода, проводимой в России. Во-вторых, мы объединяем различные официальные и неофициальные серии, чтобы предоставить первые полные данные для частного, общественного и национального богатства в постсоветской России, включая оценку оффшорного богатства. Согласно нашим базовым оценкам, объем оффшорного богатства примерно в три раза превышает официальные чистые иностранные резервы (около 75% национального дохода против 25%) и сопоставим по величине с суммами финансовых активов в самой стране. То есть, в Великобритании, Швейцарии, на Кипре и подобных оффшорных центрах существует столько финансовых богатств, что богатые россияне за рубежом имеют денег больше, чем все население России в самой России.  Вкратце, наши новые результаты показывают крайний уровень неравенства в России и постоянную концентрацию ресурсов на основе ренты, которые вряд ли станут лучшими рецептами устойчивого развития и роста. Вероятнее всего, если процессы роста имущественного неравенства, концентрации богатства и оттока капитала в оффшоры будут продолжаться, то это приведет к дестабилизации обстановки в стране и революции. Хотя наши результаты имеют последствия для перспектив роста и конвергенции России (и в более широком смысле для роли политики, институтов и тоталитарной идеологии в динамике неравенства), мы подчеркиваем, что в настоящей работе основное внимание уделяется измерению неравенства и объяснению того, как различные существующие источники могут быть объединены. Наша скромная цель – четко указать, что мы знаем и не знаем о неравенстве в России, и поставить траекторию неравенства России в исторической и сравнительной перспективе. Перед тем, как мы сможем добиться дальнейшего прогресса в интерпретации выводов, необходимы дополнительные данные. Этот документ является частью более широкого проекта – Всемирного фонда богатства и доходов (WID.world), который пытается создать статистику распределения, сопоставимую между странами. Чтобы сделать статистику максимально сопоставимой, мы придерживаемся общей методологии, которая предусматривает последовательное объединение национальных счетов, обзоров и фискальных данных с целью создания «национальных счетов распределения». Эта методология уже применялась в Соединенных Штатах (Saez and Zucman, 2016; Piketty, Saez and Zucman, 2016), Франции (Garbinti et al, 2016, 2017) и Китае (Piketty, Yang и Zucman, 2017). Это постоянный проект, и мы не сомневаемся, что российская серия, представленная в настоящем документе, будет улучшена в будущем, поскольку разработаны усовершенствованные методы и доступны лучшие источники данных. По крайней мере я на это надеюсь. 

 

Остальная часть этой статьи организована следующим образом. В главе 1 мы описываем основные источники данных, концепции и методологию. В главе 2 представлены наши результаты об эволюции частного богатства, общественного богатства, богатства в оффшорах и национальных богатств, – коэффициенты национального дохода в России, – и сравниваются эти результаты с другими странами. В главе 3 мы представляем результаты эволюции неравенства доходов и богатства в России, которые мы также сравниваем с другими странами. В главе 4 содержатся заключительные замечания. 

 

Глава первая. 

Источники данных, концепция и методология. 

 

В этом документе используются пять типов источников данных: национальный доход и счета макросов богатства, данные о доходах домашних хозяйств, данные по подоходному налогу, проверки домашних хозяйств и рейтинги благосостояния. Мы начнем с описания источников макроданных, а затем продолжим данные распределения. Наши концепции и методы в целом соответствуют тем, которые описаны в руководящих принципах распределения национальных счетов, используемых для базы данных о мировом богатстве и доходах (Alvaredo et al., 2016). В этом разделе мы фокусируемся на основных концептуальных и эмпирических вопросах; полные методологические детали приведены в онлайн-приложении.  

 

2.1.  Данные национальных доходов и богатства. 

 

2.1.1.  Основные концепции и концептуальные рамки. 

 

Мы пользуемся концептуальными и структурными системами национальных счетов (SNA 2008) и определениями, которые нами использовались ранее. Объединив официальные номера российских национальных счетов вместе с рядом неофициальных балансовых оценок и источников, мы предоставляем последовательные выводы для национального дохода, национального богатства и их компонентов в период 1990-2015 годов. 

 

Национальный доход Yt определяется стандартным образом: ВВП минус амортизация капитала плюс чистый иностранный доход. Частное богатство Wt определяется как общая стоимость активов, принадлежащих домашним хозяйствам и некоммерческим организациям, за вычетом их долга. В соответствии с руководящими принципами СНС-активы включают все нефинансовые (реальные) активы, – жилье, землю, здания, машины, интеллектуальные  имущество и т. д., – и финансовые активы, в том числе страхование жизни и пенсионные фонды, – над которыми могут быть соблюдены права собственности и которые обеспечивают экономическую выгоду своим владельцам. Выплачиваемое пособие по пенсионному обеспечению социального страхования исключается, как и все другие требования относительно будущих государственных расходов и трансфертов (например, расходы на образование для своих детей и льготные медицинские услуги). Также исключаются товары длительного пользования, принадлежащие домашним хозяйствам, такие как автомобили и мебель.  Нефинансовые активы являются единственными «реальными» активами в том смысле, что финансовые активы и обязательства точно уравновешивают друг друга на мировом уровне и не способствуют глобальному нетто-богатству. Как правило, все активы и обязательства оцениваются по их преобладающим рыночным ценам. Корпорации включены в личное богатство через рыночную стоимость акций, принадлежащих домашним хозяйствам. Некотируемые акции обычно оцениваются на основе наблюдаемых рыночных цен для сопоставимых публично торгуемых компаний. 

 

Аналогичным образом мы определяем общественное (или правительственное) богатство Wgt как чистую совокупность государственных администраций и учреждений. В имеющихся балансах государственные нефинансовые активы, такие как административные здания, школы и больницы, оцениваются путем накопления прошлых инвестиционных потоков и их модернизации с использованием наблюдаемых цен на недвижимость. Мы определяем рыночное значение национального богатства Wnt как сумму частного и общественного богатства: Wnt = Wt + Wgt. Национальное богатство также может быть разложено на внутренний капитал и чистые иностранные активы: Wnt = Kt + NFAt. Внутренний капитал Kt, в свою очередь, может быть разложен как сумма сельскохозяйственных земель, жилья и другого внутреннего капитала (включая рыночную стоимость корпораций и стоимость других нефинансовых активов, находящихся в частном и государственном секторах, за вычетом их обязательств).

 

Альтернативной мерой богатства корпораций является общая стоимость корпоративных активов за вычетом обязательств, не связанных с капиталом, что мы называем балансовой стоимостью корпораций. Мы определяем остаточное корпоративное богатство Wct как разницу между балансовой стоимостью корпораций и их рыночной стоимостью (что является значением их акций). По определению, Wct равно 0, когда Тобин Q, – отношение рыночной и книжной ценностей, – равен 1. На практике существует несколько причин, по которым Тобин Q может отличаться от 1, так что остаточное корпоративное богатство порой положительно, порой отрицательно. Мы определяем национальное богатство в стоимостном выражении Wbt как сумму рыночного национального богатства и остаточного корпоративного богатства: Wbt = Wnt + Wct = Wt + Wgt + Wct. Хотя мы склонны предпочитать нашу рыночную концепцию национального богатства (или национального капитала), оба определения имеют свои достоинства.

 

Балансы создаются национальными статистическими институтами и центральными банками, использующими многие источники, подобные переписи, в частности, отчеты от финансовых и нефинансовых источников, – финансовые корпорации об их балансовой и внебалансовой позициях и исследования жилья. Метод вечной инвентаризации обычно играет второстепенную роль. 

 

2.1.2. Специальные вопросы, связанные с российскими счетами, доходами и богатством в России. 

 

Во-первых, мы уделяем особое внимание оценке оффшорного богатства. Вообще говоря, вопрос об оффшорном богатстве и трансграничных активах приобретает все большее значение на глобальном уровне в последние десятилетия (см. Zucman 2013, 2015). Россия, возможно, является той страной, где этот вопрос стал наиболее остро. Как мы увидим в разделе 3, когда мы представим наши результаты, в основных экономических и финансовых статистических данных России имеются значительные расхождения, и в частности, существует большой разрыв между очень высокими профицитами торговли в период 1990-2015 годов и относительно ограниченное накопление чистых иностранных активов. Бегство капитала и оффшорное богатство являются естественными кандидатами на звание причины сего парадокса, и в этой статье мы предлагаем метод и оценку вероятной величины оффшорного богатства. По определению такая оценка обязана быть крайне неточной. Но, учитывая неимоверную важность этого вопроса в случае России, мы считаем, что предпочтительнее представить правдоподобную оценку (основанную на прозрачном методе с использованием больших накопленных «ошибок и упущений»), а не вообще игнорировать проблему, так как именно изучение оффшорного богатства открывает путь к пониманию всей российской экономики. Как мы увидим, вопрос об оффшорном богатстве играет значительную роль в общем анализе накопления национального богатства в России по сравнению с другими странами. Далее мы фокусируемся на балансах после 1990 года в контексте настоящего документа и не пытаемся использовать существующие оценки и данные советских и досоветских источников. В Советском Союзе существовала долгая и объемная традиция балансов и накопления капитала. Однако система относительных цен, используемых в этих счетах капитала, мало похожа на данные постсоветского периода, поэтому мы решили начать наши балансовые ряды в 1990 году. Существуют также некоторые балансовые оценки досоветского периода, которые по некоторым масштабам более сопоставимы с современными оценками для других стран. 

