Музыка к главе: 
<a class="link" href="http://twilightrussia.ru/go?http://www.youtube.com/watch?v=opJVUYX9Un0&amp;amp;amp;amp;feature=player_embedded#t=29" rel="nofollow" savefrom_lm="1" savefrom_lm_index="0" style="text-decoration: none; color: rgb(204, 204, 204);" target="_blank" title="http://www.youtube.com/watch?v=opJVUYX9Un0&amp;amp;amp;amp;feature=player_embedded#t=29">PM Dawn - If You Never Say Goodbye</a> 
<a class="link" href="http://twilightrussia.ru/go?http://www.youtube.com/watch?v=a_mUuvgGnC4" rel="nofollow" savefrom_lm="1" savefrom_lm_index="0" style="text-decoration: none; color: rgb(204, 204, 204);" target="_blank" title="http://www.youtube.com/watch?v=a_mUuvgGnC4">Ludovico Einaudi - Fly</a> 

__________________________ 

- Отлично выглядишь, Белла, - восклицает Джейк, нагоняя меня у автобусной остановки, откуда нам предстоит отправиться на работу. Саффолк – маленький городок на восточном побережье страны. Обычный скучный день в средней американской школе, где я буду привычно преподавать Историю Америки. Мои дни не отличаются разнообразием. 

Джейк – учитель Английской Литературы. Высокий и худощавый, с вьющимися темными волосами и застенчивым взглядом. Умный. Добрый. Отличный парень, точнее, уже тридцатилетний мужчина. Мы выросли вместе, учились в одном университете, а потом начали работать в одной школе. Думаю, Джейк всегда считал, что это судьба. Жаль, я так и не смогла разделить его уверенности. 

- Спасибо, - смущенно отвечаю я, останавливаясь возле дорожного полотна среди других людей, поджидающих общественный транспорт – в таком маленьком городке, как наш, бессмысленно иметь свою машину. 

Джейк с чрезмерным, немного наигранным энтузиазмом смотрит на часы, считая, что я не замечаю его увлечения. 
- До начала занятий еще полчаса. Может, зайдем в «Старбакс», выпьем по чашечке кофе? 

Я улыбаюсь, очень стараясь, чтобы эта улыбка не выглядела снисходительной. Все было бы проще, если бы Джейк не показывал так очевидно своих чувств. Или вообще ничего не испытывал ко мне. Просто друзья, которые вместе идут в «Старбакс» – это бы меня устроило. Увы, Джейк вкладывает в приглашение совсем другой смысл. А я, при всей моей симпатии к нему, не испытываю взаимности. 

- Прости, мне нужно кое-что сделать перед началом уроков, - я стараюсь не обидеть его. 

К счастью, Джейк не обидчивый. Мы работаем вместе уже семь лет. И все эти годы он не оставляет попыток завоевать мое черствое сердце. 

- Ладно, как-нибудь в другой раз. Может, после уроков? – Он не теряет надежды. 
- У меня встреча. – Конечно, никакой встречи нет. 
- Ладно. – Джейк скрывает свое разочарование за скупой улыбкой, и мы залезаем в автобус, чтобы проехать несколько остановок до серого здания школы. 

Иногда я думаю, что могла бы уступить ухаживаниям Джейка, просто чтобы сделать его счастливым. Время идет, мне двадцать девять, я работаю простым учителем, и никто из местных мужчин не привлекает меня. Романы случаются, но ничего серьезного. Мужчины, которые ухаживают за мной, быстро мне наскучивают. Набор их ухищрений стандартен: сводить в кафе, поговорить о работе… пригласить в гости, склонить к интимной близости… позвонить спустя неделю, чтобы все проделать заново. Такие пресные отношения не для меня. Я ищу страсти, отчаянности, необратимости. И, конечно, не нахожу. 

Конечно, как любая другая женщина, иногда я позволяю себе слабость похандрить и пожаловаться на одиночество. Но не могу даже представить, чтобы в моей квартире обосновался заурядный представитель мужской части населения, лежащий на диване и лениво перещелкивающий каналы телевизора в ожидании ужина. Такая перспектива настолько банальна, что меня от нее даже тошнит. Я готова принять в свою жизнь только самого необычного, неординарного и выдающегося мужчину. Такого, которого, должно быть, даже не существует в природе. 

Знаю, моя позиция несколько высокомерна. Но я лучше состарюсь одна, чем выйду замуж за учителя Английской Литературы или продавца бакалейной лавки. Это не для меня. 

Учеников еще нет, стоянка машин пуста, кроме нескольких автомобилей преподавателей. Белой вороной среди них выделяется блестящий черный «Chevrolet Trailblazer». Никогда раньше не видела ни у кого из наших такого автомобиля. Новичок? 

Директор школы, миссис Уотсон, спешит мне навстречу. Смотрит на Джейка многозначительным взглядом, отчего тот, извинившись, поспешно удаляется. Миссис Уотсон берет меня под руку. Ее взгляд загадочный, и я начинаю беспокоиться, что суматоха из-за меня. 

- Изабелла, - говорит миссис Уотсон, которая старше меня всего на четыре года, но уже достигла вершины своей карьеры. Мне о каком бы то ни было карьерном росте остается только мечтать. – Я не знаю, что ты натворила, но тебя ищет агент ФБР. Он ждет тебя в твоем классе. Я отменила первый урок, чтобы вы смогли свободно поговорить. 

На самом деле, я ничего не сделала – я слишком скромна для этого. Но не буду же я кричать направо и налево, что когда-то мечтала о собственном значке Федерального Бюро, даже прошла специальную подготовку ради этого, надеясь на постоянную работу. Но мою кандидатуру отклонили, дав обещание привлечь, если мои знания понадобятся. И с тех пор – никаких серьезных заданий, лишь ограниченное сотрудничество через интернет. 

Что случилось на этот раз? Я заинтригована. 

Миссис Уотсон, судя по ее взгляду, тоже. Подозрительность борется с любопытством, но она не решается спросить. 

Человек в черном костюме поджидает меня в моем классе, непривычно пустом. Его лицо серьезно, и я тоже немедленно настраиваюсь на ответственную работу. 

- Агент Свон, - здоровается он и пожимает мне руку. – Я агент Люк, отдел безопасности. 
- Отдел науки, - отвечаю я, и он нетерпеливо кивает. 
- Знаю, я изучил ваше дело. 
- Что от меня требуется? – Обычно это историческая информация, совокупность сведений, которые я могу правильно истолковать. Иногда это анализ давно произошедших событий, рассмотрение их под новым углом с учетом новой, недавно добытой информации. Иногда это проверка не имеющих научно-доказательной базы мифов. Я специалист по такого рода вещам. Древние боги, атланты, египетские фараоны и другие, менее разрекламированные выдумки. Хотя иногда, в очень редких случаях, выдумки оказываются правдой. 
- Прежде чем мы начнем, - говорит агент Люк, снимая темные очки и убирая их в нагрудный карман дорогого пиджака. Его глаза оказываются голубыми. – Я хотел бы напомнить вам о полной конфиденциальности. Задание необычайно секретно. 
- Разумеется, я помню правила, - подтверждаю я. 

После этого агент Люк открывает черный чемоданчик и достает оттуда папку. Подает ее мне, тем временем объясняя: 
- Возможно, то, что вы узнаете, шокирует вас. Но, несмотря на опасность дела, оно стоит вашего внимания. Это самое необычное явление, с которым мы сталкивались за все время работы Бюро. Достовернее существования иных цивилизаций. Страшнее всех легенд, о которых вы слышали. 

Открыв папку, я достаю пачку фотографий. На них изображен молодой человек лет двадцати пяти, с мудрым не по годам, усталым, как у старика, взглядом. Его фантастически красивое лицо везде пустое, без жизни, без эмоций. Он выглядит так, будто никогда не высыпается и хочет, чтобы его оставили в покое. Под глазами темные круги, но, несмотря на это, он кажется здоровым. На некоторых фотографиях у него светло-карие глаза, на других почти черные. Фотографии сделаны недавно, и я не могу понять, причем тут я, ведь мой профиль – давно ушедшая история и мифы. 

- Мы не хотим привлекать к делу посторонних, не состоящих на службе в Бюро, чтобы информация не просочилась в массы. Мы выбрали вас, потому что ваше образование наиболее близко к делу, и изучаемый вами материал может оказаться нам полезен. Уверен, вы справитесь с возложенной на вас задачей на все сто. 

Следующие фотографии заставляют меня поморщиться: мертвые животные, следы укусов сфотографированы с максимальным приближением. Напрашивается нелепый вывод, будто их кусал человек. След от зубов похож именно на человеческий. В то же время животные выглядят странно, слишком истощенными и сухими. 

Я все еще не понимаю, почему ФБР решило обратиться ко мне. 

- Что от меня требуется? – повторяю я свой первый вопрос, разглядывая фотографию, на которой красивый парень с усталыми глазами находится под водой. В нижнем правом углу фото цифры 120:59:58 не дают ответа о том, что они означают. Если это не дата, то что? Отсчет минут? Я хмурюсь, пытаясь постигнуть увиденное, и прихожу к выводу, что цифры обозначают что-то другое. 

- Идентифицировать объект, - поясняет агент Люк терпеливым голосом. 

- Я не занимаюсь живыми, я занимаюсь мифами, - ворчу я, разглядывая странный снимок, на котором парень с усталыми глазами стоит в солнечных лучах. Фотография испорчена чрезмерно яркими всполохами света, что делает снимок мутным и не дает нормально разглядеть юношу. Ловлю себя на мысли, что мне нравится на него смотреть, и поспешно убираю фотографию, чтобы увидеть следующую. 

- А он и… как бы это вам сказать, - в голосе Люка появляется едва заметное смущение. – Не живой. 

Я удивленно поднимаю на него глаза, демонстрируя фотографию, на которой парень с усталыми глазами держит над головой манипулятор для перемещения грузов. Без видимого напряжения. Я начинаю думать, что меня хотят разыграть. 

- Шутите? 
- Отнюдь нет, - лицо агента не отражает ни капли веселья. Оно серьезно, как и всегда. 

Я иногда встречаю подобные фотографии в газетенках, специализирующихся на мистификации масс. Люди любят почитать про чепуху, подобную этой: инопланетяне, которые живут среди нас, духи предков, которые приходят и сообщают будущее, супергерои, о которых снимают фильмы. Но я никогда не думала, что Федеральное Бюро Расследований Соединенных Штатов Америки способно всерьез изучать такую откровенную чушь. 

- Вы хотите сказать, что полуторатонный грузоподъемник в руках этого симпатичного мужчины – не макет? – уточняю я, потому что не могу поверить в увиденное. 
- Вы сможете увидеть это собственными глазами, как только приметесь за работу. 
- Хотите сказать, я увижу его вживую? 
- Именно так. Если согласитесь последовать со мной в Вашингтон. 

Я беспомощно оглядываюсь вокруг, скольжу глазами по пустому классу. 

- Не волнуйтесь, что потеряете работу учителя, - будто читая мои мысли, говорит агент Люк. – Размер вашего оклада превысит нынешнюю заработную плату в несколько раз. 

Я снова опускаю глаза на фотографии, перебирая их быстрее. Замечаю вещи, на которые не обратила внимания в первый раз – например, фотография ладони, на которой практически отсутствуют отпечатки пальцев. Снимки кожи с близкого расстояния, волоса через микроскоп тоже странные. Поверхность ровная, без единого изъяна, и напоминает стекло. 

- А это означает… - я показываю фотографию парня в воде, и агент логично продолжает мой вопрос: 
- Время его нахождения под водой. Полагаю, эта фотография была сделана в начале эксперимента. Полагаю также, что ему вообще не нужно дышать. 

Информация шокирует меня. Мой рот раскрывается, я не могу поверить. 

- Это очень интересно, но я все же не понимаю, - признаю я свое поражение, - причем здесь я? 

- Мы думаем, вы сможете пролить свет на некоторые непонятные нам вещи, которые не сходятся с общепризнанными легендами, - охотно объясняет агент Люк, снова надевая черные очки. – Объект утверждает, что он – вампир.

Музыка к главе: 
<a class="link" href="http://twilightrussia.ru/go?http://www.youtube.com/watch?v=QUsAXP303hk&amp;amp;feature=player_embedded#t=45" rel="nofollow" savefrom_lm="1" savefrom_lm_index="0" style="text-decoration: none; color: rgb(204, 204, 204); font-family: verdana, arial, helvetica; font-size: 10.6667px; text-align: justify; background-color: rgb(19, 19, 19);" target="_blank" title="http://www.youtube.com/watch?v=QUsAXP303hk&amp;amp;feature=player_embedded#t=45">Marilyn Manson - Resident Evil Main Title Theme [Extended]</a> 
<a class="link" href="http://twilightrussia.ru/go?http://music.yandex.ru/#!/search?text=Binoculars" rel="nofollow" style="text-decoration: none; color: rgb(204, 204, 204); font-family: verdana, arial, helvetica; font-size: 10.6667px; text-align: justify; background-color: rgb(19, 19, 19);" target="_blank" title="http://music.yandex.ru/#!/search?text=Binoculars">Tomandandy - Binoculars</a> 

______________________________ 

Джейк не может поверить, что я оставляю его одного. В глазах тоска, которую он столько лет прятал, и мне грустно причинять ему боль. Но я знаю, если останусь здесь еще ненадолго, то совершенно закисну. Новая работа в ФБР – мой шанс. 

- Ты вернешься? – тянет Джейк, глядя на то, как я собираю вещи: агент Люк не оставил мне времени подумать, решение нужно было принимать прямо сейчас. И чек с обещанной кругленькой суммой сыграл немаловажную роль. 
- Конечно, вернусь! – обещаю я, хотя втайне надеюсь остаться жить в Вашингтоне. Саффолк у меня уже в печенках сидит с его однообразными серыми буднями. Я не хочу состариться здесь, работая школьной учительницей. В глубине души я воодушевлена возможными приключениями, которые сулит работа в Бюро. Да и мужчины Вашингтона могут оказаться более изобретательными в умении ухаживать. 

Джейк хмуро сопит, а я избегаю смотреть на него, быстро скидывая в небольшую коробку необходимые личные вещи. 

- Может, попросить миссис Уотсон придержать для тебя место? 
- Не стоит, Джейк, - говорю я, неуклюже подхватывая коробку. Фотографии выскальзывают из секретной папки и падают вниз, разлетаясь по полу. 
- Я подниму! – бросается Джейк мне на помощь. 

Я чувствую себя непрофессионалом – ведь эти снимки нельзя никому показывать. Но вина перед Джейком не позволяет остановить его. Вместе мы собираем снимки и кладем их в конверт. Джейк задерживает взгляд на фотографиях, прежде чем отдать их мне. 

- И кто это? – спрашивает он ревниво, губы сжимаются в тонкую линию. 

Я ощущаю себя странно некомфортно, но не только потому, что Джейк увидел неположенные ему секретные фото. Скорее, это так, будто он увидел что-то, принадлежащее лично мне. 

- Просто объект исследования, - говорю я, торопливо отбирая у него снимок. 

Джейк смотрит на меня, и я вижу, что он мне не верит. 

- Это к нему ты едешь? – цедит он обиженно. Его губы белеют, но я понимаю, что его грубость продиктована ревностью, и мне искренне жаль, что я не могу ответить на его чувства. 

- Это не то, что ты думаешь, - оправдываюсь я, надеясь утешить его уязвленное самолюбие. Во мне растет чувство вины, хотя я ничего Джейку никогда не обещала. Многолетняя дружба – все, что нас связывает. Однако мне не хочется причинять ему боль. 

Внезапно кустистые брови Джейка сдвигаются на переносице, и присущая ему робость сменяется злобой. 
- Если он обидит тебя, я найду его, - клянется он. – Из-под земли достану! 

Я закатываю глаза. 

- Вампир, – читает Джейк надпись в углу сдвоенной фотографии, где сверху располагается лицо изучаемого ФБР объекта, а снизу образ существа, описываемый в мифологии. Между ними нет ничего общего. 
- Это шутка, - пытаюсь я скрыть волнение в голосе. 
- ФБР умеет шутить? – недоверчиво спрашивает Джейк, его обиженный вид разрывает мне сердце. 
- Забудь, что видел, - советую я, поспешно удаляясь, пока не передумала и не осталась здесь. – Пока, Джейк. 

Перелет до Вашингтона совершается на частном самолете, принадлежащем Бюро. Я до сих пор не могу поверить, что согласилась на эту странную работу, бросив Джейка, миссис Уотсон, любимых учеников и свой дом. Но моя жизнь так давно стала ужасно скучной, что новое задание пришлось как нельзя кстати. И я с энтузиазмом готова погрузиться в него. 

В моих руках находится папка Секретного дела №128, начатого всего пять дней назад, и я жадно глотаю всю информацию, которую могу почерпнуть. 

«Не удалось взять образец для анализа, ни одним из известных инструментов не сделать соскоб кожи объекта. Ультразвук, электрокардиография и компьютерная томография не дают результата». 

«Не удалось получить образец крови. Даже волосы объекта обладают поразительной прочностью». 

«В ходе исследований обнаружилось, что объект боится огня. Однако пламя не причиняет ему никакого видимого вреда, кроме, как он сам утверждает, неприятных ощущений. Объект говорит, что чувствует боль, но проверить опытным путем это оказалось невозможно». 

«Рентгенологическое обследование не смогло проникнуть сквозь защитный покров и показать какие-либо внутренние органы. Однако было определено, что кожа объекта имеет кристаллическую структуру. Происхождение кристалла современной науке неизвестно». 

«Молекулярное исследование показало, что ДНК объекта содержит 25 пар хромосом. Такой хромосомный набор у людей не встречается. Требуются исследования химического состава слюны». 

«Энцелография показала существенные отличия биоэлектрической активности мозга объекта от человеческой. Полностью отсутствует фаза сна. Объект способен задействовать все доли мозга одновременно без ущерба для работы отдельных доль. Ни одна зона мозга никогда не выключается и все работает синхронно и параллельно. Объект подтвердил, что может думать о нескольких вещах одновременно. Вывод: возможности мозга объекта используются на все сто процентов, в отличие от человеческого, используемого всего на десять». 

«Несмотря на охотное желание идти навстречу исследователям, объект отказывается принимать пищу на глазах у видеокамер. Мы имеем десятки записей объекта в самых различных ситуациях, но ни одной записи его трапезы. Посаженные в камеру с объектом животные к утру оказываются мертвы. Исследования трупов дали однозначный результат, подтверждающий слова объекта, что он вампир: все животные обескровлены». 

«Способности объекта превышают человеческие в несколько раз: его зрение, обоняние, осязание, слух феноменальны. Сила и скорость нуждаются в дополнительном, более глубоком изучении, что зачастую невозможно, так как повлечет за собой раскрытие секретности». 

«Вопреки расхожим легендам, объект не горит на солнце, и осиновый кол не причиняет ему вреда. То же касается креста, чеснока и святой воды. Рекомендуется консультация специалиста». 

И этим специалистом, по всей видимости, оказываюсь я. 

Агент Люк спит, откинув спинку кресла самолета. Он предоставил мне информацию и доступ к интернету, где я могу получить дополнительные сведения, и объяснил, что именно от меня требуется. Бюро посчитало питание кровью недостаточным доказательством, что объект – вампир. Ведь, кроме питания, никакие другие детали не совпали с тем, о чем рассказывается в легендах. Найденный объект отражается в зеркале, не горит на солнце, не погибает от святой воды, не бросается на людей, не спит в гробу… он вообще не спит. Да, он пьет кровь, но, в конце концов, существует же болезнь, при которой человеку необходима кровь в дополнение к обычному рациону питания. Кроме того, у разных народов по всему миру существует старый охотничий обычай пить свежую кровь. Это, конечно, не объясняет других способностей парня с усталыми глазами, в которых должна разобраться я. И либо подтвердить, что он вампир, либо опровергнуть и дать объекту другое научное название. 

В отчете также значатся другие данные парня со взглядом старика. Все записано с его слов, проверить достоверность практически невозможно, так как многие документы той эпохи давно утеряны. 

«Эдвард Мейсен, родился в 1839 году в Чикаго. Стал вампиром во время гражданской войны, как все произошло, не помнит. Почти всю свою сознательную жизнь он прятался от людей. Предпочитает кровь животных, так как религиозные убеждения оказались сильнее жажды убийства ради крови. 

В Бюро Расследований явился добровольно, решив рассказать людям правду о мире, в котором они живут. До Бюро пытался попасть на телевидение, но сюжет был признан мистификацией, а сам объект преследовался как психически неуравновешенный». 

Я снова смотрю на фотографию парня с усталыми глазами, и неожиданно обнаруживаю, что мне его жаль. Судьба его кажется мне чрезмерно драматичной. Либо он одинокий скиталец, либо псих, но его положению не позавидуешь в любом случае. 

Я нетерпеливо жду встречи с ним. Нервничаю, когда самолет идет на посадку, еще сильнее нервничаю, когда подъезжаю к зданию Э.Гувера, штаб-квартире ФБР. 

Агент Люк ведет меня по длинным охраняемым коридорам к руководителю Бюро – Роберту Мюллеру. Человек-легенда. Мне страшно, когда я вхожу в его просторный кабинет. Но Мюллер оказывается доброжелательным и милым. Я подписываю необходимые бумаги. Он поздравляет меня с новой работой и желает успеха нам всем. 

В отделе кадров мне выдают жетон, разрешающий неограниченный доступ к любой информации Отдела безопасности, которая мне может понадобиться, а также возможность свободно перемещаться внутри здания. Бюро также оплатит мне проживание в наилучшем отеле. 

Мы много времени проводим за изучением материалов, смотрим километры видеопленки, на которой парень с усталыми глазами демонстрирует свои необычные способности. Мы работаем почти без отдыха и сна, наблюдая, сравнивая, анализируя, сопоставляя. Факты убеждают меня, что это не розыгрыш и не грубая шутка ФБР, хотя в такое трудно поверить. 

Эдвард Мейсен находится под наблюдением совсем недолго – семь дней. Информации о нем недостаточно, я не могу классифицировать его, никакие знания легенд и мифов не дают исчерпывающего ответа, вампир ли он. Мне необходимо поговорить с ним лично, чтобы прояснить детали. Кроме простого человеческого любопытства, я испытываю и искреннее желание посмотреть на него. Я знаю, что он рядом, где-то совсем недалеко, за толстыми стенами, но мне не хватает зрительного контакта, чтобы поверить в реальность происходящего. У меня скопилась тонна вопросов, и только личный разговор даст ответы. 

Конечно, где-то краешком сознания я понимаю, что хочу увидеть его не только поэтому. Он значится во всех отчетах обезличенным словом «объект», но я-то знаю, что у него есть чувства, мысли, желания… что он не просто бездушный предмет для исследований, он живой. Пусть мы не можем услышать стука его сердца, но если он говорит, думает, чувствует, значит, он существует. Формально он мертвец (исходя из общепринятого определения вампиров), но я не верю в это. И мне хочется увидеть в его глазах что-то, кроме той пустоты. Мне хочется заинтересовать его настолько, чтоб увидеть в них свет. 

Но я не позволяю себе развить эту мысль. Я же профессионал. Я не должна смешивать личное любопытство с работой. 

Я прошу официального разрешения поговорить с объектом и получаю его. На восьмой день я отправляюсь в камеру, находящуюся под круглосуточным наблюдением видеокамер и тяжеловооруженной охраной у двери. 

Металлические замки с лязгом раскрываются. Как будто я пришла в тюрьму, поговорить с опасным заключенным, а не с человеком, который явился сюда сам. 

Мое сердце колотится от волнения, когда я вхожу внутрь. Здесь все просто: кафельный пол, белые стены, встроенные в потолок лампы накаливания, проливающие яркий свет. Металлическая кровать, два стула, стол. Никаких предметов на столе, нетронутое постельное белье. 

Эдвард Мейсен сидит на стуле, низко опустив голову, но поднимает ее, когда я вхожу. Металлический засов с лязгом закрывается за моей спиной, и я вздрагиваю, оставшись наедине с вампиром. Его глаза такие же пустые и лишенные жизни, как на фотографии. Не знаю, почему, но от обреченности, застывшей в них, мне становится так нехорошо, что живот сжимается, а сердце резко проваливается вниз. Наверное, это от моей неопытности, потому что с чего бы это мне переживать из-за парня, которого я совсем не знаю? 

Я беру себя в руки и прохожу вперед. У меня с собой записи многочасовых исследований и наблюдений, а также вопросы, которые я должна задать. 

Парень резко выпрямляется на стуле, неотрывно глядя на меня. Он не моргает, его взгляд пронзительный и жесткий, и отчего-то мне становится невыносимо страшно. Мне опасно находиться здесь одной, если он вампир? Или он безобиден? По его выражению так не скажешь… 

Я выдвигаю второй стул, чтобы сесть напротив. Пытаюсь справиться с дыханием и бешеным сердцебиением. Я же профессионал. 

Но в глубине души я понимаю, что сердце трепещет вовсе не от страха. Оно стучит так интенсивно потому, что парень невыразимо красив, так, что дух захватывает. Ни одна фотография не смогла передать его истинного совершенства. 

Эдвард Мейсен дергается на стуле и отодвигается от меня на расстояние. Ему некомфортно? Странно, ведь я думала, волнуюсь тут только я. Мне становится легче оттого, что я не единственная не в своей тарелке. 

Металлические цепи звенят, и только сейчас я замечаю, что запястья вампира обхватывают тяжелые кандалы. Цепь тянется вниз, к широким обручам на лодыжках. Разве он пленник? Зачем его заковали, если он находится здесь добровольно? Я добавляю этот вопрос к своему списку, надеясь не забыть его задать. 