 

Существующие оценки за 1913 год обычно показывают национальное богатство около 500-600% национального дохода, при этом большая часть этого богатства составляют сельскохозяйственные земли (см., Например, Goldsmith 1965). Если сравнить их с оценками после 1990 года, указанными в настоящем документе, то очень длинный образец для России будет аналогичен наблюдаемому для западных стран (Piketty and Zucman, 2014): большое и относительно стабильное национальное богатство, – национальное  в долгосрочной перспективе, – но с существенными изменениями в составе (смена сельскохозяйственных земель на жилье и другой внутренний капитал). 

 

2.2. Данные по распределению доходов и богатства в России. 

 

2.2.1.  Данные распределения доходов.

 

Мы строим наши выводы о распределении доходов путем объединения национальных счетов, опросов, богатства и фискальных данных. Точнее, мы проводим три шага: мы начинаем с данных обследования домашних хозяйств (шаг 1), которые мы исправим с использованием данных по подоходному налогу для лиц с высокими доходами и обобщенных методов интерполяции Парето (Бланшет, Фурнье и Пикетти, 2017) (шаг 2  ). Затем мы используем национальные счета и данные о неравенстве богатства для того, чтобы налагать освобожденный от налогов доход капитала (шаг 3). Эта методология в три этапа отражает то, что использовалось для Китая Пикетти, Яном, Цучманом (2017), с рядом важных отличий. В частности, данные о подоходном налоге имеют разную форму в России и в Китае. В Китае с 1980 года существует относительно стандартная система прогрессивного подоходного налога (с градуированными налоговыми ставками от 0% до 45%) (с незначительными изменениями), но мы знаем только количество и общий доход налогоплательщиков с годовым налогооблагаемым доходом выше определенного порога (обычно 120 000 юаней), и данные на ежегодной основе доступны только с 2006 года. У России, напротив, есть плоский 13%-й подоходный налог с 2001 года. В 2008 году налоговая администрация начала выпускать ежегодные таблицы, которые  в какой-то степени богаче китайских данных, в том смысле, что они предоставляют информацию о количестве налогоплательщиков для большего количества т.н. «оценочного дохода», включая очень высокие скобки (налогоплательщики с годовым доходом от 10 до 100 миллионов рублей, 100 и 500 миллионов, 500 миллионов и 1 миллиард, 1 и 10 миллиардов и более 10 миллиардов рублей).  

 

В главе 3 мы фокусируемся на наших контрольных данных, которые относительно консервативны и обеспечивают промежуточные уровни неравенства в диапазоне вариантов, которые мы рассматриваем. Следует подчеркнуть, что во всех возможных вариантах число налогоплательщиков с очень высоким уровнем дохода намного выше по данным налогообложения, чем в данных самоотчетных опросов, так что наши исправленные оценки неравенства (и, в частности, наши исправленные 10% и 1% долей дохода) намного больше, чем предполагают необработанные данные обследований. Понятно, что имеющиеся в России таблицы налогов подоходного налога несовершенны, что и очевидно для такой страны. Публикация улучшенных таблиц позволила бы построить более точные и подробные оценки неравенства доходов в России, но российское правительство вероятнее всего на это никогда не пойдет. 

 

Насколько нам известно, впервые в России используются статистические данные о налогах на прибыль в России (которые доступны на веб-сайте российских налоговых органов). Некоторые исследователи использовали образец деклараций о доходах на индивидуальном уровне из города Москвы, который был датирован 2004 годом. В выборке содержится гораздо больше информации, чем в таблицах, которые мы используем в этой статье, но, к сожалению, данные не были общегосударственными и охватывали лишь несколько лет. Что обнадеживает для наших целей, так это то, что данные в Москве привели к количественным результатам, которые в целом сходны с тем, что мы находим здесь: коэффициент Джини подскочил с 0,3-0,4 в данных самоотчетных опросах до более 0,6 с использованием данных утечки налогов и  верхняя 10%-я доля дохода переместилась с 30% до более чем 50% от общего дохода. Все данные о таблицах национального подоходного налога и итоговые оценки приведены в онлайн-приложении. Что касается данных обследований домашних хозяйств, мы используем данные обследований RLMS (за период 1994-2015 гг.) и данные обследования HBS за предыдущие годы (данные HBS доступны в течение периода 1989-2015 гг., сопоставимые советские исследования проводились в 1980, 1985 и 1988 гг., и мы также используем их). Оба обследования (RLMS и HBS) имеют хорошо известные преимущества и жуткие недостатки. Мы предполагаем, что они обеспечивают приемлемое описание распределения доходов ниже 90-го процентиля (p0 = 0,9). Для использования таблиц подоходного налога, доступных в течение периода 2008-2015 годов, мы применяем обобщенные методы интерполяции Парето (Blanchet, Fournier and Piketty 2017) и кусочно-линейные поправочные коэффициенты f (p) выше p0 до процентилей, предоставляемых налоговых данных, чтобы исправить верхнюю часть распределения (аналогично методу, используемому Piketty-Yang-Zucman 2017, и описана в Alvaredo et al., 2016). Получающееся в результате увеличение коэффициентов Pareto верхнего дециля используется для корректировки оценочных размеров Парето в период 1980-2007 годов. По сути, это приводит к небольшим восходящим корректировкам неравенства в  необработанном исследовании в период 1980-1990 годов и постепенному увеличению корректировок вверх после 1990 года. Наконец, мы используем табличные данные из советских доходов, которые уже велись и использовались в течение 1928, 1934, 1956, 1959 гг. и регулярно до 1989 г. другими исследователями (см., в частности, Бергсон, 1942, 1944, и основные работы Аткинсона и Миклуота 1992 г., которые предоставляют обширную коллекцию неплохих обзоров, где вы найдете данные для России и стран Восточной Европы при коммунизме, см. также Флемминг и Миклуарт 2000, опрос). 

 

Чтобы обеспечить сравнение с досоветским неравенством, мы также используем таблицу распределения доходов, которая была оценена царскими налоговыми органами на 1905 год в рамках подготовки к возможному введению подоходного налога (который, разумеется, не был введен, поэтому это нельзя сравнивать с фактическими данными). Как мы объясняем в главе 3, точность полученной оценки не должна считаться особенно большой, хотя порядки величины кажутся нам правдоподобными.

 

2.2.3. Данные распределения богатства.  

 

Мы также предоставляем данные распределения богатства для России в период 1995-2015 годов (которую мы затем используем для распределения освобожденных от налогов доходов от капитала). Чтобы построить эти оценки, мы используем данные Forbes и применяем обобщенные методы интерполяции Парето. Здесь есть два замечания. 

 

Во-первых, как мы объясняем далее в главе 2, когда мы приводим полученные оценки, существует существенная неопределенность относительно точного уровня концентрации богатства в России. Количество российских миллиардеров, зарегистрированных в международных рейтингах, таких как список Forbes, чрезвычайно велико по международным стандартам. По данным Forbes, общее богатство миллиардеров было очень маленьким в России в 1990-х годах, значительно увеличилось в начале 2000-х годов и стабилизировалось примерно на 25-40% национального дохода в период с 2005 по 2015 год (с большими вариациями из-за международного кризиса и страшного падения российского фондового рынка после 2008 года). Это намного больше, чем соответствующие цифры в западных странах: общее богатство миллиардеров составляет от 5% до 15% национального дохода в Соединенных Штатах, Германии и Франции в 2005-2015 годах по данным Forbes, несмотря на то, что средний доход и среднее богатство намного выше, чем в России. Это наводит на мысль, что концентрация богатства на самой верхушке в России значительно выше, чем в других странах, что, несомненно, связано с коррумпированностью властей страны. Проблема, однако, в том, что данные миллиардеры – это очень маленькие группы людей (около 100 миллиардеров, которые являются гражданами России в конце указанного периода, большинство из которых являются резидентами России по версии Forbes). Нужно сделать достаточно смелые предположения, чтобы перейти оттуда к оценкам топ-10% или даже 1% сверху и 0,1% от распределения. В приложении мы представляем ряд альтернативных данных, основанных на явных предположениях и обобщенных методах интерполяции Парето. К сожалению, существует значительная неопределенность в отношении этих оценок. Мы знаем, что Россия – страна с большим неравенством в богатстве, но мы не знаем точной степени концентрации богатства (например, мы не можем обеспечить точное сравнение с США). Мы очень надеемся, что новые источники данных и методы будут разработаны в будущем, чтобы улучшить эти оценки. Мы вернемся к этому обсуждению, когда представим наши итоговые данные в 4.14. 