Мы оба молчим слишком долго, и это усиливает напряжение. Я устраиваюсь на стуле, пытаясь принять удобное положение под пристальным взглядом пленника, но терплю неудачу. Я не могу чувствовать себя здесь свободно. Не могу преодолеть страх и поднять на парня глаза. Не потому, что он вампир, и я, очевидно, должна бояться его. Нет. Мне страшно, что он увидит личный интерес в моих глазах. Не знаю, почему меня это волнует… 

- Итак… - начинаю я, с трудом заставляя себя принять официальное выражение. – Меня зовут Изабелла Свон, я специалист по мифологии и пришла задать тебе несколько вопросов. – Я смотрю на свои записи, но спрашиваю вовсе не то, о чем собиралась узнать. – Ты, правда, вампир? 
- А ты журналист? – отвечает он вопросом. Его голос приятный, с бархатными нотками. Мне хочется услышать, как он поет. И я откашливаюсь, чтобы преодолеть смущение. Мое лицо неожиданно начинает пылать до кончиков ушей, и я опускаю глаза в бумаги, чтобы скрыть интерес. 
- Нет. 

Вероятно, прийти сюда было плохой идеей. Я совершенно не могу держать себя в руках. 

- Вы должны сообщить обо мне журналистам, - грубо говорит он, в его голосе появляются стальные нотки.

Это немного отрезвляет меня, и я возвращаю себе профессиональный настрой. 
- Зачем нам сообщать о тебе журналистам? 
- Затем, чтобы выжить. 

От его слов холодок невольно бежит по спине, и я делаю пометку в журнале, чтобы потом обдумать то, что он сказал. 

- Я в опасности? – интересуюсь я отстраненно, как профессионал, не позволяя страху взять надо мной верх, хотя темные глаза парня пугают, когда я рискую смотреть в них. Все происходящее до сих пор кажется мне фантастическим бредом. Сейчас открою глаза и проснусь… по-прежнему буду мечтающей о переменах учительницей, прозябающей в маленьком городке. 

- Не только ты, - говорит вампир. – Все вы. 

Я листаю бумаги, будто бы ищу нужную мне информацию, хотя на самом деле уже знаю ее наизусть. Мне просто необходимо глядеть куда-то, кроме глаз парня, чтобы я могла оставаться в здравом уме. Мое сердце все еще колотится как сумасшедшее. 

- Разве ты не утверждал, что не убиваешь людей? 
- Я нет, - соглашается он нехотя. – Но есть и другие. И они скоро придут сюда. 
- Сколько вас всего? – Я делаю новую пометку, рука замирает, чтобы записать его ответ. 
- Достаточно, чтобы стереть с лица земли этот городишко. 

Он называет Вашингтон, округ Колумбия «городишко»? Я возмущена. 

- Разведывательный отдел не допустит в Вашингтоне терактов, - говорю надменно, с чувством гордости за всю страну и за Бюро, в частности. 
- Да плевать им на ваше вооружение, - пренебрежительно отвечает вампир. - Я не для того сюда явился, чтобы умереть ни за что. 

А вот это уже интересно, и позволяет мне задать вопрос, который значится в моем списке. 
- Ты пришел сюда добровольно, верно? 
- Верно, - подтверждает он. 
- Тогда почему на тебе кандалы? – Несмотря на грубоватый тон парня, его положение продолжает вызывать во мне сочувствие. 

Эдвард Мейсен усмехается, но улыбка быстро покидает его лицо, оно снова становится пустым и усталым. Слегка пожимает плечами, и цепи звякают. 
- Вам, людям, кажется, что так вы в большей безопасности. 
- Звучит угрожающе, - констатирую я. 
- Если вам легче, когда вы видите на мне кандалы, почему бы не надеть? – снова пожимает плечами парень и отворачивает лицо. Как только он перестает смотреть на меня, мне становится легче. – Но вы должны понять, что этого недостаточно. Те, другие, не будут церемониться с вами так, как я. Вы просто умрете. 

Я опускаю записи на колени, неспособная понять смысл того, что он говорит. Вроде бы это угроза, но тогда почему у меня ощущение, что он заботится обо всех нас? 

- Почему ты в этом так уверен? 

Он снова обращает на меня свой мрачный взгляд, и я, словно загипнотизированная, застываю на стуле. Сердце пускается галопом. Я удерживаю на лице выражение профессионализма и вежливой заинтересованности, усилием воли дышу спокойно, но на самом деле я далека от спокойствия, как никогда. 

- Когда вы расскажете обо мне журналистам? – снова вопрошает он, возвращая меня в реальность. 
- Почему это тебя так волнует? 
- Меня не волнует моя жизнь, хотя мне хотелось бы отдать ее не задаром. Но я не желаю становиться причиной ваших смертей. Чем дольше вы молчите, тем сильнее вероятность, что вас всех перебьют. Вы должны как можно быстрее распространить информацию по всем возможным источникам – интернет, телевидение, газеты, журналы. Если о вампирах узнает весь мир, станет бессмысленно убивать вас как свидетелей. 
- Кто будет убивать нас? – не понимаю я. 
- Другие вампиры, - отвечает он медленно, как будто говорит со слабоумной. 
- Зачем им это делать? 
- За разглашение тайны. Свидетели – а вы все теперь ими являетесь – всегда уничтожаются. 
- Ты говорил об этом с другими агентами? – интересуюсь я, аккуратно добавляя заметки на поля. 
- Каждый день, - шепчет Мейсен. 

Это не записано в его показаниях, констатирую я, пытаясь понять происходящее. 

- Ты пришел сюда, чтобы ФБР защитило тебя от других вампиров? 
- Нет! – Он смеется. И, хотя его смех не веселый и не искренний, - скорее, пренебрежительный, - он звучит так хорошо. Словно музыка. 
- Тогда зачем? – Я искренне недоумеваю. 

Парень снова отворачивается, сухо спросив: 
- Разве это не написано в отчете, который ты держишь в руках? 

Что-то в выражении Эдварда Мейсена заставляет меня подумать, будто он не договаривает. 
- Написано, - соглашаюсь я, вытаскивая нужный лист. – Здесь сказано, что ты хотел раскрыть людям правду. Верно? 
- Все верно, - произносит он со странной неуверенностью в голосе. Или мне уже мерещится, потому что парень, сидящий передо мной в кандалах, сплошная загадка. 
- Это не все причины, да? – решаю я рискнуть. 

Эдвард Мейсен поворачивает голову и вновь смотрит на меня неотрывно, приводя этим немигающим взглядом в трепет. 
- Почему тебя это волнует? – наконец, после длительного молчания, спрашивает он, и я, словно на исповеди, отвечаю: 
- Потому что я хочу лучше тебя узнать… 

Мы смотрим друг на друга слишком долго, я хочу первой отвести взгляд, но не могу даже пошевелиться. 

- Ты не такая, как другие, - говорит вдруг Мейсен, и я не могу избавиться от странного ощущения удовлетворения, как будто я рада, что он отличил меня от других. Мне действительно кажется, что все в Бюро относятся к Эдварду недостаточно внимательно. Он для них всего лишь объект для изучения, мне же интересен он как человек, хочется узнать, что у него была за жизнь. Каждую интересную деталь его существования. Его детство, где он побывал, его увлечения и пристрастия. Мечты, если они у него есть. 

А также меня не оставляет желание понять, что привело его сюда, фактически сдаться и позволить себя исследовать. 

Мне любопытно, в самом ли деле он вампир или заблуждается? 

Мне хочется коснуться его кожи, чтобы убедиться в ее отличии от моей… 

Поняв, что мои желания вышли за пределы дозволенного работой, я поднимаюсь, извиняюсь и ухожу. Эдвард Мейсен смотрит мне вслед ни слова не говоря, и странное чувство гложет меня изнутри, чувство, которому нет объяснения: потребность увидеть его снова. Уверенность, что наше время ограничено. Страх, что я чего-то не успею. 

Я возвращаюсь в аудиторию, в которой мы работаем, и снова рассматриваю фотографии человека, считающего себя вампиром. Его пустой, безжизненный, обреченный взгляд дает мне ответ, отчего я так беспокоюсь за него. Так выглядят люди, ожидающие смерти…

Музыка к главе: <a class="link" href="http://twilightrussia.ru/go?http://music.yandex.ru/#!/search?text=On%20The%20Outside%20Sheryl%20Crow" rel="nofollow" style="text-decoration: none; color: rgb(204, 204, 204); font-family: verdana, arial, helvetica; font-size: 10.6667px; text-align: justify; background-color: rgb(19, 19, 19);" target="_blank" title="http://music.yandex.ru/#!/search?text=On%20The%20Outside%20Sheryl%20Crow">Sheryl Crow - On The Outside</a> 


______________________________ 

- Эдвард Мейсен предупреждал вас об опасности со стороны вампирской «полиции»? – спрашиваю я агента Люка после очередного разговора с пленником. Наше общение продвинулось немного вперед – теперь у меня есть точные сведения об итальянских вампирах по фамилии Вольтури, и именно их, по словам Мейсена, нам следует бояться. 

Поиск в интернете результата не дал, но я считаю, что Бюро должно серьезнее отнестись к предупреждению. Эдвард Мейсен по-прежнему настаивает на распространении тайны по всем возможным ресурсам. 

Агент Люк смотрит на меня неодобрительно. 
- Конечно, агент Свон, - снисходительно отвечает. 
- И что вы собираетесь предпринять? 
- А вы уверены, что они вообще существуют, агент Свон? У вас есть документальное подтверждение, что это правда? 
- Нет, но, возможно, не стоит относиться к угрозе настолько легкомысленно? – с вызовом отвечаю я. 

Моя формулировка не нравится агенту Люку, он прищуривает глаза. 
- И что именно вы предлагаете? 
- Эдвард Мейсен говорит – необходимо распространить информацию о нем по всем возможным источникам. 
- Вы же понимаете, что для этого придется рассекретить дело? - терпеливо объясняет Люк, провожая меня на рабочее место. – А этого Бюро никогда не допустит. 

Я слышу снисхождение в каждом слове и жесте, меня не воспринимают всерьез. И это раздражает. Я не из тех, кто легко сдается. 
- Почему этого нет в отчете? – спрашиваю. – Вашему начальству известны данные факты, или вы и от них скрываете? - Если Люк укрывает важную информацию от Мюллера, ему не поздоровится. 

Агент Люк хмурится, его лицо становится сердитым. 
- Вы понимаете, как смешно это звучит, агент Свон? «Вампирская полиция»! Ерунда, бред сумасшедшего, - отвечает Люк. Мы уже вошли в рабочее помещение, и другие агенты – всего нас семеро, работающих над данной задачей – заинтересованно поворачиваются в нашу сторону. – Мы проверили Вольтерру и все окрестные города вдоль и поперек, нет там никаких вампиров, о них даже никогда не слышали. Древняя страшилка, придуманная людьми. 
- Но разве вампир, сидящий в соседней камере, не доказательство? – удивляюсь я. 

Люк хватает меня за рукав пиджака и грубо дергает в сторону, подальше от чужих ушей. 
- Агент Свон, вы же сами сказали, что объект подходит под определение «вампир» только по одному параметру. Очевидно, что он не вампир и никогда им не был, просто себя таковым считает. 
- Я еще не сделала заключение, - останавливаю я Люка от дальнейших поспешных выводов. 
- Так делайте! – говорит он громко, и другие агенты тут же отворачиваются, переходя к своим непосредственным обязанностям. – Выполняйте свою работу, агент Свон, остальное оставьте людям, которые для этого назначены! 

Это плохой признак. Если я продолжу совать нос в чужие дела, меня отстранят, и я не смогу продолжать работу, которая мне уже чертовски интересна. 

Внезапно я понимаю, что хочу как можно дольше тянуть с заключительным отчетом. Я еще далеко не все узнала. И пусть это выходит за рамки моей специализации, я не понимаю, почему никто не хочет с Эдвардом Мейсеном просто поговорить? Разве им не интересно что-то еще, кроме его способностей, которые они так тщательно и подробно изучают? 

- Мы наняли вас не как личного психолога Эдварда Мейсена, агент Свон, - отвечает мне Люк, когда я его об этом спрашиваю. – Вы историк. Разговоры – не в вашей компетенции. 
- Вы несправедливы, - возражаю я. – Он пришел сюда помочь и заслуживает уважения. Хотя бы капельку внимания! По-моему, ему бы не помешал друг. Если бы кто-то проявил к нему чуточку сострадания и доброты, он, возможно, захотел бы даже больше нам рассказать. Почему вы не хотите отнестись к нему как… как к человеку?! 

Агент Люк приходит в ярость от моих слов. 
- Вас никто не просил втираться в доверие к объекту, агент Свон! 
- Я и не втираюсь, - вспыхиваю я от возмущения. 
- Вот именно. Ваши обязанности состоят несколько в другом. Вас пригласили сюда работать, а не устраивать дружеские вечеринки. Вы превышаете свои полномочия. – Кипя от злости, агент Люк уходит, оставляя меня наедине со своими переживаниями. 

Я подготавливаю список новых вопросов, стараясь оставаться отстраненной, и иду к камере. Столько еще нужно успеть сделать, столько узнать. Мне хочется послушать истории из прошлого, если Мейсен не лжет и правда жил в те времена, но я понимаю, что это недоказуемо, и что вряд ли смогу задать такие вопросы в рамках своей задачи. Мне хочется понять, отчего Мейсен всегда разговаривает так, будто смертельно устал. Мне хочется знать, зачем он решил раскрыть людям правду, не проще ли было оставить все, как есть? Разве ему нравится то, что сейчас с ним происходит? Его устраивает жизнь в кандалах? 

Мой личный интерес к человеку, заключенному в камере, уже переходит всякие границы. Я и сама понимаю, что список вопросов – не более чем оправдание желанию увидеть вампира. Красивого юношу с усталыми глазами, который – мне приходится это признать – чем-то привлекает меня. 

- Привет, - говорит он сразу, как я захожу. Его глаза не такие пустые, какими были раньше, не настолько печальные. Он выглядит так, словно меня ждал. Может… Я не смею надеяться, но ведь может быть так, что мои вопросы оживляют его день? Трудно сутки за сутками смотреть в пустую стену… 
- Привет, Эдвард, - отвечаю я вежливо, и мне кажется, что уголок его рта дергается в крошечной улыбке. 

Я сажусь, осторожно держа листы на коленях, и Эдвард Мейсен снова резко откидывается на спинку стула. Это выглядит так, будто я пугаю его. Мне хочется спросить, почему он так делает, но я не решаюсь, потому что это выходит за рамки моей профессиональной задачи. 

Цепи на его руках снова звякают. Больно смотреть на его закованные руки. Мне кажется это излишней мерой предосторожности. Хочется спросить, как он чувствует себя здесь, как прошел еще один его день. Я знаю, что ежедневно его исследуют, но также знаю, что с ним почти не говорят. Пойди туда, сядь сюда, вдохни, выдохни, не дыши, покажи, сделай… Все, что он слышит в течение дня – это требования. И неукоснительно их исполняет. Так для чего им понадобилось надевать на него кандалы, словно на преступника? Эта мысль не дает мне покоя, и звяканье цепей вызывает стойкое, непреодолимое сочувствие. 

- Тебе удобно в этих штуках? – спрашиваю я, хотя знаю, что нет. 
- Они мне не мешают, - отвечает он нехотя, хотя уже не так грубо, как тогда, когда я зашла к нему впервые. 
- Ты ведь не сопротивляешься, тогда почему они надевают их на тебя? – в моем тоне сквозит толика возмущения. 
- Ты мне скажи, - парирует он, и я вздыхаю, потому что не знаю ответа. 
- Ты просил их снять? – Я встречаюсь с ним взглядом и чувствую себя так, словно на допросе я, а не он. Его глаза слишком внимательные. Могу поклясться, он изучает меня, как и я его. 
- Нет. 
- Почему не попросишь? 
- Зачем, если я могу их снять сам в любой момент, когда захочу, - говорит он снисходительно. 
- Ты можешь взломать замки? – уточняю я, и вампир грустно усмехается. 
- Я могу стереть металл в порошок, - самоуверенно заявляет он. – Показать? - Он смотрит на меня несколько мгновений, не мигая, а затем улыбается одними губами. - Но если я это сделаю, все сбегутся и испугаются. Они решат, что я опасен, будут стрелять и могут ранить друг друга. Я здесь не за этим. 
- А зачем ты здесь? 
- Это есть в твоем отчете, - резко обрывает он. 

Я не могу понять, отчего он так быстро сменяет одно настроение на другое. Прихожу к выводу, что ему не нравится мой вопрос. Это означает, что за причиной, которую он назвал, стоит что-то еще. 

- Расскажи мне о Вольтури то, чего я не знаю, - прошу я, заглядывая в бумаги. Этот вопрос находится за пределами моих полномочий, но я не могу не задать его. Чтобы сделать верные выводы, нужно собрать максимальное количество информации. Конечно, это не любопытство, убеждаю я себя без особого успеха.
- Они считают себя Богами. 
- И ты хочешь что? Свергнуть их? 
- Что-то типа того, - нехотя соглашается он, а затем отвечает более полно: - Я надеялся, вы будете более любопытны, сильнее испуганы. Я предоставил вам всю возможную информацию, чтобы вы знали правду о мире, в котором живете. Я отдал вам самого себя, чтобы вы могли изучить, с чем имеете дело. Думал, вы настолько перепугаетесь, что изобретете способ нас убивать. Человечество совершило множество величайших открытий за последнее столетие – в физике, химии, военной промышленности… я должен признать, люди развиваются. Вампиры прячутся, потому что начали вас бояться. Пока вы не знаете об их существовании – вы не сражаетесь с ними. И продолжаете погибать. Вы должны придумать, как защитить себя. Ты даже не представляешь, сколько вампиров скрывается за вашими человеческими новостями. Преступления, о которых ты каждый день слышишь по телевизору, на пятьдесят процентов совершены такими, как я. Вы можете освободить себя, все в ваших руках. 

Я завороженно слушаю то, что он говорит, и его слова меня пугают. Не похоже, что он лжет. Хотя психически больные люди всегда верят в то, что сами придумывают. 

- Агент Люк сказал мне, что в Вольтерре нет никаких вампиров. 

Мейсен дико смотрит на меня, потом его взгляд потухает. 
- Агенту Люку повезло, что он остался жив. Но раз уж вы побывали в самом логове, будьте уверены, что притащили за собой хвост. Теперь они еще скорее явятся. Когда вы расскажете обо мне журналистам? 

Ах, он все еще надеется… Опасаясь, что раскрываю военную тайну, я все же произношу: 
- Твое дело идет под грифом «абсолютно секретно». Пока не соберем достаточно информации, мы не собираемся о тебе сообщать. 
- Проклятье! – восклицает он, так резко вскакивая с места, что я вздрагиваю. Стул со звоном отъезжает на целый метр. – Вы, люди, так глупы и упрямы, это невероятно раздражает! Напрасно я сюда пришел! Вам, людям, удобнее оставаться в своем невежестве! 

Мейсен делает несколько шагов туда-сюда, с досадой взмахивая закованными руками, а затем снова садится на стул. Цепи привычно звякают. На его лице тревога борется со злостью: 
- Сколько людей осведомлены обо мне на данный момент? 
- Я не знаю, меня не информируют о таких вещах, - ошеломленно оправдываюсь я. 
- Примерно? 

Я пытаюсь прикинуть и мысленно делаю себе заметку спросить это у Люка. 

- Я видела семерых агентов, работающих непосредственно в отделе, еще я и, вероятно, руководитель Бюро. Охрана, но я не уверена, что они в курсе деталей. Около десяти человек дежурят поочередно. 
- Девятнадцать! – он восклицает это так, словно эта цифра означает конец света, и закатывает глаза. – Безнадежно! 
- О таких вещах не принято рассказывать людям, - поясняю я терпеливо, надеясь успокоить его. – Это может создать панику. 
- Этого я и хочу! – рычит Мейсен. – И это должно случиться как можно скорее и масштабнее! Только это защитит вас. 
- У нас прекрасная защита, спасибо, - я немного оскорблена его недоверием. – И почему это тебя вообще волнует? 
- Я не хочу умирать просто так, - говорит он. 
- Почему ты все время говоришь о смерти? – Честное слово, это уже начинает напрягать. Если так пойдет и дальше, я начну бояться этих Вольтури, как и он, а мне еще хочется пожить в здравом рассудке. 

Мейсен игнорирует мой вопрос, снова. 
- А ты? – спрашивает он. – Ты можешь обратиться на телевидение? Ты же эксперт, тебе поверят. 

Я качаю головой. 
- Сожалею, но я подписала бумаги о неразглашении. Если нарушу закон, меня осудят за предательство. 
- Проклятье, - снова ругается он, низко опуская голову. Он хватает собственные волосы, и я обращаю внимание на то, какие длинные у него пальцы. 
- Может, есть какая-то возможность обойти закон? – Он смотрит на меня, в глазах мольба и отчаяние. 
- Думаю, люди Бюро лучше знают, что делают, - строго отчитываю я, невольно глянув в сторону видеокамеры, которая записывает каждую секунду разговора. 
- О… прости? - Он быстро догадывается, что его вопросы могут меня скомпрометировать, и, к моему счастью, больше не предлагает мне нарушить обязательства перед страной. Он очень умный. Я с трудом подавляю в себе желание записать это – состояние его интеллекта к делу не относится. 
- Итак, - я пытаюсь избавиться от желания смотреть на Эдварда Мейсена не как на объект изучения, потому что мои истинные желания мешают продуктивной работе. – Ты ответишь на некоторые мои вопросы? 

В его глазах снова поселяется пугающая, обреченная пустота. 
- Конечно. 

Я читаю по бумажке: 
- Ты родился в тысяча восемьсот тридцать девятом? 
- Да. 
- Как ты можешь объяснить, что твое имя нигде не зарегистрировано? 
- Имена простолюдинов тогда не записывали. 
- Ты уверен, что родился так давно? Ведь это же почти два века назад! 
- Уверен. 
- И ты можешь доказать это? 
- Каким образом? – Он хмурится. 
- Например, сохранились твои старые портреты, фотографии хотя бы начала двадцатого столетия? 
- Вряд ли. 
- Или ты можешь рассказать о событиях прошлого более подробно, чем в учебниках истории Америки? 

Он не понимает, к чему я клоню. 

- Да, если я являлся их участником, - отвечает он осторожно. 

Я задаю ему несколько провокационных вопросов по истории Америки – вопросов, ответы на которые нельзя прочитать в школьной программе. Их можно узнать только при личном интересе, углубленно изучая историю много лет. 

Он отвечает без запинки, и некоторые ответы удивляют меня. Но некоторые мои вопросы остаются без ответа. 

Я делаю запись в журнал. 

- Ты помнишь, когда это произошло с тобой? Как ты стал другим? Хоть немного? 

Эдвард Мейсен откидывает голову назад, припоминая. 
- Я был на войне. Скорее всего, смертельно ранен, умирал на поле боя. Вампиры могли прийти ночью и питаться, не привлекая к себе внимания. Вероятно – не знаю, по какой причине – я остался в живых. Может, что-то спугнуло моего убийцу. Я очнулся в лесу, недалеко от места сражения. Я был совершенно один. 
- Что ты сделал потом? – Завороженная рассказом, я не замечаю, как перехожу к личным вопросам, не касающимся работы. 

Мейсен пожимает плечами. 
- Я плохо помню первый год своей новой жизни. Я был не в себе. 
- Ты… пил кровь? 

Эдвард глядит на меня как на ребенка. 
- Ну, разумеется. – А затем он морщится, как будто вспоминает что-то неприятное. 
- Тебе это не нравится? Я имею в виду, разве вампир не получается удовольствие, когда пьет кровь? 

Теперь он смотрит на меня как на умалишенную. Но я не могу побороть любопытство, пытаясь себе представить, как его красивые губы касаются шеи, а зубы прокусывают плоть. Машинально я поднимаю руку к горлу, находя свой пульс, и он смотрит туда же. От его взгляда мурашки бегут по спине. 

- Это имеет значение? – тише обычного спрашивает он. 
- Конечно, - я стараюсь сохранить профессиональный тон, скрывая излишнее любопытство за маской строгости. В конце концов, любая информация важна. 
- Это не приносит удовольствия, когда насыщению мешают моральные принципы, - отвечает он, на его лице – гадливость, отвращение. Интересно. Я записываю это в журнал. 
- Ты хочешь сказать, что твое воспитание не позволяет тебе получать удовольствие от ощущения вкуса крови? 
- Нет, - неожиданно грубо отвечает он. – Я хочу сказать, что никакая страсть не стоит того, чтобы ради нее убивать! 

Я вздрагиваю, обнаружив, что слишком замечталась. 

- Поэтому я выбрал животных, - продолжает он спокойнее. 
- И много людей ты убил? 
- Достаточно, - коротко отвечает он. 

Его резкий тон возвращает меня к делу. Я смотрю в журнал. Слюна – единственное, что нам удалось взять на анализ. Но результаты ее исследования еще не поступили. 
- Яд находится на твоих зубах? 
- Я не уверен, - он пожимает плечами. – Возможно, за зубами есть какая-то полость, как у змеи? 
- На фотографии… полости рта ничего такого не обнаружено. 
- Откуда мне знать? – раздражается он. 

Я вздыхаю. 
- Вампиром становятся через укус? 
- Да. 
- Как ты объяснишь, что на твоем теле не найдено никаких следов укуса? 

Мейсен хмурится, неуютно ерзает на стуле. Он не знает, как ответить на мой вопрос. 
- Может, тот вампир не кусал меня, а просто приложился к ране? – предполагает он. – Или рана от укуса зажила бесследно? 
- Хорошо, - я делаю запись в журнал, а Мейсен смотрит на меня настороженно, ожидая нового каверзного вопроса. – Сколько тебе было лет, когда ты стал вампиром? 
- Двадцать шесть. Кажется… 

Он выглядит моложе. Хотя я не могу точно сказать, ведь он выглядит просто невероятно хорошо. Я пытаюсь перестать рассматривать его. 