 

Несмотря на то, что существует значительная неопределенность в отношении точной величины концентрации богатства, это оказывает относительно ограниченное влияние на наши окончательные оценки неравенства в доходах. Как описано выше, мы используем оценки неравенства богатства для распределения освобожденных от налогов доходов от капитала (как правило, нераспределенной прибыли корпораций и вмененной арендной платы), предполагая, что совместное распределение финансовых доходов и не фискальных доходов (т.е.  Gumbel copula с параметром ; = 3.15.). Мы показываем, что использование ряда альтернативных вариантов распределения богатства мало влияет на доли конечного дохода, в первую очередь потому, что верхние поступления в бюджетные доходы уже очень велики (предполагая, что они уже включают значительную часть высоких доходов от экономического капитала и доходы от предпринимательской деятельности), а затем потому, что нефискальный доход не является очень большим компонентом дохода, а все данные неравенства богатства характеризуются большой концентрацией. 

 

Глава вторая. 

 

Рост частной собственности в России.

 

В этой главе мы представляем наши основные результаты, касающиеся эволюции совокупного частного и общественного богатства в России после падения Советского Союза. Первым крупным изменением, произошедшим между 1990 и 2015 годами, является, конечно, переход от коммунизма к капитализму, т. е. от общественной к частной собственности. 

 

3.1. Общая эволюция национального, государственного и частного богатства. 

 

Согласно нашим базовым оценкам, чистые национальные богатства в 1990 году составляли чуть более 400% национального дохода, в том числе около 300% чистого общественного богатства (примерно три четверти) и немногим более 100% для чистого частного богатства (одна четверть). В 2015 году пропорции в основном меняются: чистое национальное богатство составляет 450% национального дохода, в том числе более 350% для чистого частного богатства и менее 100% для чистого общественного богатства. Резкое падение чистого общественного богатства произошло всего через пару лет с 1990 по 1995 год, следуя так называемой стратегии шоковой терапии и ваучерной приватизации. Также стоит отметить, что совокупное национальное богатство сначала упало относительно национального дохода между 1990 годом и 1999 годом, – более 400% национального дохода до примерно 300%, т. е. совокупное национальное богатство упало даже больше, чем национальный доход. Затем он значительно вырос в период с 1999 по 2008-2009 годы, достигнув около 550% национального дохода. Этот пик соответствует очень большому росту цен на российском рынке акций и цен на жилье в течение этого десятилетия. Цены на активы упали после финансового кризиса, а совокупное национальное богатство вернулось к примерно 450% национального дохода в 2015 году, уровень которого лишь немного выше по сравнению с тем, что было в 1990 году. Основным преобразованием в 1990-2015 годах является переход в частную собственность многих предприятий, тогда как совокупная ценность национального богатства остается примерно постоянной. Чтобы лучше понять работу этих процессов, важно смотреть отдельно на разные категории активов. Мы начинаем с роста частного богатства. Одним из ключевых достижений является решающая роль жилья. Другой внутренний капитал (в основном состоящий из неинкорпорированных предприятий, принадлежащих непосредственно домохозяйствам) и сельскохозяйственные земли (которые в значительной степени были приватизированы в течение 1990-х годов) со временем увеличивались, но эти активы играли относительно ограниченную роль по сравнению с ростом частного жилья, что увеличилось от менее 50% национального дохода в 1990 году до 250% национального дохода в 2008-2009 годах (на пике пузыря на рынке жилья), до примерно 200% национального дохода к 2015 году. 

 

В дополнение к изменениям цен на недвижимость,  постепенный рост частного жилья в период между 1990 и 2015 годами может быть вызван тем, что приватизация жилья происходила более непрерывным образом, чем метод приватизации ваучеров, используемый для компаний. Обычно арендаторам было предоставлено право приобретать жилье по относительно низкой цене, но им не нужно было сразу пользоваться этим правом. Из-за различных экономических, политических и психологических факторов многие российские домохозяйства ждали до конца 1990-х годов и даже 2000-х годов этого права. Особенно бросается в глаза очень низкий уровень зарегистрированных финансовых активов, принадлежащих российским домохозяйствам (по официальным данным Финансовые балансы Росбанка).

 

Финансовые активы домашних хозяйств всегда составляли менее 70-80% национального дохода на протяжении 1990-2015 годов, и они часто составляли менее 50% национального дохода (например, лишь 20-30% национального дохода в конце 1990-х годов и в начале 2000-х годов). По сути, это похоже на то, что приватизация российских компаний не привела к существенному долгосрочному росту стоимости финансовых активов домашних хозяйств, несмотря на то, что теперь можно владеть финансовыми акциями в российских фирмах, что кажется особенно парадоксальным. 

 

Первоначальное снижение финансовых активов было предсказуемым. Еще в 1990 году финансовые активы домашних хозяйств (которые в то время в основном состояли из сберегательных счетов) составляли около 70-80% национального дохода. Неудивительно, что эти сбережения советской эпохи были буквально уничтожены гиперинфляцией начала 1990-х годов. Индекс потребительских цен умножился почти на 5000 в период с 1990 по 1996 год, с годовой инфляцией порядка 150% в 1991 году, 1500% в 1992 году, 900% в 1993 году, 300% в 1994 году и 150% в 1995 году. Новый рубль, – в размере 1000 старых рублей, – был введен в 1998 году, а инфляция стабилизировалась примерно в 20-30% в год в среднем за период с 1996 по 2006 год. Учитывая колоссальную инфляцию в период 1991-1995 годов, сбережения советских времен почти ничего не стоили на конец 1990-х годов.

 

Более удивительно, почему новые финансовые активы, которые были накоплены российскими домохозяйствами в 1990-х годах, в частности, посредством ваучерной приватизации, не компенсировали эту потерю. Конечно, когда ваучеры были впервые введены в 1992-1993 годах, российским домохозяйствам было очень сложно узнать, что делать с этими новыми финансовыми инструментами и поставить на них цену. В более общем плане можно утверждать, что в хаотическом денежно-политическом контексте 1990-х годов не удивительно, что рыночная стоимость финансовых активов домашних хозяйств оставалась относительно низкой до середины и конца 1990-х годов. Труднее понять, почему такие чрезвычайно низкие оценки сохраняются после этого. В частности, несмотря на впечатляющий бум российского фондового рынка, который произошел в период с 1998 по 2008 год, поразительно видеть, что общие финансовые активы, зарегистрированные как принадлежащие российским домохозяйствам, в 2008 году составляли чуть более 70% национального дохода, то есть уровень, наблюдаемый в 1990 году. 

 

На наш взгляд, основным объяснением этого парадокса является тот факт, что небольшая подгруппа российских домохозяйств обладает очень значительным капиталом в оффшорах, т. е. незарегистрированными финансовыми активами в оффшорных центрах. Согласно нашим базовым оценкам, объем капиталовложений в оффшорные сети постепенно увеличивался в период с 1990 по 2015 год и составляет около 75% национального дохода к 2015 году, то есть примерно столько же, сколько зафиксированные финансовые активы российских домохозяйств. Это говорит о глубокой коррумпированности российского общества. По определению, оффшорные активы трудно оценить, и мы, конечно же, не делаем вид, что наши контрольные оценки совершенно точны. Но порядки величины кажутся разумными даже в том случае, если что-то может быть несколько недооценено. Теперь мы перейдем к более подробному изложению построений этих оценок состояния оффшорного капитала. 

 

3.2. Оценка объемов бегства капитала и оффшорного богатства в России. 

 

Чтобы оценить рост и величину оффшорного богатства, принадлежащего российским домохозяйствам, естественно начать с изучения эволюции торгового и платежного баланса России. Здесь поразительным фактом является контраст между очень большими торговыми излишками и относительно скромными иностранными активами. 

 

С начала 1990-х годов Россия увеличивает профицит торговли с каждым годом. Эти положительные данные торгового баланса, в основном обусловленные экспортом нефти и газа, составили около 5% национальный годовой доход в период между 1993 и 1998 годами, до 20% национального дохода в 1999-2000 годах, и в период с 2001 по 2015 год стабилизировалось около 10% национального дохода в год. 

 

В период 1993-2015 годов средняя торговля излишек приблизился к 10% национального дохода в год (9,8%). Иными словами, каждый год в течение более чем 20 лет российская экономика экспортирует около 10% своего годового объема производства, превышающего его импорт. Учитывая, что первоначальное финансовое положение страны в 1990 году было почти равным нулю (очень мало иностранных активов, очень небольшой внешний долг), это должно было привести к массовому накоплению иностранных активов российскими резидентами (правительством, домашними хозяйствами и корпорациями). 

 

Парадокс заключается в том, что чистые иностранные активы, накопленные Россией, на удивление малы: около 25% национального дохода к 2015 году. Если более подробно посмотреть на баланс России по отношению к остальному миру, мы обнаружим, что как иностранные активы (т. е. активы, принадлежащие российским резидентам в остальном мире), так и внешние обязательства (т. е. активы, принадлежащие  резидентами остального мира в России) значительно возросли после падения Советского Союза. Оба они были крайне малы в 1990 году (около 10% национального дохода), что отражает низкий уровень финансовой интеграции с остальным миром и сильный контроль над капиталом. К 2015 году иностранные активы достигли почти 110% национального дохода, а внешние обязательства были близки к 85% национального дохода, поэтому чистая позиция по иностранным активам составляла около 25% национального дохода. Как мы можем объяснить такой низкий уровень чистого накопления внешнего богатства? 

 

Очевидным объяснением является бегство капитала: некоторые российские граждане (и/или некоторые российские корпорации, действующие от имени физических лиц, и/или некоторые российские правительственные чиновники) каким-то образом смогли присвоить некоторые из излишков торговли для накопления оффшорного богатства, то есть иностранные активы, которые должным образом не регистрируются как таковые в официальной финансовой статистике России. Учитывая слабые стороны правовой и статистической системы России и широкое использование оффшорных компаний для организации деловых и финансовых операций в России за этот период (см., например, работу юристов, таких как Nougayrede 2014, 2015, 2017), а также глубокую коррумпированность всей российской властной системы, может быть, не слишком удивительно, что такие утечки могли произойти, ибо Россия, как мы знаем, очень коррумпированная страна с непрозрачным и нечестным правительством. 

 

Насколько велик соответствующий отток капитала и связанное с ним капитальное строительство? Если мы просто аккумулируем профицит торговли в период 1990-2015 годов, мы получаем около 230% национального дохода. Таким образом, можно сделать вывод, что суммарный отток капитала составляет порядка 200% национального дохода (при условии, что официальные чистые иностранные активы составляют менее 30% национального дохода). В принципе, следует также включать сюда совокупный поток доходов от капитала по этим иностранным активам, который в зависит от нормы прибыли, что может привести к значительно более высоким оценкам недостающего внешнего богатства (при общей сумме около 300% от сегодняшнего национального дохода России или более,  в зависимости от возврата). Ключевой вопрос: куда пропало без вести богатство, и как мы можем примирить различные объяснения этого феномена.  

 

Во-первых, следует учитывать тот факт, что доходность потока, полученная по иностранным активам, может быть ниже, чем возврат потока, выплачиваемый по иностранным обязательствам. Это и есть то, что указывает платежный баланс России: мы наблюдаем устойчивый отрицательный чистый поток иностранных доходов в течение периода 1990-2015 годов (около -3% национального дохода), несмотря на позитивную позицию чистого внешнего актива. Фактически значительная часть годового торгового баланса, – от одной четверти до одной трети, – была поглощена оттоком чистого капитала. Возможно, что этот отчетный дифференциал возврата также отражает некоторые формы бегства капитала, но мы не имеем точного способа это узнать. Далее следует учитывать прирост капитала и убытки, реализованные в портфеле иностранных активов и обязательств. Такие эффекты оценки могут потенциально быть огромными и учитывать наблюдаемое несоответствие между годовым профицитом текущего счета и наблюдаемой эволюцией чистых иностранных активов. То есть, если все российские инвестиции за рубежом оказались в бесполезных активах (потери капитала), тогда как все иностранные инвестиции в России выиграли от огромного увеличения стоимости (прирост капитала), тогда можно было бы в принципе объяснить, почему чистые иностранные активы в России настолько малы. На самом деле это имеет более простое объяснение: иностранные инвесторы купили российские активы в 1990-х годах, когда цены на фондовом рынке были крайне низкими и выиграли от быстро растущего фондового рынка 2000-х годов. Это отчасти объясняет, почему внешние обязательства возросли так сильно. 

 

Тем не менее, эффект дифференциального возврата и оценки недостаточен, чтобы полностью объяснить несоответствие между накопленным профицитом торговли и изменением чистой позиции по иностранным активам. Чтобы оценить величину оффшорного богатства (недостающие иностранные активы), мы применяем следующий метод. 

 

Мы учитываем наблюдаемый дифференциал в отношении доходности и прироста капитала и убытков по иностранным активам и обязательствам, и мы вычисляем сумму чистых ошибок и упущений по оттоку капитала в платежном балансе. Чистая ошибка и пропуски отражают незафиксированную экономию: они соответствуют разрыву между текущим балансом счета (плюс капитал) и чистой чистой иностранной экономией. К этой чистой ошибке и упущениям мы также добавляем отток капитальных трансфертов, который согласно принципам и определениям платежного баланса должен фиксировать изменения в резидентстве состоятельных российских жителей. Сумма чистой ошибки и упущений и оттоков капитала –  наша оценка годового оттока капитала (второй компонент обычно относительно небольшой, т. е. менее 10% от общего объема). Затем мы суммируем ежегодный отток капитала, делая различные предположения относительно нормы прибыли, и мы получаем контрольные оценки и более низкие и верхние варианты. 

 

Согласно нашим базовым оценкам, объем оффшорного богатства достигает примерно 75% национального дохода к 2015 году (против около 100% в варианте верхней границы и 55% в варианте с нижней границей). Эти оценки построены относительно консервативно: мы учитываем дифференциал в доходах портфеля, что также может отражать некоторую форму оттока капитала и манипулирования учетными записями иностранными инвесторами или российскими гражданами или бывшими гражданами. 

 

Наши контрольные оценки показывают, что у россиян есть примерно столько же финансовых богатств на море, сколько на суше (около 70-80% национального дохода в обоих случаях), то есть они владеют около 50% своего истинного общего финансового богатства на море. Это еще раз подтверждает наш тезис о распространенности в России коррупции и непрозрачных финансовых схем, что говорит о порочности всей российской экономической системы. 

 

Это та же оценка, полученная Зукманом (2014), которую мы можем считать обнадеживающей сильно приукрашенной. 

 

Однако мы должны еще раз подчеркнуть, что границы между различными формами недостающего богатства весьма неопределенны и трудно их оценить с абсолютной точностью, учитывая общее отсутствие международной финансовой прозрачности. То, что мы точно знаем, – это то, что масштабы накопленных профицитов в России и общее количество недостающих богатств в 1990-2015 годах чрезвычайно велики (по крайней мере, 200% национального дохода России). Сложнее узнать, кто владеет недостающим богатством и формой, которую он принимает, но мы подозреваем, что сейчас эти активы находятся на оффшорных счетах крупных российских чиновников. 

 

На общем уровне можно различать три разные категории бенефициаров: во-первых, есть чистые иностранцы (физические лица или корпорации, не имеющие первоначального связывания с Россией), которые накопили богатство, ведя бизнес в России с 1990-х годов с помощью дифференцированных ставок доходности и (так как иностранцы могут теперь обладать соответствующими богатствами в России или где-либо еще, или, возможно, потребляли его, а в некоторых случаях этот механизм мог бы также приносить пользу российским гражданам или иностранцам). Далее, есть граждане России (или бывшие русские граждане), которые сейчас являются иностранными резидентами, и которые смогли отвлекать активы через оффшорные операции. Наконец, есть граждане России, которые все еще имеют свое основное место жительства в России и которые могут отвлекать активы через оффшорные операции.  Наши оценки оффшорного богатства можно рассматривать как сумму двух последних компонентов. Мы не пытаемся обеспечить формальную разбивку между ними, то есть между российскими жителями и нерезидентами. Согласно статистике платежного баланса, капитальные трансферты составляют менее 10% от общей суммы чистых ошибок, пропусков и капитальных трансфертов, поэтому может возникнуть соблазн заключить, что российские резиденты являются первичными держателями. Это также будет соответствовать глобальным данным миллиардеров Forbes, согласно которым подавляющее большинство российских миллиардеров имеют свое основное место жительства в России. 

 

Еще более неопределенна природа целевых активов: часть оффшорного богатства может быть инвестирована в российские корпорации, а некоторые из них могут быть инвестированы за рубежом (например, особняк в Лондоне, замок во Франции или компанию в Германии,  США или где-либо еще). 

 

Проверяя список российских миллиардеров, выпущенных Forbes (которые вместе владеют активами более 400 миллиардов долларов, т. е. эквивалент примерно половины наших расчетных 800 миллиардов долларов в российском оффшорном богатстве) и информации о соответствующих портфелях богатства, опубликованных в Forbes и других журналах, может возникнуть соблазн заключить, что большая часть оффшорного богатства проводится в российских компаниях (в частности, в энергетическом и финансовом секторах). Исходя из этого, наша предпочтительная интерпретация имеющихся данных заключается в том, что значительная часть официальных иностранных обязательств России (более 80% национального дохода в 2015 году) фактически удерживается резидентами России через оффшорные счета. Учитывая, что список Forbes не предоставляет никакой информации о доле сообщенного миллиардера, находящегося в оффшорной зоне (мы подозреваем, что это очень большая доля, но мы не знаем), трудно идти дальше.

 

3.3. Рыночная стоимость и национальное богатство в стоимостном выражении. 