- Ты помнишь своих родителей, их имена? Это помогло бы восстановить твое происхождение. 
- Элизабет и Эдвард Мейсены, - называет он, и я обещаю себе, что обязательно пробью данные. – Но вряд ли ты и их имена найдешь в списке, мы не были богаты или известны. 
- Хорошо, - отвечаю я и смотрю на время, я не должна задерживаться здесь надолго, это вызовет подозрения. 
- Торопишься? – тут же интересуется Мейсен. В его глазах мелькает что-то новое, чего я не могу понять. Как будто он ждет от меня чего-то. Возможно, обещания зайти? 
- Да, на сегодня все, - я поднимаюсь, и он внезапно тоже. Мне хочется улыбнуться ему, хочется подбодрить или поддержать, ведь в его глаза снова возвращается пустота. Меня это беспокоит больше, чем следует. 

Мой взгляд задерживается на нем дольше, чем позволяют приличия. Мне хочется запомнить каждую черту, оказаться ближе и вдохнуть его запах. Еще больше о нем узнать. Я становлюсь жадной до времени, проведенному с ним. 

Когда я уже собираюсь отвернуться, чувствуя жар, полыхающий на щеках, Мейсен тихо вопрошает: 
- Ты зайдешь завтра? 

Я подавляю в себе чувство радости оттого, что он спросил. 

- Конечно, это ведь еще не все вопросы. 

Выхожу наружу, чувствуя, как щеки отчаянно горят, и, уходя, прислушиваюсь, как из камеры доносится звон цепи. Мое сердце громко стучит, причиняя боль грудной клетке – невыносимую, тянущую вниз, истощающую. Мне следует перестать себя обманывать, что я захожу сюда чисто из профессионального любопытства. Пора признать, что я чрезмерно увлекалась этим мужчиной. Я становлюсь буквально одержима им.

Глава 4


Мой вечер наполнен беспокойством об Эдварде Мейсене. Меня тревожит его взгляд, пугает будущее. Я ловлю себя на мысли, что, нервно стукая по клавиатуре в поисках новой, самой необычной информации о вампирах, ищу способ сделать то, что он просил – нарушить запрет и распространить всю доступную мне информацию. Мне кажется, агент Люк и другие несерьезно относятся к угрозе. Мне кажется, что они вообще не собираются никому сообщать о вампирах, или дело не значилось бы под грифом «секретно». Мне кажется, Люк многого не договаривает. Если придется, могу ли я рискнуть своей свободой и предать устав ради того, чтобы помочь Эдварду Мейсену достигнуть цели, ради которой он явился? Я не имею права выносить из Бюро какие-либо документы или файлы, - это тщательно проверяют, - но ведь вся информация хранится у меня в голове. 

Создав папку, я пишу подробный отчет обо всем, что уже узнала. Этого недостаточно, чтобы обратиться к журналистам, без фактических доказательств мне никто не поверит, а результаты исследований и фотографии нет никакой возможности вынести из Бюро. Но я надеюсь решить эту проблему, когда буду на месте. Закрыв отчет, я копирую папку в несколько мест, чтобы использовать в случае чего. 

Не в состоянии спать, я, серьезный специалист, привыкший опираться на факты, трачу половину ночи на то, чтобы посмотреть классические фильмы о вампирах. Страшные вурдалаки со слюной, капающей с острых зубов, и невероятные красавцы с обаятельными улыбками – человеческая фантазия не знает границ, ее кидает из крайности в крайность. Множество совершенно разных легенд положено в основу десятков фильмов, и ни одна из кинолент не отображает действительности. Сравнения с тем, что я уже узнала, приводят к выводу, что между экранными образами и настоящими вампирами нет почти никаких сходств. Раздраженная, я выключаю компьютер и ложусь спать. 

Мне снятся кошмары, в которых армия безжалостных красноглазых монстров стремительно приближается к Эдварду Мейсену, закованному в кандалы. Он совершенно одинок -беспомощный, уязвимый, уставший бороться с системой, смирившийся с поражением. Ярость поднимается в глубине моей души, когда я понимаю, что его некому защитить. В моих руках неожиданно оказывается пистолет, и я, будто вновь оказавшись на спецподготовке, приседаю на одно колено, прицеливаюсь и стреляю по приближающимся фигурам. Их слишком много, но я не сдамся. Эдвард мой, я не отдам им его. 

Утром я не могу узнать себя в зеркале – бледная от усталости незнакомка с кругами под глазами. Я слишком много энергии трачу на дело, которое должно было стать просто ступенькой на моей карьерной лестнице. Я слишком заинтересована, слишком много думаю об Эдварде Мейсене, и меня беспокоит его дальнейшая судьба сильнее, чем я могу себе позволить. Я никто в его жизни. Я незначительная фигура на игральной доске Бюро. Я просто должна закончить свою работу и забыть о вампире. 

- Его обязательно держать в кандалах? – спрашиваю я у агента Доурси, который отвечает за нашу безопасность – мрачный и неразговорчивый тип с выправкой и внешностью генерала. – Он ведь не причиняет никому вреда? 
- Определение мер безопасности – не ваша забота, - отвечает Доурси безапелляционно. 

- Как думаете, когда будут рассекречены данные об объекте и распространены через средства массовой информации? – задаю я вопрос агенту Кэмерону, который работает со мной за соседним столом. Он из научного отдела, «лабораторная крыса», как у нас принято говорить, исследование необычных способностей Эдварда Мейсена – его специализация. 

Он наклоняется через стол, чтобы тихо произнести: 
- Мне кажется, Изабелла, что они вообще ничего не собираются распространять. Он нужен им для своих целей. 
- Для каких же? – Я тоже наклоняюсь и понижаю тон, чтобы нас никто не смог расслышать. 

Агент Кэмерон – добрый малый с копной светлых кудрявых волос на голове. Он мой союзник, по крайней мере, мог бы таковым стать, потому что ему тоже не очень нравится то, что происходит в Бюро. 
- Нашего вампира собираются перевести в разведывательный отдел на следующей неделе. Я думаю, - он шепчет еще тише, - что они хотят использовать его в разведке, обороне или для военных целей. 
- Они собираются его заставить? – удивляюсь я; Эдвард Мейсен не похож на человека, который мечтает работать на правительство. - Они думают, что легко смогут им управлять? 

Кэмерон пожимает плечами. 
- До сих пор он ни в чем им не отказывал. 

- Вы превышаете свои полномочия, агент Свон, - выговаривает мне агент Люк, преграждая путь, когда я в очередной раз направляюсь в камеру к пленнику. – Мне нужен ваш отчет завтра утром, или я найду другого, более компетентного специалиста. 
- Простите, агент Люк, - отвечаю я в профессиональной манере, хотя мое сердце колотится из-за перспективы отправиться назад, даже не поговорив в последний раз с Эдвардом Мейсеном. – Понимаю, что задерживаю вас, но для выводов мне необходимы еще кое-какие сведения, которые можно получить только при личном разговоре. – Я смотрю прямо, не отводя глаз, выдерживая подавляющий натиск руководителя. 
- Дайте взглянуть! – Агент Люк забирает из моих рук журнал, и я радуюсь, что не записывала никаких личных вопросов и ответов – они остались лишь в моей голове. Вопросы, отпечатанные на листе, находятся в рамках возложенной на меня задачи. 
- Хорошо, агент Свон, - Люк отдает мне журнал и освобождает проход. – Но завтра утром отчет должен быть в моем кабинете. Поспешите. 

Я нервничаю, заходя в камеру пленника. На этот раз я понимаю: это из-за того, что вижу его в последний раз. Мне грустно, что он не человек, и что мы встретились при таких печальных, безнадежных обстоятельствах. Мне больно, что я не могу распоряжаться временем, которое могла бы провести с ним. 

Он стоит у стены, наклонив голову, и смотрит на меня исподлобья своими пустыми глазами старика. Его лицо оживляется, когда вхожу я, но тут же тускнеет. Он медленно проходит вперед и садится на свой стул. 

- Привет, – говорит он устало. 
- Здравствуй, Эдвард, - я отвечаю не просто вежливо, а необычно нежно – не могу сдержать сочувствия к нему. Это уже не допрос, это больше похоже на встречу пленника и… друга? 

От меня не ускользает намек на удивление в его глазах, он смотрит внимательно, ожидая вопросов. Я хочу обнять его, прижать его голову к своей груди и пообещать, что все будет хорошо, и я борюсь с этой странной навязчивой потребностью. Это уже намного, намного больше, чем я могла бы себе позволить. Совершенно личное. Я с трудом могу справиться с взволнованным дыханием. 

Копаюсь в бумагах, разрываясь между желанием предупредить его о планах Бюро и необходимостью соблюдать субординацию. Профессионализм побеждает, но я с огромной неохотой приступаю к тому, что должна сказать. 

- Результаты исследования слюны показали, что это какое-то неизвестное науке химическое соединение, - говорю я. – Она растворяет некоторые виды неорганических соединений, окисляет металл. Животное, которому она была введена в кровь, погибло. 
- Надеюсь, вы не проверяли ее действие на человеке? – спрашивает он отстраненно. 
- Пока нет, - успокаиваю я и делаю пометку на полях, чтобы обдумать это на досуге. Мне не хочется уточнять последствия подобного эксперимента, чтобы не подать опасную идею другим агентам ФБР. – Эксперимент показал, что вещество ведет себя агрессивно по отношению к крови человека. Для полноценного исследования не хватило материала, но уже и так можно предположить, что вещество, содержащееся в слюне, возможно, меняет структуру человеческого ДНК. 

Мейсен смотрит на меня выразительно, но без дополнительных опытов я не имею права делать какие-либо выводы. Тем более, я не химик и не биолог. 

- Более того, слюна содержит химические вещества, которым нет названия в таблице Менделеева. Ты можешь как-то прокомментировать это? 

Он пожимает плечами. 
- Я не силен в современной науке. 

Конечно, он не знает. Я вздыхаю. Он хочет помочь, но времени на его обследование дано слишком мало, чтобы изучить хорошенько. Бюро торопится осуществить свои планы, не посвящая в них рядовых агентов. Для ФБР Эдвард Мейсен – объект, который можно выгодно использовать. И никого не волнует его история или его чувства. 

Я заставляю себя сосредоточиться на важных вопросах. Чем быстрее я расквитаюсь с ними, тем больше времени у меня останется для того, чтобы просто поговорить. 

- Утверждаешь, что обнаружил себя в лесу, недалеко от места сражения? Как вышло, что тебя оставили умирать? Разве раненых не лечили? 

Эдвард Мейсен настороженно прищуривается. 
- Может, они посчитали меня мертвым? Или отступление было поспешным, и меня не смогли забрать? 
- Ты говоришь, что не помнишь своего прошлого? Точнее, - я обращаюсь к бумагам, - помнишь его очень смутно. 
- Так и есть, - осторожно отвечает он. 
- Как думаешь, почему? 

Я поднимаю глаза, потому что он слишком долго молчит. Он смотрит на меня изучающе, и я, не выдержав нервозности, вспыхиваю под его взглядом. 

- Скажи, в чем состоит твоя обязанность здесь? – спрашивает он. 

Я делаю глубокий вздох, чтобы успокоиться. Мне очень трудно настроиться на рабочий лад, когда я смотрю на него. Все в нем кажется слишком красивым – его взгляд, волосы, свободно падающие на лоб, изгиб губ и мужественно очерченных скул, скрытая сила в руках и широких плечах. И особенно болезненно понимать, что это последняя наша встреча. 

Я откашливаюсь. 
- Я мифолог и просто делаю свою работу. 
- Все мои показания записаны с первого дня, - говорит он. – Разве обязательно приходить ко мне снова и снова? 

Он, совершенно точно, подлавливает меня на интересе к нему, и моя кожа снова вспыхивает от смущения. Но я не собираюсь легко сдаваться. 
- Конечно, да, - говорю уверенно, строгим голосом. - Я должна доказать, что ты вампир, и признать мифы фальсификацией. Или дать тебе другое научное определение. 

Он принимает мою версию снисходительно. Он явно не верит, что приходить сюда для меня было так уж необходимо. Что ж, он прав. Но любопытство не позволило мне остаться к нему равнодушной. Или не только любопытство, но не могу же я признать это вслух. 

Он улыбается одними губами, очень грустно. 
- И как успехи? 
- Я пока не готова ответить на этот вопрос. – Это так, но отчет нужно составить уже завтра. Мне придется что-то в нем написать, сказать «не знаю» было бы слишком непрофессионально. 

Его лицо вытягивается. По всей видимости, он немного шокирован моим ответом. 
- Ты не веришь в то, что я вампир? – Он настолько удивлен, что из его глаз исчезает всякое безразличие. Это интересно. 
- Я давно и довольно обширно изучаю мифологию. Чаще всего это обычные выдумки, не основанные на реальности, но иногда кое-что оказывается правдой. В нашей среде принято считать, что если семьдесят процентов мифа не подтверждается, значит, мы на ложном пути и нужно искать в другом месте. 

Мейсен внимательно смотрит на меня и, кажется, не понимает. 

Наклоняюсь вперед, сбрасывая маску. Мой голос звучит почти сочувственно: 
- Скажи мне, ты решил, что вампир, только потому, что пьешь кровь? 

Некоторое время он не знает, что ответить. Я опережаю его, приводя доказательства: 
- Посмотрим, что мы имеем: ты отражаешься в зеркале и проявляешься на фотопленке, не боишься солнца, чеснока, святой воды, распятия. Тебе не нужно спать в дневное время. По правде говоря, отсутствие сна вообще сбивает меня с толку. Я не знаю ни одного живого существа, которое не нуждается в отдыхе. Это ненормально. 
- Разве это не доказывает, что я вампир? – Его голос тихий, недоумевающий. 
- Это доказывает лишь то, что ты не человек, но не является признаком вампиризма ни по одной из существующих гипотез. Во всех легендах без исключения вампиры днем спят! 
- Я пью кровь, - заявляет он уверенно. 
- Есть заболевание, при котором необходимо ежедневное употребление свежей крови – недостаток гемоглобулина в организме. 

Он неистово мотает головой и раздражается. 
- Что за чушь! Ты собираешься доказывать мне, что я что-то другое? – Он вскакивает. – Это нелепо! Я вампир. Никакое это не заболевание, я ЖИВУ за счет крови, а не дополняю ей свой рацион! – Но в его глазах я вижу странное выражение, как будто я заставила его усомниться. Он растерян. 
- Вампиры испытывают жажду и набрасываются на людей, - гну свое я. – Как ты объяснишь, что осознанно выбираешь животных, отказываясь от человеческой крови? 
- Другие вампиры набрасываются на людей, - злится Мейсен, цепи на его кандалах звенят, когда он встряхивает руками. – Мой выбор продиктован только лишь личными убеждениями. 
- Нет ни одного свидетельства твоих слов, кроме выдуманных, ничем не доказанных страшилок и сюжетов кино, - возражаю я. – Пока что ты единственный представитель своего рода. Других мы не встречали и не имеем права делать выводы на основе слов. 
- Это потому что доказательства и свидетели аккуратно уничтожаются, - почти рычит он, взбешенный моим недоверием. 

Мне не хочется обижать его, но он должен понять, что, возможно, давно и сильно заблуждается. 
- Почему ты не позволяешь записать на видеопленку процесс поглощения крови? 

Мейсен резко оборачивается, его глаза мечут молнии. 
- Тебе нравится, когда тебе смотрят в рот во время еды? – грубит он. 
- Разве ты испытываешь жажду чьей-то крови? – я немного отхожу от плана, переходя на более личный тон. Я должна знать. 
- Да! – уверяет он, при этом его глаза вспыхивают чернотой, а взгляд опускается на мою шею. – Любой, даже твоей, даже сейчас… 

Я гляжу в бумаги, чтобы скрыть смущение. Наверняка, я должна была испугаться его признания, но отчего-то слышу в нем сексуальный подтекст. Это звучит не так, будто он хочет моей крови, это звучит так, будто он хочет меня. 

- Прямо сейчас? – переспрашиваю тихо. 
- Не только сейчас. Всегда… - шепчет он. 
- Но ты не сделал ни одной попытки, - констатирую я. Во всех абсолютно легендах о вампирах они не могут сопротивляться искушению выпить кровь. Они монстры, хоть и в человеческом обличии. – Как ты объяснишь, что не набросился ни на меня, ни на кого-либо из людей ни разу за полторы недели? 
- Несдержанность – не есть добродетель, - отвечает Мейсен мягко. 

Я перехожу к следующему факту: 
- На твоем теле нет следов укуса. Невозможно доказать, что ты стал таким, как сейчас, именно тем способом, каким предполагаешь. 

Эдвард Мейсен садится обратно на стул и закатывает глаза. На его губах недоверчивая ухмылка. Наш разговор становится похож на нелепую борьбу - перебрасывание фактами. 

- Я бессмертен. 
- Невозможно проверить. Для этого ты должен прожить под постоянным наблюдением не один десяток лет. 
- Есть другие способы, у вас была тысяча возможностей, - тихо говорит он, и я вспыхиваю от возмущения, когда до меня доходит, что он имеет в виду. 
- Никто не станет проверять. Никто не будет в тебя стрелять ради этого! 
- Я не был против, - бормочет он, и когда я, расширив глаза, смотрю на него, продолжает более громко: - Я здесь уже полторы недели, и все ради того, чтобы вы научились убивать таких, как я. Что вам мешало проверить на мне все свое вооружение? Уверен, что-то обязательно бы подошло! 
- Ты хочешь умереть?! – восклицаю я потрясенно. 
- Пожила бы с мое, смогла бы понять меня… - внезапно голос Мейсена понижается и снова становится смертельно усталым. 
- Конституция Соединенных штатов не позволит применять к человеку насилие без оснований, - возражаю я удивленно. 

Мейсен поднимает руки и показывает мне кандалы как доказательство обратного. Я вздыхаю и оправдываюсь: 
- Это другое. Простая мера предосторожности. 

- Мне сто семьдесят один! – Он продолжает наш спор. 
- Недоказуемо. Нет свидетельств, что ты родился в тысяча восемьсот тридцать девятом. Твоего имени нигде не значится. Все люди с твоей фамилией, которых мы нашли, не подходят под твое описание. Фактически тебя не существует на Земле. 
- Ты смеешься? – восклицает он. 

Разве похоже, что мне смешно? 
- Нет. 
- Я мертв, мое сердце не бьется, - говорит он, но уже не так уверенно. 
- Невозможно проверить. Твоя кожа – неприступная крепость. Мы не видим того, что внутри. Мы не знаем, бьется ли твое сердце, или оно просто хорошо защищено? Ты слышишь его стук? Слышишь внутри себя какое-то движение? 

Он задумчиво прислушивается к себе, его грудная клетка замирает. 
- Нет, - наконец, отвечает он. – И я вампир. 

Я не могу удержаться от улыбки. Он выглядит забавно в попытке доказать. Он похож на наивного ребенка, в выдумку которого никто не верит. 

- Ну а как же с другими доказательствами? – спрашивает он. – Холодная твердая кожа? 

Я с сочувствием качаю головой. 
- Нет нигде точных, подтвержденных документально данных, какой именно температуры и твердости должна быть кожа вампира. Если предположить, что он мертвец, его тело должно сохранять температуру окружающей среды, твое же не нагревается в теплом помещении, поддерживая свою собственную температуру. Это показатель того, что ты не мертвец, просто твои жизненные показатели другие. Скорее, мы бы назвали тебя «альтернативно живым». Твердость кожи и вовсе не совпадает ни с одной из многочисленных легенд. Ты помнишь, осиновый кол способен поразить сердце. А твою кожу не берет даже металл! 

Он молчит, на его лице полнейшая растерянность. 

- Глаза вампира красные, - продолжаю я. 
- О боже… - стонет он, сползая на стуле и закрывая лицо ругами. Цепи звенят. 
- Они цвета выпитой крови, - настаиваю я. 
- Это потому, что я предпочитаю кровь животных, - оправдывается он, избегая смотреть на меня. 
- Чем кровь животных отличается от крови людей? Разве она не того же красного цвета? 

Эдвард Мейсен отнимает руки, его глаза больше не пустые, на губах удивленная улыбка. Теперь ему смешно. 
- Я не понимаю, что ты хочешь мне сказать. Я не вампир, по твоему мнению? 

Я не уверена, и смотрю на него проницательно. 
- Думаю, это нуждается в дополнительной проверке, - говорю я, сожалея, что у меня не будет на это времени. – Но химические элементы твоей слюны, которых не существует в природе, а также твои повышенные способности и многочисленные отличия от человека о многом говорят. Есть исторические свидетельства о пришельцах, обладающих силой, во много раз превышающей человеческую. Есть также многочисленные упоминания в древнегреческой, египетской, китайской и индийской мифологии о непобедимых бессмертных существах, не принадлежащих этому миру. Их возводили в ранг Богов и поклонялись им. 

Эдвард Мейсен смотрит на меня с саркастической ухмылкой на губах. 

- Все может оказаться и более прозаично. Часто люди, возвращающиеся после похищения инопланетянами, обретают способности, позволяющие им заглядывать в будущее, определять болезни. Зафиксированы случаи, когда люди могли летать по воздуху или подолгу оставаться под водой без дыхания, двигать на расстоянии предметы, видеть сквозь стены… Это, конечно, не совсем то, что у тебя, но, думаю, я нашла единственное рациональное объяснение. 
- И какое же? – На лице Мейсена вежливый интерес, он силится не рассмеяться. 

Меня обижает его недоверие, но я все же озвучиваю свое предположение вслух, как бы нелепо оно не звучало: 
- Я склонна думать, что ты не с нашей планеты, просто не помнишь этого. 
- Я инопланетянин? – смеется он. Теперь действительно смеется, искренним и неподдельным смехом. В его глазах нет пустоты. 
- Потомок Богов или инопланетянин, или подвергшийся экспериментам инопланетян человек… но не вампир, - пожимаю я плечами. 
- Вы, люди, потрясающе изворотливы в самообмане, - говорит он. – Вам проще придумать свое нелепое объяснение, чем признать, что ваш идеальный мир, построенный на лжи и самоуверенности, совсем не тот, каким вы привыкли его представлять. Напрасно я сюда явился, только время зря потратил. Вы не поможете ни мне, ни себе. Вы еще не готовы к переменам. Предпочитаете жить в огромных розовых очках. Вам удобно верить, что этот мир принадлежит вам, и что вы контролируете ситуацию. И пока вы думаете так, ничего не изменится… 

Он встает и поворачивается ко мне спиной. Это выглядит так, словно наш разговор окончен. Я чувствую себя неуютно, как будто обидела его. Мне хочется верить его словам, но, вот так изложив перед ним факты, я и сама начинаю в них убеждаться. Он не вампир, просто ошибся с определением. Вероятно, питание кровью смутило его. 

Я поднимаюсь, но мне не хочется уходить. Я задала еще не все свои вопросы, но они касаются лишь незначительных деталей, ситуация в целом ясна. Я бы посоветовала Федеральному Бюро продолжать исследования, но у них другие планы. И это возвращает меня к тому, что сегодня я вижу Эдварда Мейсена в последний раз. 

Мои руки дрожат, тело и разум входят в противоречие друг с другом. Я буквально насилую волю, принуждая себя уйти. 

- На этом все. 

Он поворачивается. Я встречаю пристальный взгляд его темных глаз и краснею. Он так красив, просто незабываемо. В этом тоже кроется загадка: мифы твердят, что вампиры исключительно привлекательны, но как это может сочетаться с фактом, что они мертвы? Мертвецы не могут быть настолько живыми, настолько идеально прекрасными. 

- Завтра зайдешь? – спрашивает он, позволяя мне надеяться, что я все-таки смогла затронуть что-то в его душе, и он тоже радуется встречам со мной, как и я. 

Качаю головой, и он неожиданно бледнеет. Свет исчезает из его глаз. 

На его лице борьба – я вижу это. Он хочет мне что-то сказать, приоткрывает рот, но продолжает молчать. 

- Моя работа на этом закончена, - строго говорю я, но голос трепещет. 

Он кивает, мне больно видеть его пустое, безжизненное лицо – именно таким я увидела его впервые. Внутри меня что-то ломается в этот момент. 

- Мне… жаль, - говорю невпопад, глаза непрофессионально наполняются сдержанными слезами, от которых глазное яблоко будто бы жжет кислота. В горле ком острых игл. – Жаль, что ты в кандалах… Жаль, что я не могу что-то сделать для тебя… Жаль, что я больше не смогу зайти… 

Он смотрит на меня потрясенно. И неожиданно перемещается, вставая прямо передо мной, между нами меньше метра. Оказывается, он выше меня на целую голову, и это несмотря на то, что я на высоких каблуках. Его глаза светло-золотистые, с медовыми вкраплениями, а волосы имеют необычайно яркий бронзовый оттенок. Я знаю, что дозволенное мне время истекает, и это еще сильнее подталкивает меня сделать то, что нельзя – здесь и сейчас, под зорким оком телекамер. 

- Можно?.. – спрашиваю я, протягивая руку вперед. – Можно мне потрогать твою кожу?..

Глава 5


Я знаю, что дозволенное мне время истекает, и это еще сильнее подталкивает меня сделать то, что нельзя – здесь и сейчас, под зорким оком телекамер. 

- Можно?.. – спрашиваю я. – Можно мне потрогать твою кожу?.. 

Эдвард Мейсен не колеблется ни секунды, протягивая ко мне руки. Может он привык подчиняться, находясь здесь, и думает, что это мой приказ? Или – в глубине души я надеюсь на это – ему тоже хочется, чтобы я его коснулась? 

Кожа твердая, как гранит. И такая же холодная, гладкая. Я знаю об этом из многочисленных отчетов, но необычно убедиться в этом самой. 

Осторожно провожу кончиками трясущихся пальцев по закованному в сталь запястью, касаюсь ладони и длинных, нечеловечески идеальных пальцев. Его большие руки не вмещаются в мои маленькие ладони, но, как могу, я сжимаю их в попытке поддержать. Отчего-то мне кажется, что он, как никто другой, нуждается в этом, пусть и простом, рукопожатии. Поднимаю взгляд, отчаянно сражаясь со слезами. У Эдварда совершенно шокированные, растерянные глаза. 

- Можно?.. – просит он тихим голосом, поднимая руки к моему лицу. – Мне тоже?.. 

Не успеваю дать ответ, - его пальцы уже скользят от виска к скуле, по моему подбородку, слегка задевают нижнюю губу. Его глаза такие внимательные, сосредоточенные. Мое сердце замирает и одновременно стучит в бешеном ритме. Кровь резко приливает к лицу. 

- Остановись, - прошу я, с трудом сдерживая дыхание. – Или меня уволят. 

Он опускает руку, но не делает шага назад. В его глазах непомерная печаль, гнетущая обреченность. 
- Это уже не имеет значения, - шепчет он с такой безысходностью, что мое стремительно бьющееся сердце обволакивает липкий страх. 

Эдвард Мейсен вдруг хватается руками за волосы. Глядя на меня в немом потрясении, медленно садится на свой стул и опускает голову, при этом красивые, с бронзовым отливом пряди, взъерошенные резким движением, проходят между пальцев. Невыносимо хочется обнять его, но я не могу себе этого позволить. Тело замирает в муке, будто в мои мышцы влили затвердевающий воск. Просто стою и смотрю, не в состоянии заставить себя уйти, не в силах протянуть руку… 

- Я сожалею. - Он бормочет это так тихо, что я не могу быть уверена. – Я ошибся. 
- О чем ты?.. 

Мейсен бормочет в пол, мне трудно уловить смысл: 
- Я поспешил. Если бы подождал еще немного, все могло быть по-другому… 
- Я не понимаю… 

Он поднимает глаза. В них плещется глухая безнадежность. 

- Я сожалею не из-за себя, - поясняет он. – Но ты действительно можешь сделать кое-что для меня. 

Я нервно оглядываюсь на камеры, удивляясь, что за мной еще никто не прибежал. Это чистое везение, что еще никто не проявил интереса. Прямо здесь, за дверью, находится охрана, которая в любой момент может вломиться внутрь, и агент Люк с огромным удовольствием отчитает меня за нарушение протокола, а потом с треском уволит. Я вернусь в Саффолк, как побитая собачонка, и все, что мне останется – это воспоминания о том, что было здесь. Точнее, могло быть, но осталось недостижимо. Хотя я даже не могу однозначно ответить, чего именно хочу, - у меня попросту не было времени это обдумать. 

Однако, вопреки вопиющему голосу разума, призывающему бежать, пока еще не слишком поздно, я сажусь на свой стул с готовностью слушать. 
- Да? 

Эдвард Мейсен шепчет взволнованно, его глаза больше не пустые и не безжизненные – они горят яростной убежденностью, которую он с каждым словом будто бы хочет внушить и мне: 
- Заканчивай свой отчет. Потом возьми деньги – все, что у тебя есть – и отправляйся как можно дальше. В другую страну. В самую дальнюю точку планеты. Закажи поддельные документы. Сделай пластическую операцию, измени лицо. Никогда не возвращайся назад, порви все связи. Забудь о том, что узнала здесь, никогда никому не рассказывай, даже не упоминай. Вампиров не существует. 

Я ошеломленно смотрю на него. Сейчас он как никогда до этого напоминает безумца, и мне хочется отмахнуться от его слов, как от выдумки. Но отчего-то страх ядовитой змеей вползает внутрь и колко замирает на уровне живота. 

- Бюро может защитить себя и своих агентов, спасибо за беспокойство, - возражаю я не слишком уверенно. 

Мейсен мотает головой, в его глаза снова возвращается усталость старика. 
- Если в ближайшее время вы не расскажете обо мне журналистам, ничто не сможет защитить ни тебя, ни остальных осведомленных. Вы все умрете. 

Мне настолько страшно, что в горле застывает колючий ледяной ком. 

- Бюро существует уже больше ста лет и может справиться с любой угрозой. Смешно считать, что горстка Вольтури представляет опасность для столь большой и защищенной организации. – Я возражаю уже скорее по инерции, просто потому, что привыкла отстаивать интересы своей страны. 
- Недооценивание противника – залог краха. Вы даже глазом моргнуть не успеете, как исчезнете один за другим, а все упоминания о вампирах и результаты ваших исследований будут навсегда утеряны. Не останется даже маленькой зацепки или того, кто мог бы рассказать… Уезжай. Попробуй скрыться, - теперь интонация Мейсена меняется – он умоляет. 
- А как же другие агенты? – Внезапно я осознаю неотвратимость трагедии. Я не могу думать только о себе в такой ответственный момент, ведь остаются другие люди. Обрекать их на гибель – преступление. 

Мейсен печально качает головой. 
- Им не жить. Мне жаль, но я не могу спасти всех, слишком поздно. Только у тебя есть шанс, потому что ты единственная мне веришь. 
- А что будет с тобой? – шепчу я; и вновь старый вопрос не дает покоя: не могу понять, почему Эдвард здесь. Что его привело сюда на самом деле? Не верю, что одна лишь самоотверженность. Кто мы ему, чтобы нам помогать? 
- Почему тебя это волнует? – раздражается он. 
- Тебя же волнует моя безопасность. – Я поясняю. 

Он смотрит на меня долго и пристально, а затем молчаливо соглашается и коротко кивает. 
- Я не стану убегать, - говорит он устало. – Я всегда был обречен, просто долго шел к этому. Две сотни лет – не так уж мало, чтобы определиться с выбором. Никогда не мог понять смысла своего существования. Конечно, я мог отправиться в Италию и покончить с этим по-другому, но мне показалось неправильным так дешево тратить свою жизнь. Может, где-то в глубине души я остался больше предан людям, чем вампирам. Чудовище, не желающее становиться чудовищем. Генетическая ошибка природы. Я хотел помочь вам избавиться от монстров. Надеялся, вы решите бороться за свою свободу и найдете способ нас убивать. Поможете мне, если вас не опередят Вольтури… – Мейсен снова ерошит свои волосы, в его лице печальное разочарование. – Все пошло не так… но теперь уже поздно сожалеть об этом. 

Я смотрю на него с недоумением, когда до меня доходит то, что он сказал. Где-то в глубине подсознания я давно знала ответ, но не хотела верить в это. Казалось непостижимым, что кто-то настолько идеальный мог хотеть прервать свою жизнь… мог считать ее бессмысленной… 

И тогда во мне вспыхивает гнев. 
- Это что, извращенный способ самоубийства? – восклицаю я в крайнем возмущении. 
- Неплохой способ, - грустно поправляет он, а затем его рука внезапно тянется ко мне. Но, не достигая цели, опускается; Мейсен хмурится. 

Я смотрю на его красивое печальное лицо, и теперь мне становится ясна причина страшной усталости в его глазах. Представляю, как понурый воин одиноко бредет сквозь многие года, не находя места, которое мог бы назвать своим домом, соратников, которых мог бы назвать друзьями или семьей… Два века бесконечного, отчаянного одиночества могут свести с ума кого угодно, даже самое стойкое и совершенное существо. 

В уголках глаз мимолетно щиплются сухие слезы… 

Но я все равно не понимаю. Во мне включается профессионализм. 
- Ты утверждаешь, что бессмертный. Каким образом ты собирался умереть? 
- Думал, вы найдете подходящий способ. – Он пожимает плечами так спокойно, как будто смерть совершенно не пугает и не трогает его. – Ну а Вольтури точно знают, как сделать это. Рано или поздно они придут. Даже если вы распространите информацию, это убережет только вас, но не меня. 
- Ты пожертвовал своей жизнью ради нас? – Мой голос поднимается на пол-октавы. Трудно постигнуть всю глубину благородства его поступка. 
- Я просто решил отдать ее не задаром, - поясняет он с таким равнодушием, что мне становится очень больно, и нестерпимо хочется его обнять, прижать к себе как маленького ребенка. 
- Зачем тебе умирать? – Мне хочется убедить его в том, что он принял неправильное решение, хочется зажечь в его потухших глазах надежду. – Неужели нет ничего, что тебя бы удержало? Друзья, семья? 

Я не могу согласиться с выбором такого пути. Для меня самоубийство – величайшая трагедия. Жизнь слишком ценна, чтобы вот так просто отказываться от нее. 

Мне трудно принять его выбор еще и потому, что я не прожила две сотни лет и не пережила то, что пережил он. Я пытаюсь… но все равно не могу с ним согласиться. 

- Мои родители умерли сто семьдесят лет назад, - объясняет Мейсен. – И у меня нет друзей. 
- Неужели за сто семьдесят лет ты не нашел никого, с кем тебе интересно? 

Он долго молчит, неотрывно меня рассматривая. Его глаза светлые, очень проницательные, и с каждой секундой я отчего-то все сильнее смущаюсь. Наше общение давно вышло за рамки работы, но мне уже все равно. Я искренне переживаю за него, просто как за человека. Он не объект, и никогда им для меня не был, - с самой первой встречи я чувствовала иное притяжение. И сейчас я убедилась, что он нуждается в помощи больше, чем кто-либо другой. В поддержке хотя бы одного искреннего друга. 

Очень жаль, что то положение, в котором мы оба находимся, не позволит нам стать друзьями… 

- Никого, - наконец, устало отвечает он, скользя по мне обреченным взглядом. – Я не смог дружить с вампирами, потому что знал, что они потом идут и убивают людей. Мне же это претило. Я пытался, но это заканчивалось одинаково – я начинал испытывать отвращение к их образу жизни и уходил. С людьми водить дружбу опасно по многим причинам, не говоря уже о том, что мне пришлось бы их хоронить… 

Я опускаю глаза под гнетом факта о его возрасте. Несмотря на отчет, в котором я собираюсь опровергнуть или хотя бы подвергнуть сомнению информацию, будто ему почти две сотни лет, я не могу избавиться от чувства, что он говорит правду. Просто в эту правду сложно поверить, а проверить невозможно. 

- Ужасно, что ты так одинок, - признаю я сочувственно, сухие слезы снова жгут глаза. Я слышу разговор охраны за дверью, смотрю на часы и понимаю, что исчерпала свой лимит. Мне пора. 

Поднимаюсь, а в груди тоска. Сердце болит, и я ничего не могу с этим поделать. Я слишком прониклась к Эдварду Мейсену, он для меня больше, чем объект. Я привязалась к нему за эти несколько дней. Но я должна смириться, что никак не могу повлиять на обстоятельства. 

- Сделай, как я сказал, - просит Мейсен, тоже поднимаясь. – Не будь как другие. 

Я не уверена, что готова поступить как он предлагает, я не могу до конца поверить в серьезность угрозы, о которой он говорит. Мне все еще кажется, что он преувеличивает степень опасности. Но я киваю, чтобы успокоить его. 

- Ты напрасно ждешь, что они расскажут о тебе журналистам. Они не собираются делать этого, - спешу сказать я, когда нахожусь уже у самой двери. После всего, о чем мы сегодня говорили, после трогательного доверия, которое между нами возникло, было бы предательством не предупредить его. – Они собираются перевести тебя в разведывательный отдел и использовать в военных целях. 

Он улыбается одними губами, и я понимаю: ему все равно. Что бы я ни сказала, что бы ни сделали с ним дальше – это не имеет никакого значения, если в конечном счете он умрет. Ему безразлично, как и где это случится. Он просто ждет. 

- Прощай, - шепчу я, хотя хочется от души пообещать «до свидания». 

Я ухожу от него в потрясенном состоянии. Охранники поворачивают ко мне головы и видят слезы на моих глазах. Дисциплина не позволяет им заговорить со мной о том, что случилось. Они могут себе позволить лишь стандартный вопрос: 
- Все в порядке, агент Свон? 

Мужчина, который спрашивает, имеет выправку солдата. Высокий, широкоплечий, и его фигура кажется еще мощнее из-за толстого бронежилета. Из-под каски выбивается прядь светлых волос. На бейджике имя – Брэдли Стивенс. Его лицо строгое, - привычная маска солдата, - но взгляд мальчишеский, парню не больше девятнадцати лет. Знает ли он, что сторожит потенциально опасное существо, которое не сдержат ни цепи, ни орудийный огонь? Или выполняет приказ, не уточняя секретных деталей? 

- Да, все нормально. 

Резко выдыхая, я заставляю себя успокоиться, нервно вытирая уголки глаз кончиками пальцев. 

Другой охранник, ниже ростом, с азиатскими чертами лица, на бейджике которого значится имя Мин Чан, молча подает мне платок. Откуда у охранника платок? 

Я благодарю его кивком, я уже справилась сама. Не понимаю, отчего больше расстроилась: оттого, что больше никогда не увижу Эдварда Мейсена и не смогу стать ему другом, или оттого, что вскоре он умрет? Или, если перевести проекцию чувств на меня, то: переживаю за него из личного интереса или общечеловеческого? Кажется невероятным, что такой необычный, великолепный представитель неизученного рода попросту перестанет существовать, не оставив после себя никаких доказательств того, что он был в моей жизни. Его скорая смерть вызывает у меня сомнение, хотя и сочувствие к нему тоже играет большую роль. 

В голове почти готовый отчет, его нужно только изложить на бумагу. В аудитории вся команда специалистов смотрит на меня, когда я вхожу. Мониторы на их столах показывают камеру Эдварда Мейсена, и кровь тут же бросается в мое лицо, когда я понимаю, что они наблюдали. 

Агент Рипс отворачивается первым, деликатно переключая монитор и беря в руки свои бумаги. То же самое делают агент Кэмерон и агент Рашель. Они стараются не улыбаться, но все мы просто люди, несмотря на то, что работаем на ФБР. И каждому из нас не чужды чувства. Я знаю: несмотря на любопытство, которое проявили, они не станут осуждать меня за мимолетную слабость. А значит, не станут и никому сообщать. 

Агент Доурси, Бауфман и Хопс отсутствуют, - вероятно, вышли на обед. Из кабинета Люка не доносится ни звука. 
- Он тоже видел? – спрашиваю я у агента Кроули, который единственный из всех продолжает смотреть на меня. 

Он без слов понимает, оглядываясь на кабинет начальника, и качает головой. 
- Он вышел вместе с остальными. 

Я киваю и сажусь работать. Люк все равно увидит пленку, если решит ее просмотреть. С другой стороны, это мой последний рабочий день, что я теряю? Моя мечта получить престижную работу в ФБР оказалась призрачной – никому не нужен узкий специалист из маленького городка, не видевший настоящей жизни, не исполнявший боевых заданий. Моя самоуверенность вознесла меня слишком высоко, и теперь приходится больно падать. Я никто, и теперь мне предстоит вернуться в свое привычное забытье, к скучной, бесперспективной работе учителя Истории Америки. Никудышная собачонка, возомнившая себя злой овчаркой – вот кто я. 

Карьера перестает меня так сильно заботить, как раньше – это беспокойство не имеет никакого смысла. Будет доволен агент Люк моей работой или нет, увидит ли он на пленке мою слабость, результат один – скоро я вернусь ни с чем домой. 

Но мне везет: у агента Люка загруженный график, видимо, ему некогда просматривать каждую записанную минуту, так что мое маленькое отступление от протокола остается незамеченным. Пока. 

Несмотря на то, что я тороплюсь дописать отчет, все мои мысли занимает Эдвард Мейсен. Его печальные безжизненные глаза преследуют меня, ранят сердце. Мне очень хочется протянуть ему руку помощи, хочется видеть его свободным и живым, и больно от бессилия изменить нарисованное им мрачное будущее. 

Когда рабочее время истекает, я отправляюсь в гостиницу. Завтра я в последний раз заеду в Бюро. Что я буду делать дальше, пока не решила. У меня нет желания возвращаться в Саффолк. Оставаться в Вашингтоне тоже не имеет смысла – задание Бюро оказалось одним из многих и явно не станет ступенькой на карьерной лестнице, на которую я так опрометчиво и наивно рассчитывала. 

На улице прохладно, несмотря на лето. Я кутаюсь в теплую шаль. Вечер темный, собирается дождь, и я чувствую себя непривычно одинокой в снующей вокруг толпе. Открытия, которые я совершила за эту неделю, переворачивают мое мировоззрение. Теперь я знаю, что наш мир не такой милый, каким мы привыкли его представлять – он полон мифов, самые страшные из которых оказываются реальностью. Вглядываясь в лица прохожих, я ловлю себя на том, что присматриваюсь к цвету их кожи и глаз. Странно понимать, что среди нас живут нечеловечески опасные существа, и мы рискуем своей жизнью ежедневно, не подозревая этого. 

Я вижу человека в темных очках на автобусной остановке, и это невольно заставляет меня задуматься: для чего вечером ему понадобились солнцезащитные стекла, за которыми не видно глаз? Не потому ли, что иначе прохожие заметят: его радужка опасного красного цвета? 

Я трясу головой, отгоняя подальше приступ паранойи. Это не может быть так. Фантазия разыгралась. 

Однако я избегаю автобусной остановки, не решаюсь приблизиться. Вместо этого я иду в противоположную сторону, невольно ускоряя шаг. Я бегу, потому что теперь я боюсь своего мира, населенного чудовищами. 

Когда оказываюсь на приличном от остановки расстоянии, ловлю такси. Вместо отеля я называю таксисту адрес магазина, где можно приобрести оружие. Я не солдат, но, как работник ФБР, имею обязательную военную подготовку и разрешение на ношение и использование огнестрельного оружия. Я покупаю «Глок-19» и набор девятимиллиметровых патронов к нему, хотя не уверена, что оружие чем-то мне поможет. В любом случае, с заряженным тридцатью тремя патронами мощным стволом я чувствую себя более защищенной. 

Дома я не нахожу себе места, постоянно выглядываю в окно и наблюдаю за огнями города с восемнадцатого этажа отеля. Открываю оконную раму, чтобы глотнуть свежего воздуха и немного охладить душное помещение. Дергаюсь от звука движущегося лифта, от звонка телефона в чужом номере. Проверяю свои документы, прикидывая, успею ли достать поддельные, если придется. Как агент, я знаю, где их можно заказать. Возможно, завтра я отправлюсь туда после того, как отдам заключительный отчет Люку и официально завершу свое задание. 

Глаза Эдварда Мейсена все еще преследуют меня, его холодные пальцы, осторожно трогающие мою нижнюю губу, оставили на коже след для воспоминаний. Наступающая ночь придает его словам о Вольтури зловещее звучание. Чтобы перестать думать об этом, я несколько раз собираю и разбираю пистолет, взвешивая его на руке. Он очень тяжелый. За годы, которые я провела, работая в школе, совершенно отвыкла стрелять. Руки без физической подготовки стали слабыми. 

Приседаю, как нас учили на подготовке в Бюро, целюсь в воображаемого преступника, разворачиваюсь на сто восемьдесят градусов, целясь в другого… Бессмысленно трачу свое время. Совсем как он… 

Я вдруг понимаю, что мы похожи, только я прожила всего двадцать девять, а он сто семьдесят лет. Моя жизнь серая и скучная и будет такой, потому что по натуре я безынициативна и инертна. Нет любимого. Я не зануда, не интроверт, но не могу похвастаться большим количеством друзей. Мои родители умерли естественной смертью. Одиночество не тяготит меня, оно прочно поселилось в моей жизни. И я понимаю, что избрала тупиковый путь саморазвития. Мне хочется обрести цель, к которой я могла бы стремиться. Но единственная вещь, которая одержимо захватила меня за все последние годы, находится вне досягаемости, за металлической решеткой, с добровольными кандалами на руках. 

Целясь в сторону окна, я представляю Эдварда Мейсена за своей спиной, сидящим на диване. В мечтах я защищаю его от воображаемых врагов. Я даже хочу, чтобы эти Вольтури поскорее явились, тогда я смогу проявить себя сполна. Хочу перестать жить по инерции, хочу свершений. Целясь в картины, стулья и шторы, я убиваю всех, кто угрожает моему вампиру, а затем бросаю пистолет, чтобы обнять и привлечь невероятного мужчину к себе, чувствуя холодную твердь его кожи под пальцами. 

Да, вот чего бы я хотела! Чтобы он стал моим личным пленником. Пленником моего сердца. А я бы стала для него телохранителем. 

Опускаю руки и истерично смеюсь, потому что понимаю, насколько бредово звучат мои фантазии. Я веду себя как пятнадцатилетняя школьница, без памяти влюбленная в актера с обложки популярного журнала. Эдвард Мейсен точно так же недосягаем для меня, и вряд ли я вообще его интересую. Мои мечты похожи на бред сумасшедшей. 

Моя уверенность в собственной непобедимости тоже смешна и ничтожна. Я никогда по-настоящему не стреляла из огнестрельного оружия, никогда не была на боевом задании. Я мелкая фигура, никто. Простой историк, мечтающий о карьере в ФБР, но получивший маленькую, ничего не значащую роль на игральной доске агента Люка. Это мое первое со времен подготовки задание, когда меня пригласили в Вашингтон. Глупо было надеяться, что это повлечет за собой нечто большее. Мне придется вернуться в Саффолк. 

Сердце не на месте, а в мыслях все те же пустые, равнодушные глаза не человека, который ожидает свою смерть. Кладу пистолет в коробку, обессилено опускаюсь на ковролин и рыдаю, дав волю накопившимся слезам. Я скорблю о том, кто мне даже не друг. Первый мужчина, вызвавший во мне сильные чувства, и он даже не человек. Пленник системы. Узник своего заблудшего разума. Печальное существо, не знающее, кто он на самом деле. Одинокий скиталец в море лиц, для которых он лишь объект, способ достигнуть целей. И я ничего не могу сделать, чтобы спасти его из тюрьмы, в которой он заточил себя добровольно… 

Уставшая окончательно, я валюсь спать прямо на покрывало, в одежде, пряча «Глок-19» под кровать, чтобы в случае необходимости выхватить его. 

Забыв закрыть окно, замерзаю во сне, скрючиваясь в холодный комочек. Мне снятся вампиры с кроваво-красными глазами, которые собираются убить меня. Я даже рада, когда звонок будильника подрывает меня, вытаскивая из кошмара. 

Хлопаю глазами, не понимая, который час. Электронный дисплей показывает 5:30 утра. На работу мне к девяти, так что я понимаю – надрывается не будильник. Телефон. 

Удивленно подношу трубку к уху, все еще пытаясь продрать глаза. Резко скидываю с себя одеяло, услышав: 
- Агент Свон? Срочный сбор через полчаса. Исследуемый вашим отделом объект Эдвард Мейсен сбежал…

Музыка к главе: 

Ее версия: <a class="link" href="http://www.youtube.com/watch?v=EAGBndvUhZA" rel="nofollow" savefrom_lm="1" savefrom_lm_index="0" style="text-decoration: none; color: rgb(204, 204, 204); font-family: verdana, arial, helvetica; font-size: 10.6667px; text-align: justify; background-color: rgb(19, 19, 19);" target="_blank">Franka Potente - Believe</a> 
Его версия: <a class="link" href="http://music.yandex.ru/#!/search?text=Cinema%20Bizarre%20Angel%20in%20Disguise" rel="nofollow" style="text-decoration: none; color: rgb(204, 204, 204); font-family: verdana, arial, helvetica; font-size: 10.6667px; text-align: justify; background-color: rgb(19, 19, 19);" target="_blank">Cinema Bizarre - Angel in Disguise</a> 

___________ 

- Они открыты ключом или разорваны? 
- Звенья рассоединены. – Агент Доурси демонстрирует нам поврежденные кандалы. Пленник исчез, и как, каким образом ему удалось сделать это незаметно – неизвестно. Теперь мы проводим расследование.

Почти все агенты здесь, в камере, собирают информацию, задают вопросы. Кто-то профессионально подходит к расследованию, а кто-то заглянул из простого любопытства. В любом случае, всем нам предстоит жесткий допрос. 

- Как возможно порвать такую цепь? Это же сплав титана и молибдена, сталь, укрепленная углеродным волокном, ничто ее не берет, - удивляется агент Рашель. 
- Возможно, мы недооценили его силу… - отвечает агент Рипс. 
- Он никогда не показывал, что способен рвать сталь, – констатирует Кэмерон. – Он не демонстрировал нам свою полную силу. 
- Скрыл это? – подозрительно интересуется Доурси. 
- Да ему никогда и не предлагали… это казалось невыполнимым. 
- Говорите, охрана ничего не видела? 
- Он просто исчез… Они обнаружили камеру пустой, хотя никто не выходил из нее. 
- Он что же, умеет проходить сквозь стены? 
- Замок двери, однако, взломан! 
- Неужели охрана ничего не слышала? – Этот вопрос, похоже, волнует сильнее всего. Несколько охранников растерянно топчутся рядом с нами, отвечая на многочисленные вопросы. 
- Не может же быть, что он спокойно прошел мимо вас, а вы даже не заметили! 
- А вы видели, какая у него скорость? 
- И дверь за собой прикрыл… 
- Среди нас есть предатель! Кто-то помог ему выбраться! 
- Никто не оставлял свой пост? 
- Никак нет, сэр! 

Я почти не слушаю, меня завораживают разъединенные звенья цепи. Они выглядят прочными, и я, аккуратно приподняв, взвешиваю кандалы на руке, чтобы оценить их мощь. Я даже не могу приподнять их над столом – для меня они чрезмерно тяжелые. Вспоминаю, как непринужденно, даже грациозно двигался Эдвард Мейсен с ними на руках и на ногах, словно они ничего не весят, и поражаюсь его силе и выносливости. 

В глубине души не могу избавиться от чувства радости, что он сбежал и свободен. С другой стороны, меня не оставляет горькое ощущение, что он опять где-то путешествует совершенно один, и что теперь-то я уж точно его никогда не увижу. Я слишком увлеклась им… Мне понадобится очень много времени, чтобы забыть. 

А еще я непроизвольно ищу следы какой-нибудь борьбы, гадаю, было ли это на самом деле побегом, или Вольтури пришли за ним и расправились? Но отбрасываю эту мысль, потому что в таком случае все участники задания уже были бы мертвы, в том числе и я. 

- Агент Свон, срочно в кабинет руководителя отдела Питера Люка! – Голос, раздающийся из динамиков, злой и раздраженный. Мне следует поспешить. 

Теперь все агенты собираются в просторном кабинете руководителя. Я думаю, что меня хотят отчитать за еще не сделанный отчет, но ошибаюсь. 