 

Теперь мы переходим к эволюции состава совокупного национального богатства (как государственного, так и частного) в России в период 1990-2015 годов. До сих пор мы ориентировались на национальное богатство рыночной стоимости. То есть, корпоративные активы оценивались по преобладающим ценам на фондовом рынке. Это объясняет значительную часть колебаний соотношения между национальными богатствами рыночной стоимости и национальным доходом: стоимость другого внутреннего капитала (который включает стоимость корпоративного капитала и нежилых несельскохозяйственных земель) очень мала в конце 1990-х – начале 2000-х годов из-за низкой рыночной стоимости российских компаний. Напротив, национальное богатство рыночной стоимости в 2008-2009 годах значительно выше, из-за высоких корпоративных и жилищных оценок. Другая, взаимодополняющая точка зрения на национальное богатство состоит в том, чтобы смотреть на национальное богатство, ориентированное на книги. То есть, стоимость корпораций определяется как разница между стоимостью их нефинансовых и финансовых активов и стоимостью их финансовых обязательств, не связанных с капиталом. Если мы применим это определение, мы обнаружим, что уровни другого внутреннего капитала и общего национального богатства гораздо менее волатильны. По сути, это устраняет колебания фондового рынка. Стоит также отметить, что национальное богатство в стоимостном выражении систематически превышает рыночное национальное богатство в России. 

 

Другими словами, коэффициент Q Тобина, т. Е. Соотношение между рыночной стоимостью и балансовой стоимостью всегда меньше единицы, в том числе на пике бума фондового рынка в 2008 году. Стоит отметить, что существует очень разные способы  интерпретировать тот факт, что Тобин Q систематически ниже единицы. Есть много стран с хорошо функционирующими правовыми системами, к которым Россия ни в коем случае не относится, где коэффициенты Q систематически ниже одного, например, Германии, Скандинавских стран или Японии (см. Piketty and Zucman, 2014). 

 

Стандартное объяснение – это модель заинтересованных сторон: различные участники, помимо акционеров, включая представителей рабочих, а иногда и областное правительство, разделяют корпоративную систему принятия решений, что может снизить рыночную стоимость акций, но не обязательно социальную ценность компаний. 

 

Разумеется, логичнее было бы думать о менее оптимистичной интерпретации низких коэффициентов Q, которые могут лучше соответствовать российскому делу, например, к плохо определенным правам собственности и низкой защите пакетов акций в компаниях (а также просто потому, что правовая система просто работает очень плохо). Еще одна причина, по которой менее одного Тобина Q в России может быть связана с низкой рыночной оценкой капитала, унаследованного от советской эпохи. 

 

История о чрезмерной и неконкурентоспособной советской промышленности достаточно известна. Но унаследованный капитал по-прежнему составляет значительную часть российского капитала, и многие отрасли промышленности искусственно поддерживаются в рамках государственной социальной политики. В какой-то степени это объяснение дополняет вышеупомянутое, поскольку правительство может уменьшить контроль над акционерами в наиболее прибыльных секторах, таких как природные ресурсы, в рамках более широкой системы распределения арендной платы (Gaddy and Ickes 2002, Gustafson 2012).

 

Вероятнее всего то, что этот низкий уровень рыночной оценки отражает важность оффшорных активов и юридического аутсорсинга в управлении и управлении российскими корпорациями и государством. То есть еще одна причина, по которой рыночная стоимость акций, торгуемых на российском фондовом рынке, относительно низка, может заключаться в том, что российские корпорации внедряются в сложную коррупционную и преступную связь контрактов и оффшорных юридических лиц, через которую управляется российская правовая система, а торгуемая на московском фондовом рынке часть акций – это только видимая часть.  

 

Некоторые из основанных на конкретных случаях доказательств, данных юристами-юристами, такими как Нугайре (2014, 2015, 2017), согласуются с этой интерпретацией. Для анализа этих проблем необходимы дополнительные исследования.  

 

3.4. Сравнение с западными и другими бывшими коммунистическими странами. 

 

Теперь мы сравниваем наши выводы об эволюции совокупного богатства в России с эволюцией, наблюдаемой в других странах. Рассмотрим сначала эволюцию соотношения частных богатств и национального дохода. В настоящее время хорошо известно, что с 1970-х по 1980-е годы общий прирост частного богатства по сравнению с национальным доходом во всех развитых странах вырос (Piketty and Zucman 2014; Piketty 2014). Эту эволюцию можно объяснить сочетанием факторов, в том числе сочетанием замедления роста и относительно высоких показателей сбережений (приводящих к высоким коэффициентам богатства и дохода, отчасти по отношению к старению), а также общего роста относительной цены на жилье и финансовые активы по сравнению с индексом потребительских цен, отражающие сложный набор институциональных и, возможно, технологических изменений (включая финансовое дерегулирование, окончание управления арендной платой, рост агломерационных эффектов и относительно медленный технический прогресс в строительстве и транспортировке по сравнению с другими секторами). 

 

Случай России, – вместе с Китаем и другими бывшими коммунистическими странами, – можно рассматривать как крайний случай этой общей эволюции, что отражает еще один критический объяснительный фактор, а именно приватизацию общественных активов. В России, как и в Китае, частное богатство было очень ограничено еще в 1980 году: чуть более 100% национального дохода в обеих странах по нашим оценкам. К 2015 году частное богатство достигло 500% национального дохода в Китае, то есть примерно на том же уровне, что и в США, и быстро приближается к уровням, наблюдаемым в таких странах, как Франция или Великобритания (550-600%). В России частное богатство также значительно увеличилось к национальному доходу, но соотношение «всего» порядка 350-400% в 2015 году, то есть на значительно более низком уровне, чем в Китае и в западных странах. Следует подчеркнуть, что разрыв будет еще более значительным, если мы не включим наши оценки состояния оффшорного богатства в личное богатство России. Более того, рост российского частного богатства был почти исключительно за счет общественного богатства в том смысле, что национальные  богатство, – сумма частного и общественного богатства, – почти не увеличивалось относительно национального дохода (с 400% в 1990 году до 450% к 2015 году).  

 

Напротив, национальное богатство Китая достигло 700% национального дохода к 2015 году. Широко расходящиеся закономерности накопления национального богатства, наблюдаемые в России и Китае, могут быть обусловлены рядом факторов. Во-первых, темпы сбережений в Китае заметно выше, – как правило, 30-35% против 15-20% в России (за вычетом амортизации). Если страна экономит больше, она должна накапливать больше богатства. Далее, китайские сбережения использовались большей частью для финансирования внутренних инвестиций и, следовательно, внутреннего накопления капитала в Китае. Напротив, очень большую долю – как правило, около половины, – национальная экономка России фактически использовала для финансирования иностранных инвестиций (через очень большие профициты торговли и излишки текущего счета), а не внутренних инвестиций. Это не обязательно плохо само по себе, за исключением того, что, как мы видели ранее, эти большие потоки иностранных сбережений не привели к большому накоплению богатства из-за общего неправильного управления излишками (плохие портфельные инвестиции, утечка капитала и утечки на море). 

 

Опять же, разрыв между Россией и Китаем был бы еще больше, если бы мы не включили оффшорное богатство в российское национальное богатство (как мы делаем в этой статье, очевидно, спорно, учитывая, что оффшорное богатство в значительной степени вне досягаемости Национального правительства России, во всяком случае официально). Напротив, если бы мы включили полную стоимость накопленных торговых излишков в национальное богатство России, то соотношение национального дохода и доходов в России будет на том же уровне, что и к 2015 году в Китае (около 700% национального дохода). Это иллюстрирует макроэкономическое значение этой проблемы. Наконец, еще одна причина, по которой коэффициенты дохода в области национального дохода Китая выше, чем в России, объясняется тем, что относительные цены на активы увеличились. В частности, коэффициенты Q Тобина намного ближе к одному в Китае (см. Piketty, Yang и Zucman 2017 для подробных разложений по объему цен накопления богатства Китая). Интерпретация этого вывода может отражать различные факторы (в том числе большую организованность держателей акций в России и/или менее хорошо защищенные права собственности и/или более законный аутсорсинг, см. обсуждение в предыдущем подразделе). 

 

Интересно также сравнить эволюцию общей доли государственной собственности в России и других странах. В развитых странах доля чистого общественного богатства в чистом национальном богатстве была значительно позитивной в период после Второй мировой войны до 1980 года, примерно в 15-25% национального богатства, что отражает низкий государственный долг и значительные государственные активы (включая корпоративные активы в  производство и финансирование в нескольких западных странах). Чистое общественное благосостояние значительно сократилось с 1980-х годов, обусловленное как ростом государственного долга, так и приватизацией государственных активов. К 2015 году нетто-общественное богатство приобрело негативное значение в Великобритании, Японии и США (и едва ли оно сейчас позитивно в Германии и Франции). Фактически это означает, что владельцы частных богатств владеют эквивалентом общих государственных активов (через финансовое посредничество и право собственности на государственный долг), а также часть будущих налоговых платежей (в странах с отрицательным чистым общественным достоянием).  Экс-коммунистические страны, такие как Россия, Китай и Чешская Республика, придерживались той же общей модели, что и развитые страны в последние десятилетия, а именно уменьшающейся доли публичной собственности, но начиная с гораздо более высокого уровня общественного богатства. В этих трех бывших коммунистических странах доля чистого общественного богатства в 1980 году составляла 70-80% и в 2015 году составляла 20% (Россия) и 30-35% (Китай и Чешская Республика), т.е.  который выше, но не сопоставим с тем, что наблюдается в «капиталистических» странах в период «смешанной экономики» (1950-1980 годы). 