Агент Люк разворачивает ко мне монитор, на котором пленка замерла как раз на моменте, когда я протягиваю к Эдваду Мейсену руки. Кровь бросается в мое лицо, а потом с той же скоростью отливает, и я чувствую холод распространяющейся по телу паники и стыда. 

- Не соизволите ли объяснить, что вы делаете на пленке? – Агент Люк дает «старт», и я повторно смотрю кадры моей маленькой вчерашней слабости. Вот мои руки скользят по запястьям Эдварда Мейсена, касаются кандалов… Понимаю, что после побега пленника моим действиям можно придать иной смысл, но морально готовлюсь к отпору – ведь не думают же они, что я могла порвать титановую сталь?! 

- Ну? – грозно повторяет агент Люк, останавливая пленку. 
- Это простое проявление сочувствия, сэр, - с чувством собственного достоинства отчитываюсь я. Агент Люк закостенелый руководитель и вряд ли меня поймет – ему не свойственна человечность по отношению к объекту исследования. Эдвард Мейсен для него всего лишь образец, не более того. 
- С вашего позволения, сэр, кандалы порваны, а не открыты ключом, - неожиданно вступается за меня агент Кроули, и я с благодарностью смотрю на него. Он чуть улыбается мне тонкими губами, его голубые глаза искрятся пониманием и готовностью поддержать. – Агент Свон не имеет нужного уровня доступа. 

Агент Люк грозно смотрит на Доурси, который, кажется, всех вокруг недолюбливает. 
- Так точно, сэр, - подтверждает он. – Ключ только у меня и у вас, сэр. 

Я выдыхаю с облегчением, но рано радуюсь. 

- А это что? – Люк включает пленку дальше. 

«Ты напрасно ждешь, что они расскажут о тебе журналистам. Они не собираются делать этого, - говорю я тихо, мой голос на пленке, поставленный на полную громкость, кажется искаженным, чужим. – Они собираются перевести тебя в разведывательный отдел и использовать в военных целях». 

- Виновата, сэр, - признаю я пристыжено. Я действительно превысила свои полномочия и знаю, что заслужила порицание Бюро. Я готова понести заслуженное наказание, и опускаю голову под гневным взглядом Люка. 
- Вы предупредили его о том, о чем даже точно не знаете! - обвиняет он взбешенно. 
- О, бросьте вы, сэр, - не выдерживаю я давления и начинаю оправдываться, не в силах удержаться от возражений. – Неужели вы думаете, это бы что-то изменило? Ну, ушел бы он на неделю позже. Я не раскрыла ему никакой военной тайны! Вы бы сами ему сказали об этом на днях! 

Агент Люк кипит от ярости, но заставляет себя успокоиться. 
- Идите и доделывайте ваш отчет, агент Свон! – цедит он. – Я жду его на своем столе ровно через час. А пока решу, что дальше делать с вами! 

Это мне уже и так ясно: у меня отберут значок агента и вычеркнут из списка доверенных лиц. Моя карьера в ФБР на этом навсегда завершена. Я вздыхаю: мои мечты получить интересную работу рушатся окончательно. 

- Что стоите! – орет Люк. – Работайте! 

Все разбредаются по своим местам. Несмотря на побег заключенного, задание должно быть закончено. Каждый из нас обрабатывает полученную за две недели исследований информацию, сравнивает, анализирует и систематизирует. Расследованием и поисками беглеца займутся другие люди. 

Я открываю свой файл и размышляю, что должна в нем написать. У меня есть множество результатов экспериментов, документально зафиксированные факты о способностях Эдварда Мейсена, но ни одно из свидетельств не доказывает, что он вампир. Однако это и не означает, что он пришелец с другой планеты, это всего лишь предположение, основанное на анализе его слюны. Одна из версий. Другие отделы склонны считать Эдварда Мейсена мутантом, о пришельце никто и не помышлял. Возможно, будучи человеком, во время войны Мейсен подвергся неизвестному химическому воздействию, отчего его генетическая структура полностью изменилась. Но я не имею права строить догадки. Я узкий специалист, и от меня ждут ответ только лишь в рамках моей профессиональной деятельности: вампир Эдвард Мейсен или нет. 

Мои пальцы нерешительно замирают над клавишами, пока я раздумываю над проблемой. 

И вдруг я отчетливо и ясно понимаю, что именно должна написать. Если Вольтури существуют, значит, они придут уничтожить вампира, который раскрыл секрет их существования, дал факты в руки людям. Он хочет умереть, он дал это понять. Но я не могу сидеть сложа руки, зная это. Теперь я точно знаю, как ему помочь! 

Пальцы быстро стучат по клавиатуре, заполняя отчет доказательствами. Эдвард Мейсен не вампир. Я хотела всего лишь подвергнуть этот факт сомнению, но не абсолютно опровергать его. Но теперь я поступаю иначе: любой, кто прочтет мой отчет, сделает вывод, что Эдвард Мейсен – неизвестное науке существо. Пришелец, мутант – не имеет значения. Главное, что он не вампир. Доказательств его внеземного происхождения – хоть отбавляй, в отличие от доказательств вампиризма. Пусть будет так. Мой маленький подарок, который, может быть, подарит ему жизнь или хотя бы продлит ее. 

Мне становится легче от мысли, что он, возможно, будет жить… даже если я никогда больше его не увижу. Меня греет мысль, что я хотя бы попыталась его спасти. Я знаю, что буду помнить и… любить его, даже если расстояние и время разделят нас навсегда. 

Я сдаю отчет еще до обеда. Агент Люк молча принимает его. Он недоволен, но не сообщает мне никакого решения. По-видимому, я еще числюсь в Бюро, хотя вряд ли это продлится долго. 

Люк приказывает мне оставаться на связи и отправляет домой. 

Я обедаю в кафе с красивым названием «Volcano» и, хотя название не имеет ничего общего с итальянцами, его первые буквы настойчиво напоминают мне о существовании Вольтури. Машинально я проверяю, что оружие с тридцатью тремя патронами все еще при мне, - сумочка из-за металлического ствола весит в два раза тяжелее. 

В отель я возвращаюсь со смешанными чувствами. Не знаю, что меня дальше ждет, и должна ли я послушаться Эдварда Мейсена, заказав себе поддельные документы и позорно сбежав из страны? Если я сделаю это прямо сейчас, мое исчезновение точно свяжут с побегом пленника. Мое имя объявят в розыск. Мне все равно не уйти. 

Бросая сумочку на пуф в гостиной, отмечаю, что в номере снова жара – наверное, уборщица снова закрыла окно. Подхожу и осторожно приоткрываю раму, чтобы впустить свежего воздуха внутрь. И замираю от ужаса, когда слышу позади спокойный голос: 
- После всего, что ты узнала, все еще не боишься открывать окно? 

Резко разворачиваюсь, выхватывая пистолет, и вижу на большом белом диване Эдварда Мейсена, который серьезно и строго смотрит на меня. Я тяжело дышу в испуге. А он даже не вздрагивает, хотя это чудо, что мой палец не нажал на курок. 

- Я же просил тебя уехать! – укоряет он сердито. 

Не могу прийти в себя от шока. Мне хочется протереть глаза. Не верю, что это происходит на самом деле. 

- Не получится, - говорю, держа вампира на мушке. Несмотря на интерес к этому мужчине-нечеловеку, я еще не лишилась инстинкта самосохранения. Его намек на то, что он зашел через окно, не может не пугать меня. Мы на восемнадцатом этаже! – Твое исчезновение пытаются связать со мной. Если я уеду, меня объявят во всемирный розыск. 

«Об этом я не подумал», - говорит его вытянувшееся от удивления лицо. 

Я делаю осторожный шаг к Эдварду Мейсену, немного отводя пистолет в сторону, но не опуская его. Недоверчиво разглядываю свежие джинсы и чистую белую рубашку, красивое лицо. Делаю еще шаг, все еще не веря глазам. 

Он смотрит хмуро. Его поза расслаблена, раскинутые руки покоятся на спинке дивана, а нога закинута на ногу, как будто он желанный гость, а не взломщик. 

- Зачем ты здесь? – спрашиваю подозрительно, впервые за все время задумываясь над тем, что он действительно вампир – слишком уж его бесшумное проникновение напоминает то, о чем рассказывают легенды и показывают голливудские кинокартины, которые я недавно очень внимательно пересмотрела. 
- Решил сделать хоть одно доброе дело, раз уж мой основной план не удался. – Он вскидывает подбородок и добавляет решительно: - Я здесь, чтобы помочь тебе спрятаться от Вольтури. 

Его глаза честны, но у меня нет причины ему доверять. Делаю еще шаг и останавливаюсь вплотную. Дуло пистолета смотрит вампиру в грудь. Зачем ему помогать мне, если мы почти не знакомы? 

- Я могу сама себя защитить, спасибо, - оскорбленно отвечаю, вспоминая, как еще вчера вечером хотела, чтобы Эдвард Мейсен сидел именно здесь, а я была бы его телохранителем. Происходящее так сильно похоже на сбывшуюся мечту, что у меня щемит сердце. Но радость не может прорваться сквозь слишком сильный страх. 
- Правда? – скептически восклицает он и вдруг, молниеносно подавшись вперед, хватает меня за руку. Одна его ладонь сжимает мою руку, в которой пистолет, другая обхватывает дуло. Его лицо очень близко, светло-золотистые глаза горят вызовом, а палец ложится поверх моего указательного пальца на курок, показательно-медленно нажимая. Его ладонь прямо на пути пули… 

Мои глаза расширяются в ужасе, когда я понимаю, что сейчас произойдет. Я ослабляю хватку, но не могу выдернуть руку – он держит слишком крепко. Вздрагиваю всем телом и вскрикиваю, когда раздается приглушенный выстрел, и мои пальцы обдает жаром. 

Эдвард Мейсен поднимает руку, которой закрывал ствол, показывая мне сплющенную, еще дымящуюся пулю, не причинившую его ладони никакого вреда… 

- Мать твою… - восклицаю я потрясенно, и мурашки ужаса, смешанного с благоговейным восхищением, бегут вниз по спине. 
- Все еще не нужна помощь? – Его голос, перешедший на шепот, электризует крошечные волоски на моих руках, ногах, между лопаток... Светло-золотые глаза очень близко, дыхание пьянящее. Я тянусь за ним, когда чертов вампир откидывается обратно к спинке дивана, выпуская пистолет. Не раздумывая, я отбрасываю бесполезный «Глок» в сторону и забираюсь на Мейсена верхом. 

Этот порыв спровоцирован опасностью, страхом, шоком, а еще моим собственным сумасшествием. 

Его глаза становятся круглыми и ошеломленными. Когда я с силой провожу ногтями по мышцам его груди, хватаю крепкие плечи, он вскидывает руки вверх, будто обороняясь, и еще сильнее отшатывается, так что диван скрипит. Но я не собираюсь позволить ему сбежать. Наклонившись, целую в губы – они холодные и твердые, неподатливые, как будто я целую мрамор. 

Мимолетное мгновение, которое длится всего долю секунды… 

А в следующий миг Эдвард уже держит меня на расстоянии, до боли сжимая плечи каменными руками. Его глаза дикие и потемневшие до черноты, а дыхание свирепое; грудь вздымается высоко. Я думаю, что он оттолкнет меня: как женщина я ему неинтересна. Но он вдруг расслабляет пальцы, чтобы чувственно очертить контуры моих напряженных плеч, шеи, зарыться руками в волосы. Застежка, держащая на затылке пучок, ломается, и волосы рассыпаются по плечам. Я запрокидываю голову назад, когда руки Мейсена быстро скользят вниз и накрывают грудь, скрытую строгим костюмом. Резкое движение, и пуговицы разлетаются в стороны, рвется ткань белой блузки. Холод на моих сосках, ребрах – короткие, точечные прикосновения, от которых я взлетаю к небесам. Жесткие и нежные одновременно, чертовски возбуждающие у него пальцы. 

Со стоном открываю глаза, чтобы смотреть, как Эдвард ласкает меня. Напряжение между нами нарастает, молниеносно накаляется. Не успев понять, что происходит, оказываюсь на спине, ударившись о мягкую обивку дивана. Юбка рвется вслед за остатками блузки. Ярость, с которой Эдвард действует, не пугает, а приводит в восхищение; каждый бесконтрольный звук, который слетает с его губ, пропускает через мое тело электрический разряд. Эдвард выглядит безумным с черными глазами и порывистым дыханием. Его взгляд хищно скользит вдоль моего тела, а язык, облизнувший верхнюю губу, выглядит плотоядно. Я завороженно и восторженно наблюдаю за его реакцией. 

- Я бы отказался, - хрипло шепчет он. – Но я хочу тебя так сильно… 
- Не думай, - молю я. – Действуй. 

Эдвард порывистым движением сдергивает футболку, и я теперь могу увидеть гладкие мышцы его груди, коснуться кожи, не сдерживаясь и не боясь посторонних глаз. Приподнимаюсь, чтобы лизнуть Эдварда в ключицу. Он закрывает глаза со стоном, а затем, крепко схватив за волосы, снова опрокидывает меня на спину. В тот же миг целует грубо, с напором победителя. Стонет в мой рот, когда я пытаюсь увлечь его в волшебный мир французского поцелуя, и резко отстраняется. Замерев, мы смотрим друг другу в глаза: дыхание несдержанное, тяжелое. Желание, которое нас настигает, пахнет опасностью, но оттого оно и слаще. 

Я поднимаю руки и ласково провожу по гладкому, словно высеченному из камня лицу. Эдвард сглатывает и молниеносно поднимается. Его движения такие стремительные, что могут напугать, но я настолько увлечена этим мужчиной, что не могу бояться. Инстинкт самосохранения отключается, стирается сильным, невоздержанным желанием обладать. 

Смотрю ему в глаза неотрывно, пока он так же быстро, как и футболку, сбрасывает джинсы. Теперь он обнажен. И великолепен в своем совершенстве. Греческий бог не мог быть красивее его. 

Эдвард возвращается медленно. Я вижу: он пытается сдержать свои порывы. Бережно снимает с меня остатки одежды, отбрасывает ее прочь. Мягко проводит по изгибам моего тела холодными руками, очерчивает и осторожно целует грудь. Я нетерпеливо тяну его к себе ближе, обхватывая твердую талию ногами. Я не могу похвастаться таким самообладанием, как у него. Когда я чувствую его плоть возле моего входа, он замирает. 

Открываю глаза, встречая пристальный черный взгляд, и только тогда Эдвард начинает двигаться дальше. Его напряжение колоссально, однако я чувствую себя полностью защищенной в его крепких руках. Закрываю глаза и со стоном подаюсь навстречу, и немедленно слышу ответный стон. Наши тела сплетаются на белом диванчике номера отеля, и мне никогда прежде не бывало настолько хорошо. Удары следуют один за другим, мощно подталкивая меня к обрыву. Каждое движение Эдварда сильнее предыдущего, каждый стон вибрацией отдается в моей груди. Диван ломается на две части, неожиданно давая нам простор. Искаженное наслаждением лицо Эдварда приводит меня в полный восторг. Мышцы его груди красиво сокращаются, глаза горят возбуждающей чернотой. Пальцы сильно сжимают мое горло, безошибочно находят сонную артерию и надавливают на нее. 

- Не позволяй мне выпить тебя, - рычит он. – Скажи мне «нет»! 
- Нет… - послушно хриплю я, искренне не желая умирать. 
- Спасибо… - его голова опускается, твердый лоб больно ударяется о мое плечо, и долю секунды я верю – он меня укусит. Пришла пора расплачиваться за самонадеянность. Но Эдвард лишь плотнее прижимается ко мне, буквально пригвоздив к кровати, и ускоряет резкие толчки. Его стоны звучат непрерывной чередой, учащаются и возвышаются на полоктавы: сладострастная мольба об освобождении. И, наконец, Эдвард громко кончает, совершив несколько тягуче-медленных, особенно глубоких проникновений. 

Наши тела настолько близко друг к другу, что у меня нет шанса не последовать за ним. Тело взрывается фейерверком искр, заполняется удовольствием, вырывающимся наружу вместе с моим криком. Я парю… 

Глава 7


Стоя в ванной, я рассматриваю себя в зеркале при ярком свете. Мое тело покрыто огромным количеством припухших синяков, практически на мне нет живого места. Все болит, будто я побывала под катком, больно даже приподнять руки. Внутренности тоже тяжело ноют. 

Дверь тихонечко приоткрывается за спиной, входит Эдвард. Он приближается, твердо встречая в зеркале мой взгляд. Осторожно приподнимает мои волосы и убирает их за спину. Едва касаясь, ласково проводит кончиками пальцев по шее, ключице и руке, и я, несмотря на боль, чувствую нежность. 

- Ты первая женщина, которая осталась жива после близости со мной, - шепчет он и, наклонившись, медленно целует мое ноющее плечо. Я стараюсь не показать, что мне больно, не хочется расстраивать его.
- И много их было? – интересуюсь я; наблюдать за тем, как его губы касаются моей кожи, чертовски приятно. Холод губ немного смягчает ломоту. 
- Достаточно, чтобы возненавидеть себя за то, кто я есть. 
- И что же ты сделал с этим? 

Холодные пальцы касаются спины, медленно и осторожно массируют ее. 
- Перестал с ними спать… 
- Давно? – я закрываю глаза, позволяя ему помочь моим разбитым мышцам. 
- Очень давно, - подчеркивает он. 

Я представляю его одиноким странником, не позволяющим себе никогда и ни с кем иметь отношений. Какими были эти сто семьдесят лет? Смогу ли я когда-нибудь постигнуть глубину его разочарования, подтолкнувшую в объятия смерти? 

- Но со мной ты решился… - говорю я, наслаждаясь поцелуями и холодящими прикосновениями к лопаткам, груди, животу. – И я жива… 

Эдвард резко разворачивает меня к себе, прижимает к своему твердому телу. Пальцы трепетно ласкают мое лицо, щекочут губы. Глаза Эдварда горят теплым расплавленным золотом. 
- Несмотря на то, что ты застала меня врасплох, - улыбается он грустно, одними губами. – Нельзя, нельзя соблазнять вампира! Ты разве не знала? 
- Но я хотела! – капризно ворчу я, кладя ладони на его красивую гладкую грудь. – С самого начала… помнишь? – поднимаю на него застенчивые глаза. 
- Помню… - Теперь его улыбка более живая, взгляд вспыхивает страстью. В глазах тот самый свет, который я хотела зажечь с первой нашей встречи. Пальцы нежно очерчивают контур моей скулы, медленно двигаются по коже. Улыбка гаснет, лицо приобретает серьезное выражение: - Ты ошеломляющей рекой ворвалась в мою бессмысленную жизнь и перевернула ее с ног на голову. 

Это звучит серьезно. Я не могу понять, делает Эдвард мне комплимент или высказывает досаду. 
- Расскажи, - прошу я, смущенная его строгим взглядом и словами. 

Чуть наклонив голову, Эдвард задумчиво разглядывает мое лицо. А затем вспоминает: 
- Когда я только начал свое странное существование, уже не будучи человеком физически, но оставаясь им духовно, я был в растерянности, но все же искал смысл превращения и цель, к которой мог бы стремиться. Мне понадобилось несколько десятилетий, чтобы растерять какие-либо ориентиры. Вся моя семья, друзья сгинули в могиле, а я даже не мог присутствовать на их похоронах, чтобы попрощаться по-человечески. 
Новый мир тоже не принял меня: он слишком жесток, патологически испорчен безнаказанностью и властью. Первые годы моего существования можно описать как туманную пустоту, безграничную и безмолвную, в которой на ощупь я пытался найти свое предназначение. Не сразу, а лишь постепенно осознал, что ищу напрасно, и пустота не содержит ответ. Я долго считал, что выбрал неверное направление, и стоит его сменить, как выйду на свет. Но оказалось, что в пустоте, окружившей меня, ничего нет. И тогда я перестал искать и смирился. 

Завороженно я слушаю рассказ человека-вампира, сбившегося с пути. Я полностью очарована историей его длинной жизни. 

- И тогда началось мое путешествие к финалу. Каждый мой день и каждая ночь не отличались от предыдущих и всех последующих. С годами они превратились в нескончаемый серый миг, в котором не происходило ничего, что могло бы меня затронуть. Мне казалось, я потерял не только семью и друзей… я потерял самого себя, постепенно перестал вообще что-либо чувствовать. Иногда я думал, что нахожусь в аду, и равнодушие ко всему – моя персональная пытка. Бессмертие не давало никаких преимуществ. Вопреки ожиданиям, бессмертие оказалось проклятием: ты существуешь, потеряв возможность когда-либо обрести заслуженный и желанный покой. 

Эдвард вздохнул, его взгляд рассеянно блуждал в глубинах прошлого. 
- Не помню, как именно я пришел к тому, что желаю смерти. Может, я просто устал бессмысленно скитаться. Может, что-то натолкнуло меня на этот шаг. Но однажды я обнаружил: жизнь не может больше продолжаться, наверняка есть способ ее прервать. Я… был недостаточно силен, чтобы умертвить себя самостоятельно. 

На этом месте я возмущенно втянула в себя воздух, но Эдвард приложил палец к моим губам, прося не вмешиваться. 

- Это было первое осознанное решение за несколько десятилетий. Оглядываясь назад, я не могу вспомнить, когда в последний раз задумывался над тем, что делаю. Мое существование было автоматическим, инстинктивным. Мое тело продолжало жить, но фактически я был давно мертв. Пойми, - прошептал он с отчаянием, - смерть казалась мне избавлением, естественным финалом длинного пути. Меня ничто здесь не держало. 

Те же боль и одиночество, которые последние годы преследовали меня, эхом отражаются на его лице, и я чувствую связь между нами – окутывающую и могучую, притягивающую нас друг к другу. Мне так сильно хочется обнять Эдварда и пообещать, что больше не позволю ему страдать, что постараюсь наполнить его жизнь смыслом. Но я, не смея прервать удивительный рассказ, замерев, продолжаю внимательно слушать. За сто семьдесят лет я первая, кому Эдвард раскрывает свой внутренний мир. Он нуждается в том, чтобы поделиться и сбросить часть груза с усталых плеч. 

- В моих воспоминаниях нет ни единого проблеска с момента, как я очнулся вампиром. События, которые происходили, - будь то поиски смысла, встречи с людьми или себе подобными, - не оставили значимого следа. Даже решение умереть не затронуло меня так, как могло бы. Я настолько закостенел изнутри, что не осталось абсолютно никаких эмоций. 

Эдвард снова вздыхает. 
- Я устал жить, Белла. Смерть – это естественное избавление от долгих страданий, первая настоящая цель за все время моего существования. 

Я подавляю в себе порыв возмутиться, чтобы не прерывать рассказ. 

Эдвард хмурится, как будто вспоминает о чем-то неприятном. 
- Я подумал, что могу сделать что-то хорошее перед тем, как уйти. Я хотел заслужить немного прощения за первые годы моей жизни, в которые убил немало людей – невинных жертв монстра. Мне казалось, это может оправдать меня перед великим судом после смерти. Люди слишком давно живут в глубочайшем неведении, и открыть им глаза стало для меня делом чести. Я обязан был выполнить свой последний долг, совершить хоть один благородный поступок за две сотни лет. 

Эдвард хмурится еще сильнее, в его чертах – досада. 

- Я планировал разрушить плотную завесу тайны, которой окружили себя чудовища и убийцы. Не понимаю, в чем я просчитался. Люди либо преступно упрямы, либо шокирующе глупы. Я не ожидал такого поразительно единодушного нежелания видеть правду. – Губы вампира кривятся в разочарованной, почти презрительной усмешке: - Я дал вам все карты. Вы могли с помощью моего примера создать оружие и защитить себя. Но вы предпочли остаться в мире чудовищного самообмана. Инопланетянин, мутант. – Брови Эдварда изумленно поднимаются. - Все, что угодно, кроме истины. Бегство от правды вместо того, чтобы научиться сражаться. 

Наши взгляды пересекаются, и я опускаю глаза, медленно лаская кончиками пальцев гладкую кожу. Я усмехаюсь, виновато пожимая плечами, и вынуждена отвечать за весь человеческий род: 
- Люди не готовы к переменам, - нехотя признаю я, испытывая не меньшее разочарование, чем Эдвард. – Они не готовы не только воевать, но даже элементарно признать существование мифического мира, им неподконтрольного. Ты прав: людям удобно жить в своем заблуждении. Ты совершил ошибку, раскрыв себя. 

Эдвард вздыхает. Его пальцы снова касаются моей скулы. 
- Сейчас я уже не сожалею, ведь я встретил тебя… 
- Расскажи, - скромно прошу я, опуская глаза и вспыхивая от смущения. Мои воспоминания о нашей первой встрече таят много загадок, вопросов, ответы на которые хотелось бы знать. 

Мягкая улыбка поднимает уголки его совершенного рта. 
- Твое появление ошеломило меня, - говорит он, его интонация существенно оживляется. – Я могу сравнить свое состояние с пробуждением от долгого летаргического сна, похожего на кому. Как только ты вошла через дверь, вся моя жизнь перевернулась. Это было… - Эдвард с трудом подбирает слова: – Знаешь, я ведь поначалу ничего не понял. Ты заинтересовала меня тем, что вела себя иначе, чем другие. Не только агенты ФБР, а вообще не так, как люди, с которыми я имел честь общаться. Чаще всего в моем присутствии людей охватывал страх – это и естественно, учитывая, кто я. Женщины иногда реагировали по-другому – они вожделели меня. Но только до тех пор, пока не оказывались ближе. Тогда они тоже начинали бояться. Это безотчетный инстинкт, который срабатывает независимо от желаний или убеждений. Как же так вышло, что твоя реакция была отличной от всех, кого я знаю? 

Я вспоминаю, что тогда почувствовала: в числе прочих ощущений присутствовал и страх, но больше всего было сострадания и желания стать другом, протянуть руку помощи. Видимо, Эдвард заметил это. 

- Ты принесла с собой такой сложный коктейль противоречивых эмоций, что попросту пробила каменный барьер моего омертвелого равнодушия. – Эдвард качает головой, как будто до сих пор удивляется силе моего воздействия. Он перечисляет, и каждое слово полностью отражает чувства, которые я тогда испытывала: - Нервозность, с которой ты явилась, не имела никакого отношения к банальному страху – она больше походила на личную заинтересованность и отчаянную попытку этот интерес скрыть за неправдоподобным профессионализмом. Неудачно, надо сказать, - усмехается он. – Искреннее желание узнать меня отличалось от сухого отношения других агентов – относившихся с опаской и мечтающих поскорее закончить и оказаться на большом расстоянии. Ты, казалось, напротив, - хотела это расстояние сократить? 

Этот вопрос повисает в воздухе, потому что Эдвард не ждет ответа, - он продолжает рассказывать о своих первых чувствах: 
- У меня возникло огромное количество вопросов в первую же минуту встречи. Твое странное поведение поразило меня, и впервые за время летаргического сна мой мозг заработал в полную силу. Я пытался разгадать причину необычного отношения, и пришел к шокирующему, невозможному выводу: я для тебя – не объект. Клянусь, никогда прежде я не был так потрясен, как в тот момент, когда осознал, что я тебе интересен как личность. Ты первая, кто отнесся ко мне так тепло, первая, искренне старающаяся понять, узнать… принять меня. Как я и говорил, до встречи с тобой меня лишь вожделели или боялись, но никто и никогда не интересовался, что я за человек, чем жил, что меня сюда привело. Никто и никогда до тебя не пытался мне сострадать. Да что говорить, - Эдвард вздыхает, печально наклонив голову, и в этот момент мне хочется горько рыдать, - я ведь никому и не мог рассказать о себе. По крайней мере, женщинам, с которыми довелось встречаться… Но ты… это было огромное потрясение, когда я понял, что ты ведешь себя не как агент, а как… как друг? 

Эдвард заканчивает речь вопросом, как будто его до сих пор удивляет этот факт. Не выдержав, я резко обнимаю его за талию и прижимаюсь к твердой груди лицом. Слезы рвутся наружу, и я отчаянно стараюсь их сдержать, чтобы не оттолкнуть Эдварда и не спугнуть возникшую между нами хрупкую откровенность. 

- Я хотела этого, - бормочу я. – Хотела стать твоим другом. Не знаю, как это получилось, но чувство возникло сразу, когда мне впервые показали твою фотографию. 

Я всхлипываю, и руки Эдварда обвиваются вокруг меня, - я оказываюсь в его крепких объятиях. 

- Это я понял не сразу, - тихо, проникновенно шепчет он в мою макушку. – Поначалу мне не удавалось разобраться в клубке и твоих, и своих чувств. Трудно понять причины того или иного поведения, когда видишь или испытываешь что-то впервые. Мое первое впечатление о тебе можно сравнить с пробуждением ото сна – в том смысле, что я, будто спросонья, не понимал ни твоей реакции на меня, не своей на тебя. Одно могу сказать точно – я пробудился, и не хотел больше засыпать. Да я бы и не смог, - вот насколько ты меня заинтересовала. 

Я вздыхаю почти счастливо, радуясь, что мое главное желание сбылось – мне действительно удалось принести свет в его бессмысленную жизнь. Причем даже раньше, чем я мечтала. 

- Твоя удивительная эмоциональная реакция, - а я тебя даже не знал, - что-то сотворила со мной в момент первой встречи, заставила встрепенуться, ожить. Запах твоего волнения… и желания, - добавляет Эдвард смущенно, - подействовал подобно тарану, гигантской волне, сбивающей с ног. Настолько много новых ярких чувств и мыслей сплелось воедино, что поначалу я был напуган: если бы не размеры камеры и не вынужденное положение пленника, в которое я сам себя поставил, возможно, я бы не выдержал напряжения и сбежал. 

У меня вырывается резкий смешок: не ожидала, что смогла напугать вампира. 

Руки Эдварда на секунду прижимают сильней, а затем отпускают; пострадавшие мышцы неприятно отзываются болью. 

- Пришлось взять себя в руки, ведь я видел, что и ты изо всех сил сохраняешь профессионализм. Но с первого же мгновения я не мог оторвать взгляда от тебя, настолько необычна была твоя реакция, ставящие в тупик вопросы. Я внимательно наблюдал за каждым жестом, словом. Я анализировал, но ответы не укладывались в голове: напрашивающиеся выводы в тот момент казались невозможными, фантастическими! Я повторял себе неустанно: этого не может быть, я лишь выдаю желаемое за действительное. 

Эдвард вздыхает. 

- Даже когда ты ушла, я продолжал размышлять. Сначала думал, это не продлится долго, и я привычно вернусь в свою апатию. Но время шло, а я не мог больше «спать». Ловил себя на том, что постоянно прислушиваюсь к разговорам снаружи, отличаю звук твоего голоса. – Эдвард усмехается: – У меня отличный слух, я мог услышать многое за пределами камеры. Но никогда, ни разу до твоего прихода не интересовался тем, что происходит за стеной, мне это было безразлично. Ты это изменила. С тех пор не было ни дня, когда бы я не слушал твои шаги, не выделял стук твоего сердца среди прочих… Ты полностью завладела моим сознанием. 

Боже мой… комок подбирается к горлу, когда я понимаю, насколько близка была всегда к желаемому, даже не подозревая об этом. Взаимность наших чувств становится для меня очевидной, и сердце бьется бодрее. 

- Я пытался найти оправдание эмоциям, которых не понимал. Конечно, - говорил я себе убежденно, - это простое любопытство. Ты отличалась от остальных, и мне было интересно разгадать, в чем состоит твоя особенность. Просто занимательная головоломка, со временем интерес неизбежно пройдет. Но вместо того, чтобы успокоиться, я, напротив, интересовался все сильнее. Я начал ждать наших встреч, новых вопросов, пробуждающих от сна. Когда ты утром приходила на работу – застывал в нетерпеливом волнении, гадал, когда же ты навестишь меня. Клянусь, я считал минуты до твоего появления! Всякий раз думал, что ошибаюсь, и твой интерес к моей персоне лишь мерещится. Но потом ты заходила, и я убеждался – твои глаза по-прежнему не лгут. Я понимал… что мое время ограничено, что ты приходишь сюда работать, а не болтать, а потому не мог позволить себе перейти грань. В моем положении, - и в положении, на которое я обрек тебя и других свидетелей, - заинтересованность тобой несколько… запоздала. 

Эдвард качает головой, на его лице выражение грусти. 

- Но это понимание пришло не сразу. Поначалу я был так сильно оглушен собственными чувствами, которые никогда прежде не испытывал, что не мог себе ответить, что со мной не так. Я просто плыл по бурному, захватывающему течению, считая часы от встречи до встречи. Лишь когда ты сказала, что пришла в последний раз, и когда я почувствовал нарастающую в груди пугающую бездну, в которую уже не хотел возвращаться… лишь тогда смог ответить на главный вопрос: я нашел тот самый смысл, который найти уже не надеялся… Мне так жаль, - говорит он, словно раскаивается в преступлении. – Я два века искал оправдание своему существованию. А нашел его слишком поздно: тогда, когда решил умереть… 
- И что же это? – Я знаю ответ и радуюсь, что смогла разбудить в нем жажду жизни. 
- Любовь, - просто говорит он, прожигая меня немигающим взглядом. 
- Любовь… - повторяю я, кончиками пальцев поглаживая его грудь. Не могу удержаться от улыбки, сердце жжется, как будто его объял огонь, а горло сдавливает ком. В глазах слезы. Признание звучит так же естественно, как солнце, ежедневно встающее на востоке: - Люблю тебя. 

Глаза Мейсена вспыхивают в ответ на мои слова. Он выглядит так, будто весь его мир переменился. Будто в это мгновение сломалась, уничтожилась непоколебимая броня, мешавшая ему почувствовать вкус жизни. Он сияет. Открыт и беззащитен предо мой. Хочет что-то сказать, но теряет дар речи. Наклоняется для очень медленного, сладкого поцелуя. Мои губы разбиты, но это всего лишь боль, и она пройдет. Главное, что я чувствую себя невыразимо счастливой. 

Опустив руки на мои ягодицы, Эдвард приподнимает меня над полом и осторожно усаживает на раковину. Я обхватываю его талию ногами. Его твердая плоть упирается в мой живот. 
- Только не прямо сейчас… - умоляю я о пощаде: тело стонет. Я не жалуюсь (ведь это было прекрасно), но вряд ли выдержу повторение. 

Он тихонько смеется мне в губы: 
- Я не стану. 

Мне нравится, когда он смеется. Его смех больше не безжизненный, и похож на перезвон серебристых колокольчиков. 

Палец аккуратно приподнимает мой подбородок, чтобы я посмотрела в ярчайшие золотые глаза – Эдвард улыбается. Его губы такие красивые, и улыбка очень идет, она его преображает. Из озлобленного, потерявшего цель отшельника Эдвард превращается в цветущего, красивого мужчину, которого нельзя не любить. Я вспыхиваю под его обжигающим взглядом, но твердо смотрю в нечеловечески пронзительные глаза. 

- Вот это удивительное сочетание, - говорит он, поглаживая мою пылающую щеку, - невинности и целеустремленности, ранимости и уверенности поражало меня в тебе с первой встречи. Сделай одолжение – не меняйся. – И оставляет на моих губах кроткий поцелуй. 

Эдвард осторожно помогает мне спуститься на кафельный пол и уходит, чтобы дать мне пространство. 

Теплый душ облегчает боль, я чувствую себя лучше. Вытирая волосы полотенцем, вижу себя в зеркале улыбающейся. Все получается гораздо интереснее, чем рассчитывала. Я – любовница вампира. Необычно. Опасно. И так притягательно. О скучном возвращении в Саффолк можно забыть. Моя жизнь с этого мгновения идет по новому пути. Я не уверена, что именно ждет меня в будущем, но знаю, что это будет нечто захватывающее. И я всем сердцем готова к переменам. 

Коротко колет чувство вины по отношению к Джейку. Его обещание найти парня на фотографии в случае моего исчезновения беспокоит. Но он простой учитель, его обещание не может нести настоящей угрозы. Он всего лишь обиженный отказом мужчина. Может быть теперь, когда я исчезла с его глаз, он позволит себе посмотреть на другую женщину. Со временем найдет свою половинку. 

Сидя на разломанном белом диване в гостиной номера, мы с Эдвардом обсуждаем планы. Чтобы не вызвать подозрений, я дождусь решения Бюро, получу деньги и только потом исчезну. Нужно заказать поддельные документы, и я собираюсь сделать это прямо сейчас. Потом мы уедем. Мне предстоит пережить много испытаний, и все это ради того, чтобы выжить. 

Меня беспокоит, что в намеченном плане Эдвард отводит себе временную, а не постоянную роль. Он хочет спасти меня от кары Вольтури, но что сам будет делать, когда встретится с ними лицом к лицу? Я не хочу допускать такого будущего, где он собирается спрятать меня и оставить одну. Я уже не мыслю свое дальнейшее существование без него. Надевая свежий костюм взамен порванного, я спрашиваю его об этом. Ответ мне не нравится. 
- Слишком много свидетелей, - говорит он, - наказания не избежать. 
- Неужели нет способа спастись? – беспокоюсь я. – Если мы сбежим прямо сейчас и будем постоянно передвигаться, они тебя не поймают? 

Эдвард безнадежно качает головой. 
- Белла, - говорит он, его голос звучит нарочито успокаивающе, словно Эдвард смирился и хочет, чтобы смирилась и я. – Пойми, я – преступник, предатель рода. Как только Вольтури доберутся до свидетелей, им станет известно мое лицо. Их предводитель умеет считывать мысли. Мы попытаемся. – Он обещает. – Но ты должна осознать: у тебя есть шанс, а у меня его нет. Рано или поздно тебе придется покинуть меня, чтобы спастись от неминуемой смерти. Если будем действовать своевременно и быстро, у Вольтури останется слабый след, это позволит выиграть время. Но они никогда не прекратят на нас охотиться. Я не должен видеть твое новое лицо после вмешательства пластической хирургии. К моменту, когда ты выйдешь из больницы с новой внешностью, я буду далеко. – Он вздыхает, игнорируя мой нескрываемый ужас. – Я совершил ошибку и должен за нее ответить. Сожалею, Белла. Но, если не могу спасти всех тех, кого невольно подставил под удар, меня будет до самой смерти согревать радость, что я спасу хотя бы одну тебя. Позволь сделать единственное, что остается доступно. Первый хороший поступок за две сотни лет. Пожалуйста. 

Это трагично. Не укладывается в моей голове. Я надеюсь найти другой выход. Усиленно думаю об этом. Я вижу этот выход прямо сейчас, но он чересчур пугающий, чтобы я могла всерьез на него решиться. Должно быть какое-то другое решение, не настолько кошмарное. 

- Я сделаю все, что в моих силах, но потом должен уйти. И абсолютно необходимо, чтобы на тот момент, когда меня обнаружат, ты была бы уже далеко. И я не знал бы, даже не догадывался, где ты находишься. След, ведущий к тебе, прервется. Только так ты будешь спасена. 

Я молчу, в глубине души не желая соглашаться с его неполноценным планом. Всегда есть выход. Должен быть. 

Эдвард смотрит так пронзительно, словно хочет внушить мне, принудить поверить, что другого выхода нет. 
- Сможешь ты понять? – умоляет он. – Согласишься попытаться ради меня, ради своего спасения? 

Я молчу, не отвечая «да». Втайне я надеюсь, что наше бегство от Вольтури затянется на годы, на десятилетия. И пока Эдвард будет меня оберегать, спасется и сам. 

Поднимаю «Глок-19» и кладу его в коробку – он не понадобится. Против тех, кого Эдвард ждет, пистолет бессилен. Против людей его использовать не хочу. 

Собираю сумочку и поправляю волосы, закалывая их на затылке. Эдвард внимательно наблюдает, следит за каждым моим движением. В его глазах горят эмоции, а всякий раз, когда я обращаю на него взгляд, Эдвард улыбается. Мое сердце трепещет от радости, мне нравится видеть Эдварда таким живым. 

Медленно подхожу к дивану и нахально забираюсь вампиру на колени, как сделала это несколько часов назад, когда он только появился. Мои ладони на его лице. Золотые глаза сияют неподдельным счастьем, удивительным открытием, когда он смотрит снизу вверх. Доверчиво закрывает глаза, когда я целую его. Твердые холодные губы послушно следуют за моими движениями. Дыхание Эдварда учащается – его возбуждает поцелуй. Он поглощен им – я понимаю это, потому что пальцы сжимают мои бедра слишком сильно. Мне немного страшно и одновременно приятно, что я могу заставить его вот так потерять контроль. 

Неожиданно его тело напрягается, а дыхание срывается, он целует меня слишком уж отчаянно, что кажется мне странным. Мои глаза широко распахиваются, когда я слышу три коротких и очень тихих стука в дверь.

Глава 8


- Прости, - шепчет Эдвард, вдруг резко прижимая меня за затылок и зарываясь лицом в мои волосы. Я не могу понять причины внезапной безнадежности в его голосе. – Я так сожалею! - Чашеобразно берет мое лицо в ладони. Глаза зажмурены, когда он целует меня снова. - Если бы я только мог предположить… Если бы мы встретились чуть раньше… 

Я вздрагиваю, когда слышу стук-напоминание снова. Я еще не понимаю, что он означает, но боль в лице Эдварда и скованность во всех его движениях пугают меня. Сознание не успевает за инстинктами, которые вопят: случилось страшное. Сердце замирает, сжимается внутри грудной клетки и начинает неуклонное падение в пропасть. 

- Я сожалею, - повторяет Эдвард снова и смотрит на меня. Его лицо искажено, в глазах огромная боль и… прежняя пустота, которая начинает вытеснять другие эмоции. – Прости, моя Белла… - шепчет он обреченно. Его глаза как будто выкрикивают мне ответ, который я не желаю слышать: не успели. 

Не сейчас, еще слишком мало времени прошло… Не может быть… Невозможно… Неправильно… Рано… 

Еще стук, и мое сердце обрывается, леденеет от парализующего страха. Я медленно качаю головой, отрицая даже вероятность того, о чем Эдвард говорил раньше. Это не могут быть Вольтури. Слишком просто для них – прийти и постучаться в дверь, как обыкновенные… люди. 

Но безжизненный взгляд Эдварда подтверждает: я не ошиблась. И тут же боль тисками сдавливает грудь, а по ногам разливается сокрушительная слабость. 

- Нет! – я хочу закричать, но издаю лишь сдавленный шепот. Вскакиваю, глядя на дверь в безумном ужасе. Сопротивляюсь, когда Эдвард пытается меня поймать и снова обнять. 

Я не хочу умирать. Я только что стала счастливой! Я еще не успела насладиться переменами! И как же все наши планы? Как же мы? 

- Прости, - раскаивается Эдвард и глядит меня по лицу, утешая, но я не хочу его сочувствия. Я хочу жить, любить и быть любимой. 

Рыдания сотрясают грудь, злые слезы застилают глаза. Ужас безмерен. Сердце бьется так сильно, словно хочет сломать мои ребра. Я мотаю головой, как будто отрицание что-то изменит. Отдалит смерть. 

- Давай убежим, - умоляю я, надеясь увидеть в глазах Эдварда согласие, но вижу там только безнадежность и пустоту – не то, о чем мечтаю. 

Неужели нет никакого выхода? Неужели вот он – финал этой увлекательной страшной сказки, в которую я была вовлечена? 

- От них нельзя скрыться, Белла. Просто смирись. 

Я смотрю на пистолет, но Эдвард пресекает мое движение, крепко хватая за руку. Обнимает, чтобы не упала, сковывает мою отчаянную борьбу; я чувствую, как его руки мелко дрожат от напряжения, пока он смотрит на дверь. 
- Не шуми. Не сопротивляйся, - взывает он. – Тогда они сделают это милосердно. Мы ничего не почувствуем. Мне жаль, Белла, что все получилось так. Не знал, что они находятся так близко. 

Я не верю, продолжаю бороться, но его объятия слишком сильны. Я в ловушке. 

- Возьми себя в руки, ты же агент, - приказывает Эдвард твердо. Как может он, зная, что скоро умрет, оставаться спокойным? Равнодушным и покорным судьбе? 

Глубоко дыша, я быстро вытираю лицо, когда резко, но совершенно бесшумно распахивается дверь. Мы с Эдвардом теперь преступники, к нам медленно вплывают блюстители закона – из мира, о существовании которого я не подозревала до сих пор. Широко раскрытыми глазами я смотрю на них. В глубине души до последнего надеюсь, что за дверью окажется что-то иное – уборщики, агенты ФБР, полиция, Джейк… Только не смерть! 

Их шестеро. Четверо мужчин, две женщины, одна из них похожа на подростка. Они все одеты повседневно и современно, но я сразу вижу то, что отличает их от людей: двигаются слишком плавно, нечеловечески стремительно – безмолвные зловещие привидения. Их кожа бледна, а глаза… странного фиолетового оттенка, и, присмотревшись, я с ужасом понимаю, что такой цвет получается при сочетании красного с синим. За линзами прячутся алые глаза! 

Последние сомнения в том, что я столкнулась с вампирами, исчезают, сменяются опустошением. Как и Эдвард… я осознаю, что обречена. 

Двое изящно и абсолютно бесшумно растекаются по обе стороны от двери, девушка вешает на внешнюю ручку номера табличку «не беспокоить». Вторая женщина, постарше, встает перед некрупным, очень красивым вампиром с длинными черными волосами. Двое высоких мужчин бросаются вперед, с силой отрывают от меня Эдварда и в мгновение ока ставят его на колени. Он не сопротивляется. Подчиняется без возражений. 

- Нет! – шиплю я, протягивая к нему руки, но холод грубо обвивает мои запястья. Мне в глаза смотрит улыбающаяся девушка-подросток, и я открываю рот, собираясь закричать, позвать на помощь – хотя очевидно, что никто меня уже не спасет. 
- Тс-с, – советует вампирша с такой опасной угрозой в голосе, что я моментально замолкаю. Ее ледяные пальцы ложатся на мое горло и сжимают его – одно движение, и она сломает мне шею. Я чувствую близость смерти. Замираю, безумно глядя на Эдварда, которого держат за волосы, запрокинув назад голову. 

После того как действующие лица расставлены по местам, на первый план выплывает мужчина с длинными черными волосами. Подходит к Эдварду медленно, не торопясь. 
- Ты знаешь, кто я? – говорит он красивым величественным голосом. 
- Да, - хрипит Эдвард, безжизненно глядя ему в глаза. 
- Знаешь, почему мы здесь? 
- Знаю. 

На лице предводителя удивление, он переглядывается с другими представителями власти, источающими опасные флюиды. Мне нечем дышать. 

- Признаюсь, с таким бессовестным нарушением мы еще никогда не сталкивались, - натянуто говорит черноволосый, ни к кому конкретно не обращаясь, будто просто рассуждает вслух. – Нам повезло, что федеральные агенты явились в Италию с расследованием. Боюсь, если бы не этот их прокол, дело могло оказаться куда серьезнее, а мы узнали бы о нарушении слишком поздно, когда множество людей было бы вовлечено. – Он неторопливо оглядывает всех, не задерживаясь взглядом на мне, словно я пустое место. - Так же нам повезло и в том, что ФБР предпочло вести дело в строжайшей секретности. Мы торчим здесь уже несколько дней, но нигде не встретили просочившейся опасной информации. Повезло и потому, что этот… - черноволосый брезгливо осматривает Эдварда, - индивидуум решил покинуть стены своего прибежища. Это, наконец, облегчит нам работу. 
- Убьем его, - тут же рычит вампир, охраняющий двери. – Не трать время на разговоры, владыка. 

Напряжение, наполняющее пространство маленького номера отеля, моментально возрастает. 

- Шакал! – шипит один из высоких вампиров, широкоплечий и страшный качок со злыми глазами, на Эдварда, резко и уничижительно его встряхивая, хотя тот не оказывает ровно никакого сопротивления. Пальцы на моем горле сильнее сжимаются – так, что перед глазами пляшут черные круги. 
- Тише, Алек, Феликс, - предостерегает черноволосый от поспешных решений. – Зря я, по-вашему, проделал весь этот путь? 

Вампиры замирают, не получив приказа. Жесткие пальцы немного отпускают мое горло, позволяя вдохнуть. 

- Без этого свидетеля мы долго бы еще топтались на месте. Благодаря предателю нам станет доподлинно известен список лиц, подлежащих уничтожению. Я не для того лично прибыл в Вашингтон, чтобы вы бездарно уничтожили единственную зацепку, способную дать исчерпывающий ответ на любой вопрос. 

Вампиры еще больше расслабляются, и мне становится легче дышать. Хотя на шее наверняка останутся некрасивые синие пятна от ледяных пальцев. 

Впрочем, после смерти вопрос внешности вряд ли будет меня волновать… 

- Потерпите, мои дорогие, - теперь голос черноволосого сочится словно мед. – Сначала информация – потом смерть. 

Он поворачивается к Эдварду, глядя на него с интересом. На лице моего вампира не отражается абсолютно ничего – будто ему все равно, что с ним будет. 
- Твой проступок не имеет аналога в истории, - задумчиво говорит черноволосый, почесывая подбородок. – Каким образом Федеральное Бюро смогло заполучить столь сильное и неуловимое существо? 

Эдвард молчит. 

- Позволишь узнать, как все получилось? – спрашивает главарь, протягивая Эдварду руку. – Я могу читать мысли через прикосновение. Это быстрее, чем рассказывать вслух, и помогает избежать напрасной лжи. 

Значит, это Аро. Эдвард рассказывал мне о нем. 

Я не понимаю, почему вампиры до сих пор меня не убили. Разве я важный для них свидетель? Кроме девушки, чья рука находится на моем горле, остальные ведут себя так, будто меня вообще здесь нет. 

Мои мысли тем временем мечутся между всеми возможными вариантами освобождения. Когда смерть на пороге, особенно сильно хочется жить. 

Эдвард покорно протягивает руку, и черноволосый берет ее в свои ладони. Я пытаюсь дышать сквозь немилосердный захват, любой ценой не потерять сознание. Скашиваю глаза в сторону коробки с пистолетом, хотя знаю, что мне ни за что до нее не добраться. По крайней мере, я бы умерла, дав отпор. 

- Хм, - задумчиво изрекает черноволосый спустя несколько минут, наполненных напряженным и благоговейным молчанием остальных вампиров. 
- Много ли работы, Аро? – спрашивает его высокий худощавый вампир, который держит Эдварда за волосы. 
- Можешь отпустить его, Деметрий, он безобиден, - отвечает Аро удивленно. 
- Не сбежит? – спрашивает качок, сжимающий вторую руку Эдварда, заведенную за спину. 
- Этот индивидуум понимает, что происходит, Феликс, - отвечает Аро едва слышно. – Он знал, на что шел, ждал, что мы придем за ним. Перед нами… хм, самоубийца. 

Все вампиры переглядываются и начинают изумленно шептаться. Потихоньку я узнаю их имена: Джейн, которая держит меня за горло, самая раздраженная и несдержанная из них. Она как будто обладает большей властью, чем другие, - почти такой же властью, как и Аро. Она неохотно подчиняется ему. Деметрий, Феликс и третий вампир по имени Алек – покорные исполнители приказов. Они не делают ничего без команды хозяина. Женщина, постоянно следующая за Аро тенью, напоминает телохранителя, хотя выглядит менее внушительно, чем все остальные. Возможно, она обладает тайной способностью, делающей ее сильнее других? Она молчит, не вмешивается в разговоры и выглядит сосредоточенной. Ей нет особого дела до возмездия, она занята какой-то своей, незаметной работой. И, наконец, сам Аро. Тот, от решения которого зависит, будем мы с Эдвардом жить или умрем, сейчас нас убьют или чуть позже, причинят боль или не станут. 