 

Другими словами, эти страны перестали быть коммунистами, в том смысле, что государственная собственность перестала быть доминирующей формой собственности, но у них все еще гораздо больше значительного общественного богатства, чем у других капиталистических стран. Это объясняется как низким уровнем публичности, задолженностью и значительными государственные активы (в том числе в России в энергетическом секторе). В контексте России мы говорим об общей атмосфере недоверия и непрозрачности в экономической политике, а также о развитой коррупции. 

 

Существуют также сильные различия между этими странами. В частности, процесс приватизации в Китае был гораздо более постепенным, чем в России: он начался ранее и продолжаться ныне (хотя китайские власти также могут выбрать стабилизацию разрыва между государственным и частным секторами на нынешнем уровне). Постепенная схема приватизации, наблюдаемая в Чешской Республике, является промежуточной между этими двумя странами и в какой-то мере ближе к Китаю. С этой точки зрения подход «большого взрыва», «шоковой терапии», применяемый для приватизации России, по-видимому, заметно отличается от того, что следовало в других бывших коммунистических странах (что мы позже будем относить к различным траекториям неравенства). Было бы очень интересно сравнить эти модели с другими восточноевропейскими странами, но, к сожалению, всеобъемлющие балансы еще не собраны для большинства этих стран. Наконец, интересно сравнить бывшие коммунистические страны в отношении важности иностранных активов. Особенно поразительно сравнить ситуацию с Россией и Китаем, у которых есть положительные чистые иностранные активы (т.е. эти две страны имеют больше активов в остальном мире, чем иностранцы имеют в России и Китае) и восточноевропейские страны, которые имеют чрезвычайно негативные чистые иностранные активы (т.е. это в основном иностранные страны). Эти различия частично объясняются различиями в экономических и природных пожертвованиях. В частности, это имеет смысл для стран с большими (но не постоянными) природными ресурсами, такими как Россия, чтобы накапливать профицит торговли и запасы иностранной валюты на будущее. Это то, что наблюдается в большинстве стран, богатых нефтью, на Ближнем Востоке и в других местах. В контексте России это связано также с неразвитостью всех других сфер экономики, за исключением энергетического сектора. 

 

Но различия в политических институтах и идеологиях, похоже, играют еще большую роль, чем чисто экономические факторы. Как мы уже неоднократно подчеркивали, Россия не смогла накопить крупные иностранные активы, несмотря на эквивалент более 200% национального дохода в совокупном профиците торговли за период 1990-2015 годов. Напротив, такая богатая нефтью страна, как Норвегия, с сопоставимым профицитом торгового баланса (около 10% своего национального дохода в год за этот период) накопила очень большой суверенный фонд. Также поразительно видеть, что в Китае накоплены чистые иностранные активы, которые по величине аналогичны российским, в отсутствие каких-либо значительных запасов природных ресурсов и с гораздо меньшим профицитом торгового баланса (менее 3% национальный доход в среднем за период 1990-2015 годов). Это отражает более эффективное управление торговыми излишками и иностранными резервами (которые рассматриваются как критические для экономического и финансового суверенитета страны КПК), а также политический выбор ограничения прав иностранных инвесторов в Китае. 

 

Наконец, большие отрицательные позиции иностранных активов в странах Восточной Европы, очевидно, должны быть связаны с тем, что эти страны приняли стратегию развития, основанную на экономической и политической интеграции в рамках Европейского союза. Страны Восточной Европы в основном принадлежат иностранцам, а владельцы, как правило, управляют ими из стран ЕС (в частности из Германии). Таким образом, в некотором смысле это не совсем отличается от ситуации периферийных регионов, которые находятся в собственности более процветающих центральных регионов в крупной федеральной стране. Стоит также отметить, что эти модели иностранной собственности также имеют последствия для изучения внутреннего неравенства. В частности, как продемонстрировал Novokmet (2017), тот факт, что владельцы основных капитальных доходов, как правило, являются иностранцами, а не внутренними резидентами, вносит свой вклад в более низкую долю дохода в таких странах, как Чехия, Польша или Венгрия (по сравнению с такими странами, как Россия  или Германии). То есть страны с иностранным участием, как правило, имеют меньшее внутреннее неравенство (при прочих равных условиях). Это наводит на мысль о том, что России желательно распрощаться со своей независимостью для снижения неравенства. 

 

Мы вернемся к этому, когда мы сравним тенденции неравенства между странами. Наконец, обратите внимание, что значительная часть восточноевропейских стран (в частности, Польши, Венгрии и Болгарии) уже имела большие отрицательные чистые позиции по иностранным активам еще в 1990 году. Здесь картина была в основном изменением личности иностранного владельца (от России до Германии, в значительной степени). 

 

Глава третья. 

 

Рост неравенства доходов и богатства в России. 

 

Мы представляем наши результаты в отношении эволюции неравенства доходов и богатства в России. Мы начинаем с неравенства доходов и долгосрочных тенденций, прежде чем перейти к более тесному анализу последних десятилетий, сопоставлению с другими странами и, наконец, неравенству богатства.  

 

4.1. Неравенство доходов: долгосрочная картина. 

 

Наши общие результаты по долговременной эволюции неравенства в России за период с 1905 по 2015 г. обобщены на рисунках. Основная картина довольно очевидна: неравенство доходов было высоким при царской России, а затем упало до очень низких уровней в советский период и, наконец, поднялось до очень высоких уровней после падения Советского Союза.  Согласно нашим базовым оценкам, доля дохода в топ-10% составляла около 45-50% в 1905 году, снизилась примерно до 20-25% в советский период и в 1990-х годах снова выросла до 45-50%, прежде чем стабилизировалась на этом очень высоком уровне. Верхняя доля дохода в 1% в 1905 году несколько ниже 20%, в советский период упала до 4-5% и за последние десятилетия выросла до 20-25%. 

 

Несколько замечаний в порядке. Во-первых, эти широкие данные можно считать надежными, но небольшие вариации не следует воспринимать слишком буквально, учитывая сильные ограничения наших источников данных. В частности, наши контрольные оценки показывают, что уровни неравенства в царской и постсоветской России примерно сопоставимы. Очень высокие доходы кажутся немного большими в постсоветской России. Этот вывод можно интерпретировать таким образом, чтобы показать, что современные экономические и финансовые технологии (включая международные нефтяные рынки и оффшорное богатство) способны генерировать более экстремальное денежное неравенство, чем традиционные общества, такие как Императорская Россия. Можно также утверждать, что крайнее неравенство может быть менее драматичным (и более приемлемым), когда средний уровень жизни намного выше. Однако мы также должны четко указать, что различия между этими двумя периодами могут быть не совсем значительными, поскольку из-за отсутствия подробных данных по подоходному налогу и общей недостаточной финансовой прозрачности и коррумпированности российской правовой и экономической системы наши оценки за относительно короткий период времени (мы позже вернемся к этому); и следующее, а самое главное, потому что оценка за 1905 год неточна. 

 

Она опирается не на фактические данные по подоходному налогу, которые никогда не были реализованы в царской России, а на прогнозы подоходного налога, которые были сделаны Имперским налоговым управлением в то время, когда режим рассматривал возможность введения такого налога. Аналогичные оценки были сделаны в аналогичном контексте в других странах конца 19-го и начале 20-го веков (например, во Франции), и сравнение этих прогнозов с фактическими данными о подоходном налоге, полученными в результате применения новой налоговой системы, показало, что налог администрация значительно недооценивала высокие уровни доходов (см. Piketty, 2001). Конечно, мы никогда не узнаем, что произошло бы, если бы налог на доходы был бы реализован в царской России, но вероятно, что результат был бы выше тогда. Представляется более безопасным сделать вывод о том, что уровни неравенства в царской и постсоветской России очень высоки, – и примерно сопоставимы, возможно, с более высоким уровнем в более позднем периоде. Наконец, стоит подчеркнуть, что меры денежного неравенства, очевидно, пренебрегают неденежными измерениями неравенства, что может привести к смещению неравенства со временем по всему обществу. Например, неравенства в личном статусе и основных правах (включая права на мобильность) были широко распространены в царской России и сохранялись долгое время после официальной отмены крепостного права в 1861 году. Суммирование такого неравенства с помощью единого денежного показателя явно

чрезмерное упрощение сложного набора силовых отношений и социального господства, и их следует иметь в виду при проведении исторических и международных сравнений. Это же общее замечание относится и к советскому периоду. Денежное неравенство было сокращено до очень низких уровней при советском коммунизме (а также в других коммунистических странах, как мы увидим позже). Например, доля 1% дохода в размере около 4-5% означает, что топ-1% владельцев дохода зарабатывают всего 4-5 раз больше среднего дохода того времени, по сравнению с 20 раз, когда верхняя 1% доля равна 20%. Это нежелание полагаться на расширенные денежные иерархии является особенностью, которая подтверждается всеми советскими обследованиями домохозяйств и административными документами по шкалам окладов. Кроме того, советский режим отменил частную собственность (за исключением некоторых случаев для небольших капиталовложений) и, следовательно, подавил высшие капитальные доходы (которые в других обществах всегда представляют собой значительную часть верхних доходов). Он также очень сильно сжал иерархию зарплат и трудовых доходов. Однако это, очевидно, не означает, что у советской элиты не было доступа к превосходным товарам, услугам и возможностям. Это могло бы иметь разные формы – доступ к специальным магазинам, отпускам в других странах и т.д., что фактически позволило бы советским топ-1% пользоваться жизненным уровнем, который в некоторых случаях мог бы быть значительно выше, чем в 4-5 раз средних доходов (хотя, вероятно, это было немного ниже, чем при царизме или в постсоветской России). К сожалению, у нас нет возможности количественно оценить это.