Я в ужасе наблюдаю за разворачивающейся сценой казни. То, что меня не уничтожили сразу, удивляет все сильнее. Промедление позволяет мне успокоиться, дарит ложную надежду на благополучный исход. А вдруг получится договориться? Эти вампиры не похожи на классических выходцев из страшного кино. Они цивилизованны, воспитаны, умны и вроде бы даже не слишком свирепы. Вдруг они отпустят нас, если мы пообещаем сохранить секрет? Вдруг простят? 

- У нас больше проблемы, мои дорогие, - говорит Аро певучим голосом, и девушка, которая держит меня за горло, злобно шипит. – Много свидетелей. Он не просто так попал в сети ФБР, он им осознанносдался. Предал нас. 

С рычанием Феликс и Деметрий начинают выламывать Эдварду руки, и я бы кричала, если бы мне позволила холодная твердая рука. Вместо крика я лью безмолвные слезы, глотая крошечные порции едва доступного воздуха. Мой мозг отчаянно пытается придумать выход. Я вижу один такой, но не хочу его выбирать. 

Аро невозмутимо наблюдает за своими садистами и как бы невзначай бросает: 
- Но он раскаялся. 
- Слишком поздно! – шипит девушка за моим плечом; я удивляюсь, что в подростке может быть столько злобы. – Убейте его. 
- Нет! – хриплю я, слыша ужасающий хруст. – Пожалуйста, не убивайте его! Позвольте мне сказать! 

Аро поднимает указательный палец, и все вампиры замирают. Я слышу только свои сдавленные всхлипы и собственный зашкаливающий пульс. Горло неожиданно освобождается от оков, и я хватаюсь за него, кашляя от боли. Мне кажется, что жесткие пальцы продавили его насквозь, даже освобожденная я едва дышу. 

- А ты кто? – спрашивает Аро резко, и так, как будто только сейчас обратил внимание, что в номере есть еще один человек. 

Я с облегчением вижу, что Эдвард смотрит на меня из-под растрепанных волос – еще живой. 

Он медленно качает головой. 
- Не продлевай, - просит он одними губами. – Смирись. Они все равно убьют нас. 

Аро смеется, словно услышал удачную шутку. 
- Позволь мне решать, как и когда, - говорит он Эдварду, и мое тело холодеет, когда я понимаю, что он имеет в виду. Нас могут убить быстро или медленно. Не делаю ли я хуже, пытаясь оттянуть неизбежный конец? 

Я не хочу верить в худшее. Как человек, ни разу не сталкивавшийся раньше с жестокостью убийцы, я надеюсь на снисхождение. 

Выпрямляюсь, как делаю это ежедневно в Бюро перед вышестоящими начальниками. Эдвард прав, проявление слабости нам не поможет. 

Когда Аро обращает на меня взгляд, отвечаю: 
- Я агент Федерального Бюро, тот самый специалист, которого пригласили, чтобы доказать или опровергнуть, что Эдвард Мейсен… вампир, - последнее слово произношу шепотом, мне кажется его употребление здесь и сейчас очень опасным. Внезапно я хочу, чтобы моя память оказалась пуста – это уберегло бы меня от расправы. 
- И что это меняет? – грубо спрашивает один из вампиров-мужчин. 
- Нарушение состоит в том, что Эдвард раскрыл людям секрет существования вампиров? – Я задаю вопрос только Аро, стараясь не обращать внимания на остальных, крайне недовольных моим вмешательством. 

Аро несколько секунд медлит, будто пытается заранее просчитать последствия ответа на мой коварный вопрос. 
- Да, моя дорогая, - нехотя соглашается он и поясняет: – Мы караем за преступления, в этом состоит наша обязанность. 
- А если бы вы не обнаружите преступления? 

Вампиры презрительно и несогласно шипят, но Аро небрежным жестом останавливает возникшее возмущение. 

- Ушли бы ни с чем, полагаю? 

Ответ меня приободряет. Периферическим зрением я замечаю полный удивления взгляд Эдварда. 

- И не стали бы никого убивать? – с надеждой выдыхаю я. 
- Если бы не обнаружили нарушения, тогда да, - с осторожностью уточняет Аро, не понимая, к чему я клоню. 

Мне остается возблагодарить Небеса за свою предусмотрительность. 

Я набираю побольше воздуха в горящие огнем легкие, делаю голос твердым и непоколебимым: 
- Как агент ФБР, непосредственно причастный к определению принадлежности Эдварда Мейсена, я с уверенностью заявляю, что он не раскрывал ваш секрет. То есть, он хотел… но у него ничего не получилось. Сегодня утром я сдала заключительный отчет. В нем доказала, что Эдвард Мейсен не вампири никогда им не являлся. – Я пытаюсь не опускать голову под тяжелыми взглядами всех присутствующих. Сердце бьется на износ. 

Аро изумленно вскидывает брови. Переглядывается с остальными, и все они неудержимо начинают хохотать. Чувствую себя приободренной тем, что их развеселила. Может, у меня есть шанс. 

- Это интересно. – Аро такой расслабленный, что я начинаю надеяться на хороший финал. – Но остаются свидетели и свидетельства. Люди видели нечеловеческие способности, в архивах остались записи и пленки, в головах – воспоминания. 

Я окидываю Эдварда долгим взглядом, запоминая черты его красивого лица. Минуты нашей близости пролетают перед глазами, и сердце плачет. Я уже люблю его. Я не хочу видеть, как он умирает. Сама тоже отчаянно желаю жить. На что готов согласиться человек ради того, чтобы продлить свое существование? На какие преступления можно пойти перед лицом неминуемой гибели? 

Эдвард смирился, а я нет. 

Всего несколько часов назад он сказал мне, что готов на что угодно, даже умереть, ради того, чтобы спасти одну единственную человеческую жизнь – ту, что ему доступна. Мою. И в эту секунду я, как никогда прежде, понимаю его. 

Отчетливо осознаю, к чему ведет дорога, на которую я собираюсь ступить. Но другого выхода нет – либо так, либо смерть… 

Либо мы умрем все – я, Эдвард и более двадцати свидетелей… 

Либо у меня появится шанс спасти хотя бы одну жизнь - Эдварда, - и, если повезет, продлить свою… 

Достаточно ли во мне уверенности и храбрости? Найду ли в себе твердость противопоставить минимальную цель безропотному подчинению и смерти? Перед глазами проносится вся прежняя жизнь… и будущая, которая неуклонно исчезает. Кто я есть? Неизвестный историк без перспектив из богом забытого маленького городка? Или агент ФБР, способный на Большие Поступки? 

Поднимаю голову и жестко встречаю взгляд Аро. 
- Я могу помочь. Я имею доступ ко всем секретным материалам отдела. Я знаю всех агентов по именам и в лицо… 
- Сами справимся, - презрительно бросает девушка-подросток. 
- Подожди, Джейн, - прерывает ее Аро и делает шаг ко мне. Его голос становится более теплым, снисходительным, заинтересованным. – Эта дама может оказаться нам полезна. 
- Опять твои игры со смертными, владыка, - ворчит высокий под именем Деметрий. – Я хочу домой. 

Аро поворачивается к нему с выражением разочарования. 
- Разве тебе не надоело в четырех стенах? – спрашивает он. – Посмотри, здесь наклёвывается развлечение. 

Другие вампиры смеются. Их веселит смерть? Вероятно, да... Просто я человек, и не могу почувствовать того же, что убийцы. Но чтобы выжить, я должна… 

- Продолжай, - милостиво разрешает мне Аро, и я смелее набираю воздуха в стонущие легкие. 
- У меня есть доступ, коды и пароли. Я могу вернуться и стереть файлы, в которых упоминаются любые свидетельства, стереть воспоминания о самом присутствии Эдварда Мейсена в Федеральном Бюро. 
- Останутся свидетели. Они напишут новые отчеты, - напоминает вампир, стоящий у двери, чертами лица похожий на девушку-подростка – ее брат? 

Я хочу ответить, но Аро опережает меня. 
- Позволь мне убедиться в чистоте твоих намерений, - просит он, протягивая мне руку. – А также в том, что ты не пытаешься всех нас обмануть, чтобы отсрочить смерть. 

Он терпеливо ждет с улыбкой на губах, и кажется таким галантным, словно вельможа восемнадцатого века. Как можно отказать? Как можно верить, что он монстр, безжалостно уничтожающий всех, кто встал у него на пути? 

Я медленно делаю шаг навстречу, покорно касаюсь его холодной руки. Он жадно хватает мою ладонь, – это похоже на бросок ядовитой змеи, – и закрывает глаза на долгое мгновение. Я ничего не чувствую, только холод и твердость его кожи. Кожа не такая, как у Эдварда, она кажется более хрупкой. Возможно, этому вампиру не одна сотня лет. Боюсь представить, сколько именно. 

Я пытаюсь контролировать свои мысли, но терплю крах. Мне страшно, что он прочтет что-то неправильное и осудит меня. Мои мысли далеки от идеальных. Я чувствую себя на принудительной исповеди, после которой меня отправят прямиком в ад. Может быть, так и будет, если учесть то, что я намереваюсь сделать… 

Вампиры ропщут. В основном, говорят о том, что поведение Аро не имеет смысла, и нас надо немедленно, не теряя времени убить. А после этого делать то, к чему они привыкли. Обсуждают сложности уничтожения такой защищенной организации, как Бюро. Говорят о привлечении специальных подрывников, чтобы не марать собственные руки. Мое сердце от их обсуждений раз за разом падает в пропасть. Я задаюсь вопросом, сколько людей они убьют и сколько уже убили? Тех, кто узнал… и тех, кто просто сошел за обед… Я и Эдвард, а также десятки работников Бюро – для них нет разницы, единицы или сотни. Возможно, многими историческими фактами, - такими, как, например, чума, - мы обязаны существованию вампиров. Если останусь жива, я обязательно исследую этот исторический момент… 

Сеанс закончен, и Аро отпускает мою руку. Его лицо вдруг растягивается от улыбки. Удивленной, почти восхищенной улыбки – такие бывают у безумных ученых, когда они собираются совершить опасное открытие, способное уничтожить весь мир. 

- Давай, девочка, произнеси свою идею вслух. Мне она нравится. – Он выглядит так, словно забавляется с мышкой, неожиданно захотевшей побыть кошкой. Ему любопытно посмотреть, что из этого получится. Но я удивлена и рада, что направление моих мыслей не возмутило его, а, напротив, пришлось по вкусу. 
- Неужели ты доверишь важное дело смертной? – выплевывает Джейн, и я с отвращением смотрю на нее. Меня оскорбляет ее пренебрежение. 
- Не простому человеку, - миролюбиво поправляет Аро, - а специальному агенту ФБР. Все пройдет тихо и гладко, а не этого ли мы хотим? К тому же, всегда лучше переложить ответственность на кого-то другого, чем рисковать самим. 
- Да она обманет нас при первой же возможности, - шипит вампир у двери. 

Аро бросает на него уничтожающий взгляд. 
- По-твоему, меня возможно обмануть, брат Алек? – осаждает он сурово. – По-твоему, она сможет мне солгать?! 

Все вампиры подавленно замирают. Видно, какую огромную власть имеет Аро в их рядах. Никто больше не позволяет себе возражений. 

Убедившись, что остальные не собираются оспаривать решение, Аро смотрит на меня, и мое сердце сжимается от стыда за то, что я собираюсь совершить. 
- Что ж… - Я с усилием выдыхаю и неуверенно делаю шаг в сторону от Джейн. Она с шипением хватает меня за руку, но Аро властным движением приказывает ей меня отпустить. Он заинтересованно наблюдает, как я подхожу к трюмо, на котором лежит заветная коробочка. Осторожно, чтобы ни у кого не возникло мысли, будто я собираюсь стрелять, я вынимаю «Глок-19». – Дело Эдварда Мейсена чрезвычайно засекречено, о нем осведомлены всего два десятка человек. И я знаю их имена… 
- Нет, - шепчет Эдварда шокированным голосом, глядя на меня с выражением ужаса в расширившихся глазах. 

Он все еще на коленях, я не могу видеть, как он униженно и покорно ожидает казни. 

Он пораженно качает головой: 
- Не делай этого, Белла… - И добавляет беззвучно, одними только губами: - Нас это не спасет все равно. 

Аро, наблюдая, ухмыляется, и призрачный огонек противоречия в его глазах позволяет мне надеяться на снисхождение в случае моего успеха. 

Я обреченно, но решительно убираю «Глок-19» в сумочку. В последний раз гляжу на своего вампира. Он жалок в униженном положении жертвы, и я, наконец, делаю то, что хотела… и то, что должна – становлюсь его личным телохранителем. Какой-то крошечной частью своей насмерть перепуганной, попавшей в безнадежное положение души я даже горжусь этим. У меня, наконец, есть настоящее «дело». Я больше не тихий, не скромный специалист без шанса подняться по карьерной лестнице. Я, наконец, боевой солдат. 

Быть может, мое решение спасет нас обоих – быть может, нет. Но я хотя бы пытаюсь. Я не жду смиренно смерти, а борюсь. 

- Я того не стою… - умоляет Эдвард, несогласно качая головой. 

Я смотрю на него без эмоций – в ту минуту, когда я принимаю решение, чувства внутри меня замерзают, исчезают, отключаются. Я больше не историк. Я солдат. И ничто не способно убедить меня в том, что смирение лучше сопротивления. Если это поможет спасти хотя бы одну жизнь из двух или трех десятков, значит, я делаю все правильно. 

- Белла, - взывает Эдвард, его глаза горят безумием – но зато они не безжизненны. – Помнишь, я говорил тебе? Никакая страсть не стоит того, чтобы ради нее убивать! 
- Страсть – нет, - соглашаюсь я, а потом тихо добавляю: – Но любовь – да…

Глава 9


Впереди – неизвестность, позади – смерть, идет по пятам, ждет малейшего промаха. Что вы сделаете, когда вас поставят перед выбором жить или умереть? Готовы ли вы совершить чудовищные злодеяния ради своего спасения? Вы верите, что благородны, а на самом деле – нет. Благородство кончается, когда вам протягивают пузырек с ядом, когда холодная сталь замирает возле горла, когда от пропасти, в которую вас собираются толкнуть, отделяет последний шаг... Смерть заставит прогнуться даже самого сильного, самого непокорного бойца. 

Но прежде, чем решиться сделать что-то, подумайте, сможете ли жить с этим дальше? Быть может тогда смерть покажется вам не самым страшным испытанием… Подумайте об этом хорошенько. Подумайтезаранее. Потом станет поздно что-то менять. Потом вы не сможете забыть того, что совершили. 

Я смотрю, как кровавые мозги агента Рипса медленно стекают по стене. Моя рука немного дрожит, а вместе с ней «Глок-19», в котором стало меньше на одну пулю. Сердце немеет, леденеет и несколько секунд, ужаснувшись, молчит. Тело Рипса оседает к моим ногам, вместо глаза зияет грязно-красное отверстие. На кафельной плитке под головой агента тягуче расплывается багряная кровь… Ее запах наполняет мои легкие – запах ржавчины и соли, запах смерти. 

Смотреть на труп человека, который еще сегодня утром улыбался, говорил со мной и готов был поддержать, страшно. Я подавляю сильнейший рвотный позыв, - сейчас не время для слабости. Слышу шорох за спиной и поворачиваюсь к агенту Рашелю. Его рот открыт, растерянный взгляд смотрит в пространство. Глазные яблоки двигаются, но сами глаза рассредоточены, как у слепца. Агент Рашель нелепо размахивает руками, трогает себя за лицо, шею и дышит тяжело. Я слегка наклоняю голову, рассматривая его и пытаясь понять, что с ним не так. Это сделал Алек – так зовут вампира, который пришел со мной в Бюро. У него особый дар лишать чувств. Не понимаю, как он работает, но мне это на руку. Было бы хуже, если бы Пьер Рашель на меня смотрел, если бы кричал. Смогла бы я выстрелить, когда он умоляет меня о пощаде? Я верю, что да. Моя решимость еще не ослабла. Не в эту секунду. Не прямо сейчас. 

«Пум-м», - такой звук издает «Глок-19», когда на дуло накручен глушитель. Агент Рашель резко откидывается на стуле и падает навзничь. Смерть мгновенна, он даже не успел ничего понять. По крайне мере, я надеюсь на это. 

Агент Чен и агент Хопс умирают следующими. Каждый новый выстрел дается мне легче и проще предыдущего. Но также они ломают что-то внутри меня, умерщвляют какую-то часть души, очень важную. Я пока не понимаю, что это означает. Просто знаю: если не выстрелю сама, убьют меня. Это существенно сокращает муки совести. По крайней мере, на данный момент… 

Нет зрителей у моего преступления, кроме вампиров – таких же убийц. И они не позволят оставить в живых кого-то из свидетелей. Убивать легче, когда понимаешь, что никто не узнает, и ты останешься безнаказанным. Убивать труднее, когда люди, в которых ты стреляешь, твои друзья… К счастью, я ничего не знаю о личной жизни агентов, с которыми работала… 

Двадцать семь пуль в запасе… 

Камеры отключены, я могу не беспокоиться о том, что меня увидит охрана на главном пропускном пункте Бюро. Выхожу в наружные двери отдела, где два охранника уже проявляют беспокойство. Выражение моего лица заставляет их, выхватывая на бегу оружие, броситься в аудиторию. Шокированно они разглядывают окровавленные тела. Пользуясь тем, что охранники отвлеклись, я аккуратно стреляю в затылок сначала одному, затем другому. Непростительно недооценивать врага. Моя кажущаяся безобидность – причина их гибели. 

Возле бывшей камеры пленника до сих пор дежурит охрана – непонятно, кого они охраняют теперь? Разве что у отдела имеются другие объекты для изучения, о которых я не знаю. 

Я узнаю молоденького солдата со светлыми волосами, который совсем недавно поинтересовался, все ли со мной в порядке. Мне будет трудно его убивать, он добрый малый. На бэйджике я читаю его имя – Брэдли Стивенс. Лучше бы я не умела читать… Теперь он не безликая мишень, а это делает мою задачу труднее. 

Нет способа обойти правила – если нарушу соглашение, Аро убьет и охранника, и заодно меня. Придется стрелять. 

Я смотрю прямо в глаза блондину, чувствуя, как внутри поднимается новая волна протестной тошноты. Я не хочу видеть, как на симпатичном лице появится аккуратная дымящаяся дырочка после прохождения пули сквозь черепную коробку. Но я должна. 

Мне нужно попасть прямо в лицо – только там нет защиты. 

Мне нужно успеть выстрелить прежде, чем другой охранник отреагирует. 

Как это сделать? И почему я не подумала об этом прежде, чем предложила Вольтури свой «гениальный» план? 

Алека больше нет, чтобы помочь – он сбежал при появлении первой крови. Я осталась одна. 

Не придумываю ничего лучше, кроме как быстро выхватить оружие и пальнуть. Наверное, это эффект неожиданности. Или мне просто везет, благодаря безобидному внешнему виду? Блондин падает первым. В удивленное лицо второго охранника, имя которого я стараюсь не читать, мне приходится выпустить три патрона, и только тогда я понимаю, что плечо горит. Безучастно смотрю на красного цвета дыру в моем строгом костюме. Получается, охранник все же успел выстрелить первым… 

Должно быть, теперь я в беде. Аро и остальным не понравится моя рана. Все ли вампиры могут держать себя в руках, чувствуя запах свежей крови? Или я теперь для них блюдо номер один? 

Снимаю испорченный пиджак, разрываю блузку, чтобы туго перетянуть плечо. Почти не чувствую боли – наверное, это шок. Захожу в первый попавшийся кабинет и беру оттуда спецодежду лаборатории – темно-синюю защитную куртку из полиэстера. Это позволит скрыть хотя бы внешние последствия оплошности. 

С содроганием переступаю через мертвые тела, стараясь не попасть в загустевающую красную жидкость, разлившуюся по полу. Оглядываю опустевшую аудиторию. Моя работа в этом помещении завершена: живые свидетели уничтожены, данные их исследований удалены из общей интернет-базы, файлы – из каждого персонального компьютера. Документальные доказательства, зафиксированные на бумаге, фото- и видеопленке, превращаются в пепел на моих глазах. Кисло-горький запах горения смешивается с тошнотворным запахом крови. Пожарная сигнализация, как и камеры, временно не работает. У меня не больше десяти минут для того, чтобы получить нужную информацию от агента Люка. Потом внешняя охрана, обеспокоенная длительным зависанием картинки с внутренних видеокамер, а также привлеченная запахом гари, может сюда прибежать… 

Аро и Деметрий находятся в кабинете начальника отдела. Деметрий склонился над столом и смотрит в монитор, ловкие пальцы тарабанят по клавишам. Аро, держа сидящего агента Люка за волосы, дает указания Деметрию, что искать. Кажется, они сделали за меня часть моей работы… 

Оба резко поворачивают головы в мою сторону, когда я вхожу, и втягивают носом воздух. Черные глаза впиваются мне в горло. Душа уходит в пятки, я отступаю назад, спиной прижимаясь к захлопнувшейся, как ловушка, двери… Глядя в почерневшие от жажды глаза, поражаюсь, что еще недавно наивно верила, - несмотря на собственную профессию, - будто настоящих вампиров не существует, и они – только сказка, легенда, миф… 

Внезапно проголодавшимся кровопийцам требуется несколько секунд, чтобы вернуться к тому, что они делали. Моя смерть чудесным образом отложена. Снова. Я дышу глубоко, смахиваю пот со лба. Нет ничего более пугающего, чем смотреть прямо в их черные глаза. Это намного страшнее, чем стрелять по людям… 

- Ты! – изрыгает агент Люк, привлекая мое рассеянное внимание. Голос у него хриплый, а дыхание свистящее. Я вижу, что его руки примотаны к спинке стула его же ремнем от брюк. Глаза, однако, мечут в меня молнии. – Иуда! 

Молчу. Мне совершенно нечего сказать. Смотрю бесстрастно, отчего-то именно Люка мне не жаль. Или я уже очерствела после того, как убила восьмерых человек пять минут назад. От смерти еще одного мне ни холодно, ни жарко. 

- Нужно было внимательнее слушать, что вам говорят, - равнодушно напоминаю я о том дне, когда агент Люк беспечно отмахнулся от угрозы Вольтури. – Вы были неоднократно предупреждены, но предпочли свято верить в свою непобедимость. В том, что сейчас происходит, вините себя. 

Аро усмехается, пристально глядя на меня. И снова в его глазах светится восхищение, так безумные ученые любуются своей игрушкой. Я для него – тоже объект для изучения, предмет личного, неведомого мне исследования. 

- Роберт Мюллер – руководитель Бюро, - докладывает Деметрий обыденно. – А Джон Пистол – его заместитель. 

Аро снова смотрит на меня, и мне внезапно становится дурно. У меня есть доступ в свой отдел, но вряд ли я способна в одиночку устранить руководителей. Они находятся в другом крыле, их охрана вдвое, если не втрое превосходит охрану моего отдела. 

К счастью, мне на выручку неожиданно приходит Деметрий. 
- Мы с Феликсом займемся ими. – Украдкой, с усмешкой вампир подмигивает мне. – Должны же и мы развеять свою скуку. Непривычно оказаться не у дел. 

Аро тоже усмехается. 
- Подождите, когда они отправятся по домам, - советует он Деметрию, который проносится мимо меня настолько быстро, что я успеваю лишь моргнуть. 

Спустя мгновение кабинет наполовину пустеет. 

- Тебе повезло, - добродушно пожимает плечами Аро, неожиданно снова втягивает с жадностью воздух и смотрит на меня. Я замираю, словно птенец под взглядом кобры. Мы вчетвером, только он и я, и Люк. И молчаливая женщина, которая от него ни на шаг не отходит – я даже ее имени не знаю. 

Аро резко, безжалостно дергает голову Люка назад, обнажая его горло. 
- Стреляй сюда, - тихо говорит вампир, показывая на шею Люка, прямо под ухом. Мои глаза расширяются, когда Люк начинает хрипло кричать и дергаться на стуле. 
- Нет, не делай этого! Помоги мне! – вопит он, но из-за неудобного положения головы звуки получаются слишком тихими, чтобы кто-то посторонний услышал. Все в радиусе пятидесяти метров мертвы. 
- Быстрее! – торопит Аро, его глаза горят жадным огоньком. Не понимаю, почему здесь требуется моя помощь. Должно быть, те самые игры со смертными, которых я не понимаю. 

Послушно поднимаю пистолет и нажимаю на курок, безошибочно попадая в сонную артерию. Мольбы агента Люка превращаются в предсмертные хрипы. 

Аро еще мгновение смотрит на меня, - так пристально, словно хочет убедиться, что я не отвернусь, - а затем наклоняется и прижимается ртом к отверстию от пули. Я с ужасом… и извращенным, гадливым любопытством наблюдаю, как он пьет. Кадык Аро двигается, когда он совершает быстрые глотательные движения, и из моего желудка резко поднимается тошнота. 

Агент Люк дергается в последний раз и замирает, расслабившись на стуле. Как будто спит. 

Кислота начинает жечь пищевод и глотку, я отчаянно глотаю, чтобы меня не стошнило прямо тут. От запаха крови кружится голова. 

Аро пренебрежительно выпускает волосы Люка и с вызовом смотрит на меня. Он доволен, что я видела все. Только мне кажется, что он это зря. Я больше никогда не смогу сдвинуться с места. Мое тело костенеет и дрожит. Потрясение от увиденного рушит мое напускное самообладание. Я думала, что я солдат, но разве это так? Я обычная девушка, самоуверенная мечтательница, переоценившая собственные ограниченные возможности, волю к жизни и недооценившая наличие совести. Собственная смерть – это очень страшно. Но чужая смерть пугает ничуть не меньше. 

Едва ощущаю, как Аро что-то вкладывает в мои слабые, трясущиеся руки. Затем он исчезает. 

Смотрю вниз. Жидкость для розжига и зажигалка. Я не думаю. Мое состояние близко к отключке. Разум пытается спрятаться от реальности в обмороке или безумии. 