 

Наконец, стоит отметить, что хотя в течение советского периода денежное неравенство было очень низким, есть интересные среднесрочные колебания. А именно, мы наблюдаем очень сильное сжатие распределения доходов на первом этапе революции (что привело к большому упадку неравенства между 1905 и 1925 годами), за которым последовало относительное расширение иерархии доходов между 1925 и 1956 годами в сталинский период, постепенное снижение в период между 1956 и 1980 годами и рост в 1980-х годах и в начале экономических реформ. Эта периодизация уже была отмечена другими учеными, использующими советские источники в отношении распределения доходов и заработной платы (см., например, Аткинсон и Миклуарт, 1992).  

 

4.2. Кто выиграл от постсоветского перехода?  

 

Теперь мы рассмотрим более подробную информацию за последний период. Во-первых, поразительно видеть, что рост неравенства в доходах произошел очень быстро после падения Советского Союза. Согласно нашим базовым оценкам, 10%-я доля доходов выросла с менее чем 25% в 1990-1991 годах до более чем 45% в 1996 году. Стоит также отметить, что этот огромный рост произошел в результате массового краха нижней 50-процентной доли, которая снизилась с примерно 30% общего дохода в 1990-1991 годах до менее 10% в 1996 году, прежде чем постепенно вернуться к 15% к 1998 году и примерно 18% к 2015 году. 

 

Нет сомнений в том, что гиперинфляция сыграла ключевую инструментальную роль в крахе донных доходов. Между 1990 и 1996 годами цены были увеличены в 5000 раз. Инфляция была особенно высокой в 1992-1993 годах после того, как официальная либерализация цен произошла 1 января 1992 года. Большая часть нижних 50% доходов состояла из пенсионеров и низкооплачиваемых работников, номинальные доходы которых не были полностью проиндексированы к инфляции цен, что привело к  массовому перераспределению и обнищанию десятков миллионов домохозяйств России (особенно среди пенсионеров). Низкие пенсии и заработная плата затем выиграли от постепенного восстановления в период с 1996 по 2015 год, но они никогда полностью не возвращались к своей относительной доле в 1990-1991 годах. Вместе с этим процессом быстрого коллапса и частичного восстановления для групп нижнего дохода мы наблюдаем более постепенный и непрерывный процесс роста долей в 1% дохода с менее чем 6% в 1989 году до примерно 16% в 1996 году и более 26% в 2008 году. Первая доля в 1% после этого снизилась после финансового кризиса 2008-2009 годов и стабилизировалась примерно на 20-22% с 2010 года. Если мы рассмотрим период 1989-2016 гг. в целом, средний национальный доход на взрослого населения увеличится на 41% по нашим базовым оценкам, т. е. примерно на 1,3% в год. Тем не менее, различные группы по доходам сильно различаются. Низкие 50%-е получатели выиграли от очень небольшого или отрицательного роста, средний 40% от положительного, но относительно скромного роста, а верхние 10% от очень больших темпов роста; периодизация уже была отмечена другими учеными, использующими советские источники в распределении доходов и заработной платы (см., например, Аткинсон и Миклуарт, 1992). 

 

С этой точки зрения, 1989-2016 годы сильно отличаются от периода 1905-1956 годов, когда большая часть роста снижалась до 90%, а также с периода 1956-1989 годов, когда распределение было примерно постоянным, а рост был относительно сбалансированным по всем группам. Тот факт, что кривая падения роста за период 1989-1996 годов демонстрирует сильный восходящий профиль, полностью согласуется с недавними результатами, представленными в докладе ЕБРР о динамике неравенства в переходном периоде 2016 года  экономики. Однако есть две отличия. Во-первых, кривая падения роста, еще сильнее склоняется к верхним доходам, чем показатель, представленный в отчете ЕБРР. Это связано с тем, что мы используем скорректированные данные неравенств, объединяющие данные опросов с данными о подоходном налоге и данными о богатстве, в то время как кривая роста ЕБРР зависит только от данных самоотчетов. Далее, в отчете ЕБРР используется другая концепция дохода, которую мы делаем, и она имеет более высокий совокупный рост среднего дохода за период 1989-2016 годов (т. е. около +70% вместо +41%). Мы считаем, что предпочтительнее использовать для взрослого национального дохода (как и мы), и мы признаем, что очень сложно сравнивать реальные доходы на советский и постсоветский периоды удовлетворительным образом. Например, если бы мы оценивали затраты и благосостояние в условиях дефицита и очередей в 1989-1990 годах, то возможно, что наши совокупные показатели роста могут возрасти с +41% до +70% или более. В более общем плане мы должны четко указать, что мы не сомневаемся в том, что благосостояние подавляющего большинства населения улучшилось после окончания коммунизма.  Интересный вопрос заключается в том, могло ли оно улучшиться еще более сбалансированным и уравновешенным образом с различной политикой и другой траекторией неравенства. Следует также отметить, что коррекция данных по налогу на прибыль играет гораздо большую роль, чем коррекция данных о богатстве в наших исправленных оценках неравенства. 

 

Это отражает тот факт, что в таблицах с подоходным налогом имеется значительное количество деклараций с очень высокими потоками бизнеса и капитала. Это также перестрахование в том смысле, что данные, доступные для исправления богатства (а именно данные Forbes миллиардера), относительно ограничены и неопределенны. Во всех вариантах исправленные уровни неравенства существенно выше, чем уровни необработанных опросов, и относительно близки по величине к нашей серии тестов (по международным и историческим стандартам). Наконец, интересно отметить, что наш скорректированный коэффициент Джини достигает своего пикового значения  в 1996 году, из-за очень низкой доли 50%, измеренной в этом году. Это контрастирует с топ-10% и топ-1% доли дохода, которые достигают своего пикового уровня в 2007-2008 годах. Это иллюстрирует необходимость выходить за рамки оценок синтетического неравенства и отдельно смотреть на разные сегменты распределения.  

 

4.3. Международные сопоставления. 

 

Теперь мы переходим к международным сопоставлениям. Сначала мы сравниваем долгосрочную эволюцию неравенства доходов в России и странах Запада (здесь мы рассматриваем США и Францию как примеры, Франция относительно репрезентативна западноевропейской модели). В некотором роде Россия выглядит как крайняя версия длинного U-образного рисунка, наблюдаемого на Западе в XX веке. В начале 20-го века неравенство доходов находилось на очень высоком уровне практически везде, как в России, так и в США и Франции. Учитывая ограниченные данные, которые мы уже обсуждали, трудно провести точные сопоставления уровней неравенства в разных странах примерно в 1900-1910 годах (за исключением того, что все они были очень высокими). Имеющиеся данные свидетельствуют о том, что акции с высокими доходами находились на сопоставимых уровнях в России и США и, возможно, на несколько более высоких уровнях во Франции, но наблюдаемые пробелы не очень велики. Кроме того, если учесть, что капитализм laissez-faire вел мир к хаосу и нуждался в регулировании более сильной государственной политикой. Большевистская революция также способствовала побуждению западных элит к принятию политических изменений, которые они в основном отказались проводить до первой мировой войны. В свою очередь, неудача и окончательное падение советского режима в конце 1980-х годов способствовали прорыночным идеологическим сдвигам. Далее, особенно интересно сравнить траектории неравенства, за которыми следуют Россия и бывшие коммунистические страны. Все восточноевропейские страны, для которых у нас есть исторические данные, в частности Польша, Чехия и Венгрия, характеризуются высокими уровнями неравенства в начале 20-го века и в межвоенный период, низким уровнем неравенства в коммунистический период (1945-1990 годы) и высоким растущим неравенством с 1990 года. Отметим, что, хотя все коммунистические страны характеризуются необычно низким уровнем денежного неравенства, существуют интересные варианты: неравенство, как представляется, особенно низкое в Чешской Республике и Венгрии, при этом доля доходов 1% ниже 3%, а не 4-5  %, как в России (около 6% в конце сталинского периода). 

 

Тот факт, что советское неравенство в целом выше, чем в восточноевропейских коммунистических режимах, был отмечен другими исследователями, использующими данные исторических исследований и данные о доходах для коммунистических стран в этот период. В частности, этот вывод также применим к другим показателям дисперсии, таким как отношение P90/P10. Мы ссылаемся, в частности, на работу Аткинсона и Миклерайт (1992), которые подчеркивают, что российское неравенство в 1960-1970-х годах в какой-то мере является промежуточным звеном между восточноевропейским уровнем (Венгрия, Польша, Чехословакия) и британским уровнем и которые также обнаруживают, что гендерное неравенство во всех коммунистических странах (в сравнении с Великобританией и другими западными странами) значительно сократилось в 1960-1970-е годы, причем в 1980-х годах несколько сократился разрыв (к сожалению, наши источники данных не позволяют нам смотреть на  гендерные разрывы в долгосрочной перспективе в России). Что касается недавнего периода, то поразительно видеть, что неравенство в России выросло до гораздо более высоких уровней (при этом доля доходов 1% дохода достигает 20-25%), чем в Странах Восточной Европы (где доля топ-1% приходится на 10-14% в конце периода). Хотя наши данные по подоходному налогу для России имеют множество ограничений (таблицы доходов подоходного налога, доступные для восточноевропейских стран, намного более обширны и недавно были использованы Novokmet 2017), разрыв с другими бывшими коммунистическими странами кажется достаточно большим. Это также согласуется с данными миллиардеров Forbes, которые показывают необычно большое количество российских миллиардеров с 1990-х по 2000-е годы по сравнению с другими бывшими коммунистическими странами, а также по сравнению с другими частями мира. Хотя наши источники данных слишком ограничены, чтобы обеспечить полный анализ разрыва неравенства между Россией и другими бывшими коммунистическими странами, представляется естественным ссылаться на различные стратегии перехода посткоммунизма, которые проводились в разных странах, и в частности  очень быстрая «шоковая терапия» и стратегия приватизации ваучера, которая проводилась в России. Правдоподобная интерпретация имеющихся данных заключается в том, что приватизация ваучера происходила так быстро и в таком хаотичном денежно-кредитном и политическом контексте, что небольшие группы лиц смогли выкупить большое количество ваучеров по относительно низким ценам, а также в некоторых случаях получать высокодоходные сделки с государственными органами (например, через известные соглашения о займах для акций). Этот процесс, наряду с бегством капитала и ростом оффшорного богатства, привел к значительному повышению уровня богатства и концентрации доходов в России, чем в других бывших коммунистических странах. Как уже упоминалось выше, тот факт, что значительная часть основного капитала принадлежит иностранным держателям богатства в странах Восточной Европы, также способствует снижению неравенства. 

 

К сожалению, ряд данных, которые мы имеем для Китая, намного короче (они начинаются в 1978 году), но они также показывают, что растущее неравенство в России значительно сильнее, в то время как Китай, по-видимому, ближе к восточно-европейскому образцу. По нашим оценкам, неравенство в Китае было несколько выше, чем в России в 1980 году (в частности, в связи с существенным разрывом между городом и деревней) и в настоящее время в России значительно больше. Это может быть связано с тем, что процесс приватизации был намного более постепенным в Китае, где государственные органы по-прежнему контролируют большинство корпораций (см. Piketty, Yang и Zucman 2017). Этот вывод снова согласуется с данными миллиардера Forbes, демонстрируя гораздо более высокий уровень богатства миллиардеров в России, чем в Китае. Мы, конечно, не должны предполагать, что единственная причина для более высоких доходов в России полностью связаны с различными стратегиями приватизации и, как следствие, различиями в структуре сегодняшней собственности. В то время как высокие капитальные и бизнес-доходы, безусловно, играют важную роль (они, вероятно, составляют значительную часть налогоплательщиков с верхней скобкой в таблицах налогов на прибыль в России), весьма вероятно, что важная роль также имеет более высокое неравенство в трудовых доходах в России. 

 

Вообще говоря, предыдущая работа по динамике неравенства в странах с переходной экономикой показала ключевую роль сил рынка труда и неравенства в оплате труда (см., например, Флемминг и Миклуарт, 2000 год, Емстов, 2008 год, Миланович и Эрсадо, 2010 год, ЕБРР, 2016 год). К сожалению, данные, которые мы используем в настоящей статье, не позволяют нам должным образом распутать эти разные факторы. Необходим доступ к более подробным данным по подоходному налогу (с разбивкой по категориям доходов) для оценки соответствующей роли доходов от капитала, доходов от самостоятельной занятости и доходов от заработной платы в результате роста неравенства в России по сравнению с другими странами. Наконец, мы представляем наши выводы о неравенстве богатства. Согласно нашим контрольным данным, концентрация богатства значительно увеличилась в России в период с 1995 по 2015 год и сейчас значительно выше, чем в таких странах, как Китай или Франция, и уровень, который сопоставим или даже выше, чем Соединенные Штаты. Однако мы должны подчеркнуть, что эти оценки неравенства в отношении богатства еще более хрупкие, чем наши ряды по неравенству доходов. Источники данных, доступные для изучения богатства в России, к сожалению, гораздо более ограничены, чем изучение доходов (где мы можем полагаться на совокупность данных обследований доходов домашних хозяйств и данных о подоходном налоге). Не существует надежного обследования домашних хозяйств, и нет данных о налогах на имущество и нет данных о наследовании (действительно, такие налоги даже не существуют в отсталой России).  

 

В отличие от Франции и США (где у нас есть подробные микрозаймы с подоходным налогом с потоками капитала, которые можно капитализировать, и где у нас также есть доступ к налоговым данным наследования и обследованиям семейного богатства), в отличие от Китая (где по крайней мере, у нас есть опросы домохозяйств), все, на чем мы должны изучать неравенство в сфере благосостояния в России, – это данные миллиардеров Forbes. Это немного лучше, чем ничего, а потому мы делаем все возможное, чтобы объединить данные миллиардера Forbes с нормализованными данными распределения богатства для других стран и обобщенные методы интерполяции Парето для получения прозрачных оценок, но мы подчеркиваем, что различные варианты (основанные на альтернативных предположениях относительно использования данных Forbes) приводят к  значительным погрешностям. 

 

Мы можем с достаточной степенью уверенности убедиться в том, что неравенство богатства в России очень велико по международным стандартам, но нельзя быть уверенным, например, в том, насколько высокие доли в России, ниже ли они или выше, чем в США. Они, безусловно, выше уровня в 100 лучших людей, но нам нужна дополнительная информация о лицах, которые владеют (скажем) от десяти до ста миллионов долларов (а не только от миллиардеров), чтобы иметь возможность сделать вывод о том, что 1% или верхняя доля дохода в размере 0,1% (не говоря уже о 10% доли). 

 

Глава четвертая. 

Заключительные комментарии и перспективы. 

 

В этом документе мы попытались объединить различные существующие источники данных на систематической основе, с тем чтобы обеспечить  последовательные выводы о накоплении и распределении доходов и богатства в России с советского периода и по сей день. В частности, мы объединили национальные счета, опросы, богатство и фискальные данные, в том числе недавно опубликованные налоговые данные о высокодоходных налогоплательщиках (которые, насколько нам известно, никогда не использовались ранее). 

 

Мы пришли к выводу, что официальные данные значительно недооценивают концентрацию доходов в России. Мы также предоставили первые полные балансовые данные для частного богатства, общественного богатства и национального богатства в постсоветской России, включая оценку оффшорного богатства. Следует еще раз подчеркнуть, что отсутствие доступа к данным и финансовой прозрачности затрудняют надлежащий анализ динамики неравенства в России. Надеемся, что в России все же изменится когда-нибудь правительство, а политика станет более прозрачной и демократичной. В частности, имеющиеся в настоящее время таблицы подоходного налога страдают от основных недостатков и должны быть расширены и улучшены. Мы сделали все возможное, чтобы максимально комбинировать различные существующие источники данных, но качество необработанных данных остается крайне недостаточным. Наши выводы о долгосрочных тенденциях распределения в России также подтверждают важность политики, институтов и идеологии для понимания динамики неравенства. Драматический провал советского коммунизма и эгалитарной идеологии, – том виде, в каком он применялся в России, – это, по-видимому, привело к относительно высокой толерантности к большому неравенству и концентрации частной собственности (частично от прямого разграбления природных ресурсов страны и иностранных резервов). По сути, крайнее неравенство представляется приемлемым в России, поскольку миллиардеры и олигархи кажутся лояльными к коррумпированному российскому государству и воспринимают «национальные интересы». Будет ли это хрупкое равновесие сохранено в ближайшие годы и десятилетия еще предстоит выяснить, но мы искренне надеемся, что скоро оно закончится.