Послушно, не размышляя, поливаю тела и предметы, бросаю горящую зажигалку вниз. Когда ухожу, за моей спиной с яростным гулом взметается пламя. 

Мимо пробегают работники в форме, кричат, вызывают пожарных. В суматохе никто не замечает меня, и я беспрепятственно покидаю здание Бюро. 

- Изабелла! – голос Аро звучит почти благоговейно. Передо мной раскрытая дверь дорогого автомобиля. 

Я молча сажусь в тесный переполненный салон, прижимаясь к вампиру вплотную, и он улыбается мне. От этой улыбки хочется верить, что я останусь жива. Но я не настолько наивна, чтобы не понимать, что Аро может убить меня, как только закончит играть со мной в игры. Я просто удобное средство для достижения нужной ему цели. Любопытный эксперимент. Но я еще и свидетель. 

- Что дальше? – произношу без эмоций. Мне кажется, что я уже наполовину мертва. Вспоминаю Эдварда, стоящего на коленях, и это немного возрождает мое желание бороться. Сжимаю сумочку, в которой лежит пистолет, все еще горячий после произведенной работы. 
- О, пустяки, - обещает Аро. – Воспоминания Люка открыли мне всю картину. Еще три федеральных агента, на данный момент отправившихся по домам, и десять охранников, работавших посменно. Охрана не знает всех подробностей расследования, но лучше не оставлять людям даже маленький шанс. 

Я, соглашаясь, киваю. Тринадцать человек. Я уже уничтожила девять, осталось чуть больше половины. Справлюсь. Должна. 

- Ты интересный человек, Изабелла, - шепчет вдруг Аро, наклоняясь так близко, что я чувствую его холодное дыхание на щеке. Поворачиваю голову и смотрю в его глаза, наполненные тем самым непонятным мне восхищением безумного ученого. – Ты сумела удивить меня! 

Его рука поднимается, чтобы аккуратно лечь на мою шею. Сердце обрывается вниз, а потом начинает бешено стучать – я уверена, что Аро собирается убить меня. На лице выступает холодный пот; хочу закричать, но не смею шевельнуться. Аро закрывает глаза и замирает на секунду, и только тогда я догадываюсь, что он всего лишь проверяет мысли, контролирует мои намерения. Его действие осторожное, он не хочет мне навредить. 

Все же чувствовать холод и твердость его руки на горле – не самое приятное испытание. Наконец он отпускает меня. На лице снова расплывается улыбка. Он доволен, хотя я и не понимаю, чем. 

Его дыхание такое же сладкое, как у Эдварда, а глаза гипнотизируют даже сильнее. Общая вампирская черта, которую я опрометчиво отвергла, сверяя факты реальные и взятые из легенд. Линзы на глазах Аро будто становятся тоньше с течением времени, я вижу за ними ярко-алый цвет, который начинает преобладать. Холодный пот снова проступает на всем теле, однако я твердо смотрю вампиру в глаза. Восхищение в его взгляде словно ласкает меня, усыпляет бдительность. Дарит надежду. Машина несется вдаль, приближая меня к новой убийственной цели. 

- Если я все сделаю, вы оставите меня и Эдварда в живых? – задаю я вопрос, который уже несколько часов не дает покоя. Голос едва слышен и заметно дрожит. 

Алек, сидящий за рулем, презрительно фыркает. 

Аро улыбается. Его рука сжимает мое запястье, и я сглатываю, боясь подумать что-нибудь не то, ошибиться, - а он это прочтет. 

Выражение лица Аро, однако, остается неизменным – снисходительным. 
- Ты мне нравишься, Изабелла, - задумчиво произносит он. – Я бы предложил тебе присоединиться к нашему клану, стать одной из нас. Если хочешь… 
- А Эдвард? – настаиваю я, и сердце холодеет от мысли, что Эдварду уготована неизбежная участь умереть. Вольтури не прощают ошибок. 

Аро отворачивается и долго глядит в окно. Его лицо становится напряженной маской. Он думает. 
- Твой Эдвард – предатель, - наконец, объясняет он мне как маленькому ребенку. – Где гарантия, что он не предаст нас снова спустя время? 
- Вы же читали его мысли, вы должны знать, собирается ли он? - Я цепляюсь за надежду, которую не хочу отпускать. Мысль о смерти пугает меня. Мысль о том, чтобы стать бессмертной, более утешительна, но я не представляю, что буду делать в мире без Эдварда. Я совершенно не знаю правил, не знаю Вольтури и не хочу становиться их частью. Эдвард кажется наиболее подходящим звеном между этим миром и тем – человеческим и сверхъестественным. Если нет другого пути, чтобы выжить, я предпочла бы разделить вечность с Эдвардом, а не с Вольтури. Понимает ли Аро, что я влюблена? 

Внезапно меня бросает в жар, когда доходит, что меня ждет. Я должна стать вампиром. Вероятно, для этого кому-то из них придется меня укусить, и это пугает до чертиков. 

Наслушавшись вдоволь моих внутренних переживаний, Аро улыбается и отвечает на вопрос, который я задала ему вслух: 
- Нет, Изабелла, в его мыслях я не прочел коварных планов, лишь раскаяние. Он полностью осознал свою ошибку, люди разочаровали его. Даже если бы не встретил тебя, он уже склонялся к мысли, что раскрыл себя напрасно. А теперь у него есть еще одна причина соблюдать правила: он не станет рисковать тобой. Ты хоть понимаешь, как изменила его? Ты, простой человек, смогла пробудить в бессмертном чувства, которые дремали не одно столетие! Ты вдохнула в него жизнь, Изабелла. 

Я отчаянно краснею, а Аро задумчиво смеется. 
- Как жаль, что он начал ценить жизнь лишь тогда, когда решил ее прервать… Время от времени вампиры испытывают нечто подобное, если не находят пары… или цели. Но это все равно не оправдывает его решения предать нас. Печальная история… 

Теперь кровь отливает от моего лица. 
- Но если он пообещает?.. – тихо шепчу безо всякой надежды. 
- Ах, любовь… - миролюбиво восклицает Аро, и его голос переливается, словно прекрасная мелодия. – Ты читаешь любовные романы, Изабелла? 

Вопрос такой обыденный, будто мы не обсуждали жизнь или смерть секунду назад. 

- Нет, - признаюсь я смущенно. – Предпочитаю детективы или триллеры. 

Аро смеется добродушно, понимающе. 
- Если бы читала, тогда бы знала, что большинство классических любовных историй заканчиваются трагично для главных героев. Люди так любят страдания… 

Надежда в который раз вдребезги разбивается о жестокую реальность, когда до меня снова доходит намек Аро. 

- К счастью, мы, вампиры, обладаем такой властью, которая не снилась даже Богам! – вдруг с неожиданной напыщенностью бросает Аро. Другие вампиры, находящиеся с нами в машине, смеются. – Мы можем вершить суд не хуже ваших божков, которым вы без устали поклоняетесь, а может даже и лучше. Мы выше закона, выше религии. Мы – это абсолютная власть! 

Он замолкает, а я чувствую себя как мышь на пиру у королевской кобры. И она решает, жить мне или умереть. Все зависит от ее сиюминутного настроения. 

Я подавляю сильный рвотный позыв – на этот раз из-за чрезмерного, подавляющего страха за свою жизнь, которая вскоре оборвется. Есть ли смысл в том, что я сейчас делаю? Не убиваю ли я зря? 

- Приехали, - тихо говорит Аро, когда машина плавно заворачивает в небольшой тупичок и останавливается рядом с мусорным контейнером. Мы во дворе жилого дома. Вокруг ни души. Окна высотного здания окружают нас со всех сторон – темные и пустые. Лишь кое-где горит свет, но его слишком мало, чтобы машину было видно сверху. 

Аро называет мне адрес и имя агента Кэмерона. Я вздрагиваю, но послушно сжимаю сумочку и выхожу. Беспомощно оглядываюсь назад в надежде, что за мной последует Алек, но Аро равнодушно желает мне удачи и захлопывает дверь. В серой мгле наступающего вечера за тонированными стеклами автомобиля я не вижу ничего, будто там и нет вампиров. Я остаюсь наедине с моим первым и последним боевым заданием, о котором недавно так доверчиво мечтала… 

Агент Кэмерон живет на двенадцатом этаже. Дверь открывается только после третьего звонка, заспанный Кэмерон удивленно смотрит на меня, долго ничего не говоря. 
- О, Белла? – наконец узнает он, а затем хмурится. – Что случилось? 

Я не думаю, что стрелять, стоя в вестибюле – хорошая идея. 
- Ты один? – Мне необходимо знать это, я не хочу убивать еще кого-то. 
- Да, - удивленно отвечает Кэмерон. 
- Можно войти? 
- Заходи, - мужчина сторонится, пропуская меня внутрь. Закрывает дверь и напряженно смотрит, ожидая объяснений. Я вижу зарождающееся недоверие в его глазах. Он не понимает, что происходит, но недремлющая интуиция своевременно подсказывает ему, что что-то в моем появлении не так. 

На Кэмероне только боксеры, но, кажется, его совсем не беспокоит нагота. Я быстро оцениваю его физическую форму и понимаю, что стрелять, даже в безоружного, будет нелегко. Он из тех, кто способен защитить себя, и он уже догадывается, что за моим визитом стоит нечто большее, чем болтовня. 

- Можно попросить чай или кофе? – Не получается лгать, чтобы усыпить его бдительность. Я не могу вздохнуть или улыбнуться. Просто выжидаю удобного момента. 
- Хм, - недоверчиво произносит он, но послушно идет на кухню и гремит там посудой. Я вхожу за ним следом, стою за спиной, неотрывно глядя на его затылок. Лучшего момента не найти… - Ты расскажешь мне, чем обязан? 
- Да, - жестко говорю я, вынимая пистолет. Я нажимаю на курок в момент, когда Кэмерон резко оборачивается. Пуля входит через висок, а выходит через левый глаз, попадает в стену, разбивая вдребезги кафельную плитку. Брызги крови окрашивают современную белую кухню в непривлекательный грязно-багровый цвет. Агент Кэмерон падает как подкошенный, громко ударяясь головой об пол. 

Я чувствую вкус железа и соли на губах, что-то теплое стекает по лицу, подбородку за ворот куртки. Словно черви, ползущие по моей коже, эти теплые ручейки бросают в дрожь. Смотрю вниз и вижу, что «Глок-19» и мои руки красные. Густое кровавое пятно, появившееся из продырявленной головы Кэмерона, ползет к моим ногам, словно хочет проглотить, отомстив за смерть хозяина. 

Отступаю назад, спотыкаюсь и падаю. И в следующую секунду меня рвет. В желудке пусто уже несколько часов, так что это просто судороги. Мучительные потуги освободиться от накопившихся чудовищных воспоминаний об убийствах, о преследующем меня солоноватом запахе смерти. Задвинутая в самый дальний уголок сознания совесть давит изнутри, распирает грудную клетку и стучит в висках. Перед глазами картины убийств, совершенных моими руками: падающие тела, мертвые лица и кровь, кровь, кровь… 

Желудок сжимается, выталкивая изнутри кислую пустоту. Как я собираюсь с этими воспоминаниями дальше жить, если Аро согласится не убивать меня? Не слишком ли высока заплаченная мной цена?.. Не об этом ли думал Эдвард, отправляясь на верную смерть? Он сказал, что убил когда-то многих. Помнит ли он лица тех, кого убивал? Каждую мельчайшую подробность, врезавшуюся в память подобно ржавому лезвию? Он не смог жить, став убийцей… Я видела это в его глазах – мудрость старца, переосмыслившего многое, усталость и готовность принять заслуженную смерть. Наказание за преступления. 

Я почти готова понять его сейчас… 

Спасение одной жизни не стоит пережитых мною кровавых мгновений и уже не кажется достойным оправданием… 

Принимаю душ в квартире с трупом. Стараясь не смотреть в сторону кухни, надеваю мужскую рубашку взамен испорченной куртки из Бюро. Моя рана на плече больше не кровоточит, зато кровью обливается сердце. Боль от совершенных преступлений заглушает боль от пулевого ранения. Физические муки – ничто по сравнению с душевными. Я понимаю, как много на себя взяла. 

Возможно, мне было бы легче при наличии стимула. Если бы Аро стоял за моей спиной, как было в Бюро, у меня бы не было выбора. Либо я, либо меня. 

Но Аро на этот раз предоставил меня самой себе. Я вынуждена сама принимать решение убивать. И теперь, нажав на курок, я отчетливо понимала, что это был мой выбор. 

В этом и состоит его извращенный эксперимент? Посмотреть, на что способен человек ради того, чтобы выжить? Любопытство матерого убийцы, наблюдающего за новичком. Ему нравится видеть, как я опускаюсь все ниже и ниже… по ступенькам, ведущим прямиком в ад… 

Закрываю за собой дверь и ухожу, слыша, как занимается за моей спиной новое пламя свершенного преступления…

Глава 10


Эта ночь становится самой длинной в моей жизни. Бесконечная гонка переездов и убийств. Нужно закончить до утра, пока другие агенты Бюро не спохватились и не связали воедино череду смертей. Иначе ко всем свидетелям будет незамедлительно приставлена охрана. И тогда мне придется уничтожить вдвое больше людей… 

Охранник, лица которого я даже не помню, вышедший покурить на двор… Его девушка спит в доме, в мягкой постели. Уютный дворик едва освещен, поблескивает вода в небольшом бассейне. Тонкий красный ручеек, движущийся по мраморной плитке, к утру окрасит воду в розоватый цвет. Девушка найдет своего спутника жестоко убитым… 

Охранник, спящий в квартире на первом этаже, который никогда больше не проснется… 

Охранник, услышавший мои шаги, подскочивший и тут же рухнувший обратно с дырой в груди… 

Аро ходит со мной, признав, наконец, что человеческие возможности ограничены. Или просто ему надоело возиться, он хочет ускорить процесс. Он вскрывает замки, взламывает оконные рамы, тихонько ведет меня туда, где я просто делаю свою часть работы. Он не вмешивается в сам процесс, но наблюдает очень внимательно, с выражением непреходящего удовольствия на лице. 

У нас почти не возникает затруднений, ведь сейчас ночь, и все спят. Аро умеет проникать в квартиры быстро и бесшумно. Главное – просто следовать за ним. 

Охранник-азиат становится для меня трудной жертвой. Его квартира пахнет сладкой выпечкой, повсюду разбросаны детские игрушки. Я спотыкаюсь, заметив через полуоткрытую дверь детскую двухъярусную кровать, мои мышцы костенеют, а ноги отказываются вести вперед. 

Мы проникаем в спальню, «Глок-19» давно готов и направлен в сторону подушек. Вот только сердце останавливается, когда я вижу, кроме мужчины и его жены, двух спящих между ними маленьких детишек… 

Их черные головки лежат на мягких подушках, материнская рука нежно обнимает их тельца. Черные волосы женщины убраны на затылке в пучок, чтобы не мешать. 

Мужчина лежит на спине, знакомые черты охранника во сне расслаблены, он не похож на солдата. Здесь он любящий отец и муж. 

Его зовут Мин Чан. Я помню его имя. 

Опускаю пистолет, ужаснувшись тому, что уже сделала и что еще собираюсь. Сталь словно прибавляет в весе, руки дрожат, а по вискам струится обильный пот. 

Аро молча стоит в стороне, ждет и наблюдает. Ничего не говорит, позволяя мне самой сделать очередной чудовищный шаг в ад. 

Поднимаю пистолет и опускаю его. Поднимаю снова, но не могу заставить палец нажать. Не могу убить человека, у которого, насколько я успела заметить, четверо детей… 

Всхлипываю, с трудом подавляя громкое рыдание, когда замечаю возле большой кровати маленькую розовую колыбель, украшенную атласными бантами. Пятеро... 

Что-то ломается во мне… 

Я больше не могу стрелять… 

Пот едко щиплет глаза. А может, это слезы. 

Не могу стрелять. Больше не хочу убивать. 

Желаю только одного – стереть из памяти мучительные воспоминания. Стать прежней Беллой, которой я была всего несколько часов назад. Отмотать время вспять и послушаться Эдварда – принять гибель, не сопротивляясь. Потому что сейчас не уверена, что жить дальше с тем, что совершила, есть смысл… 

- Быстрее, - тихо поторапливает Аро, и только тогда я вижу, что азиат не спит. Он смотрит на меня. 

Его глаза не круглые и не испуганные, он не кричит, не паникует, просто смотрит на меня и пистолет. В полной тишине. 

Я поднимаю оружие, целясь ему в голову, но медлю. Не могу нажать на курок. Дыхание то и дело прерывается: сдавленное, сиплое. 

Правая рука азиата лежит поверх одеяла. Он осторожно поднимает ее ладонью вверх, как будто призывает меня повременить с убийством. Какой смысл в том, чтобы отсрочить смерть? 

- Пожалуйста, не убивай мою жену и детей, - шепчет он безмолвно, я читаю слова по его губам. 

Я хочу ответить, но в горле словно застыл комок остро ранящих колючек. 

Медленно, не делая резких движений, Мин Чан спускает одну ногу с кровати. Его глаза пристально смотрят в мои глаза, а их выражение остается для меня загадочным. Он словно хочет что-то сказать, но не здесь, в другом месте. Он умоляет меня послушаться его, тихонько, осторожно, чтобы не напугать, указывая на дверь. 

Аро молчит, не делая попыток помешать азиату двигаться, не принуждая меня спешить, и Мин Чан благополучно выбирается из кровати. С поднятыми вверх руками, беспомощный и безоружный, он осторожными жестами выманивает нас из спальни вон. 

Я, словно завороженная, следую за ним, держа его на мушке, а палец на чувствительном курке. 

- Не здесь, пожалуйста, не нужно будить детей, - еле слышно шепчет Мин Чан. - Пожалуйста, сюда. - Его спокойный, абсолютно собранный, без признаков паники голос почти гипнотизирует, и мы выходим вслед за ним на улицу, в темную ночь, подходим к двум большим мусорным контейнерам, стоящим возле пустынной ночной дороги сразу за оградой домика. 

Здесь можно говорить чуть громче. Здесь мы не разбудим его детей. 

Мин Чан опускает руки и стоит, не шевелясь. Я не вижу в его глазах даже следа страха. Только поразительное спокойствие и глубокий ум. 

- Это Вольтури? – спрашивает он у меня, осторожно взглянув на моего спутника. 

Я мрачно киваю, не в силах ответить вслух. Горло снова жжет кислота. Она жжет и мои глаза. 

Я вдруг понимаю, что делает Мин Чан. Оберегает семью от чудовищного зрелища поутру. И чистота его самопожертвования опустошает меня, выворачивает наизнанку, вытаскивает наружу все мои черные деяния и бросает мне в лицо. Мы словно две противоположности, я зло, он – абсолютное добро. 

- Пожалуйста, не убивайте жену и детей, они ничего не знают, - шепчет азиат, медленно опускаясь на колени и убирая руки за голову, как на казни. Он так похож на Эдварда в этот момент. 

Я не выдерживаю перенапряжения и громко рыдаю, позволяя слезам скатиться по щекам. 

- Он никому не расскажет! – Глядя на Аро, я взываю к снисхождению. – Пожалуйста, отпусти его! 

Лицо Аро не меняется. Он подходит к контейнеру и откидывает крышку. Смотрит на азиата и равнодушно, непреклонно говорит: 
- Полезай сюда. 

Рыдания разрывают грудную клетку, хотя я знаю, что нельзя кричать. 
- Я не могу, я не могу, - повторяю я, с ужасом глядя, как Мин Чан беспрекословно повинуется приказу. 
- Только не убивайте жену и детей, - все время повторяет он. 
- Давай, Изабелла, - подталкивает Аро, и я, отчаянно рыдая, поднимаю пистолет, который дрожит так, будто хочет выпрыгнуть из пальцев. Я ненавижу сейчас его грубую стальную силу всей душой. 

Мин Чан смотрит мне прямо в глаза, его губы двигаются, словно в молитве: 
- Это ничего, Изабелла, главное – не трогай жену и детей! Проследи, чтобы с ними ничего не случилось. Они не должны пострадать. - В глазах нет страха, и это сокрушает меня. Когда он кивает, подбадривая меня сделать то, что должна, я нажимаю на курок… 

И отворачиваюсь, чтобы не видеть содеянное… 

«Глок-19» с металлическим лязгом падает вниз, а ноги подкашиваются. Крышка контейнера захлопывается, и бесстрастный голос Аро приказывает мне подняться. 

- Скоро рассвет, Изабелла, - строго говорит он. – Осталось всего три человека. Ты же не хочешь бросить дело на половине? Где твоя решимость, которая с самого начала покорила меня? 

Я безудержно рыдаю. 

- Эдвард ожидает тебя, - сурово напоминает мне Аро, тем самым призывая собраться. – Разве не ради него ты все это затеяла? Разве ты передумала и хочешь, чтобы он был наказан за преступление? 

Я отчаянно мотаю головой, но не потому, что соглашаюсь с доводами Аро, а потому что прекрасно понимаю: это не обещание пощадить. Это ловкий обман, выдуманный лишь для того, чтобы принудить меня доделать начатое. 

Для чего ему это, мне непонятно, ведь самостоятельно он сделает это быстрее, без колебаний и ошибок. Но, вероятно, я отличное развлечение в его скучной жизни, и он не желает так скоро со мной расставаться. Он хочет еще поиграть. 

- Убей меня, - прошу я, спотыкаясь, когда Аро ведет меня по улице, грубо держа за плечо. 
- Всему свое время, - отвечает он, помогая мне устроиться на сидении автомобиля. Машина с визгом трогается прочь. 

Мимо проносятся дома, я бездумно смотрю на них, но не вижу. Перед глазами лицо Мин Чана, до последней минуты защищавшего семью, храбро смотревшего в лицо смерти, погибшего лишь по той причине, что он слишком много знал. Он не молил трусливо о пощаде, не кричал о помощи, не пресмыкался. Не спасал свою жизнь любой ценой, как это делаю я. 

Стыд жжет меня, будто кислота разливается по всем внутренностям. 

«Никакая страсть не стоит того, чтобы ради нее убивать». Теперь я понимаю истинное значение этих слов. Теперь я на одной стороне с Эдвардом. Я больше не боюсь. Не хочу спасать свою жалкую, пустую, непримечательную жизнь за счет убийства невинных людей. Эта цена слишком высока, и очень жаль, что я не поняла этого прежде, чем взяла в руки пистолет и направила его на агентов. 

Не представляю, как посмотрю в глаза Эдварду, когда вернусь… Что теперь он обо мне подумает? 

Если случится чудо и Аро отпустит нас, я никогда себе не прощу того, что совершила… 

Если стану вампиром, мне снова придется убивать? Я этого не хочу… 

Не понимаю, что произнесла это вслух, до тех пор пока Аро не отвечает мне, наклонившись к уху: 
- Ты переменишь свои взгляды, Изабелла. Тебе понравится убивать. Я вижу потенциал. У тебя даже сейчас неплохо получается. 

Я с отвращением гляжу на него. Линзы исчезли, и на меня смотрят алые глаза монстра. Я вижу свое отражение в них, как будто моя крошечная копия купается в море крови. Так символично. Я тоже монстр. Чувствую себя испачканной прикосновением к этому плотоядному миру. Хочу все забыть. Умереть. 

- Еще не время, - повторяет Аро, и я понимаю, что он слышит мои мысли через прикосновение: его холодные пальцы крепко держат мое запястье. – Остался агент Доурси. Совсем чуть-чуть до конца. 

Я приободряюсь. С одной стороны, нет смысла больше соглашаться на то, что делаю: Аро все равно убьет меня. Так пусть сам свершает свое несправедливое правосудие, я подожду в машине. С другой, я настолько опустошена, что действую будто робот. Отчасти это обусловлено бессонной ночью и тем, что я почти сутки не ела и не пила, - человеческие возможности ограничены, усталость дает о себе знать. 

Молча выхожу и будто в коме следую за невозмутимым Аро. Сумочки давно нет, я потеряла ее. Рукоять пистолета нагрета теплом моих пальцев и словно приросла, став продолжением моей руки. 

Что чувствуют солдаты, вынужденные ежедневно стрелять во врага? В людей, которые по другую сторону баррикады, у которых есть дети, семья. Привыкают ли они к убийствам настолько, что начинают воспринимать их как обыденность? Я чувствую себя именно так: мне все равно. Еще один или два человека не сделают меня хуже – я и так обеспечила себе горячую путевку в ад. 

Дом Сэма Доурси стоит на окраине и обнесен глухим металлическим забором. Это богатый особняк, наверняка оснащенный охранной системой сигнализации и камерами слежения. Алек и Джейн исчезают в ночной тишине, и вскоре замок на резных воротах с тихим металлическим звуком открывается. 

Окна небольшого двухэтажного домика темны. Дорожка вымощена тротуарной плиткой, я слышу запах цветов: розы и шиповника. Спотыкаюсь о тело и вздрагиваю, когда вижу лежащего мертвого человека в форме: это охранник. Агент Сэм Доурси, руководитель охраны Отдела расследований, полковник, военный, умеет защитить себя. 

Мы беспрепятственно проникаем в дом, поднимаемся по винтовой лестнице в спальню. Бесшумно входим, и несколько секунд я растерянно смотрю на пустую кровать. А затем спальня резко освещается, и я слышу щелчок взведенного курка. Висок ощущает холодную сталь… 

- Проникновение со взломом, а я-то пол ночи думал, кто так поспешно убирает свидетелей. Никак не ожидал, что это ты! – Голос ровный, со сдержанным гневом. 

Агент Доурси делает шаг, появляясь в поле моего зрения и аккуратно держа меня на мушке: суровый, внушительный боец. Он смотрит прямо в мои глаза, которые слезятся от резко включенного света. 

- Я ждал тебя, так что ФБР уже в минуте отсюда, - предупреждает Доурси, - советую бросить оружие. 

Холодный пот выступает на всем теле. В голове все спонтанно перемешивается… 

Хочу жить, несмотря на то, что несколько минут назад мечтала об обратном. Выжить, даже понимая, что заслужила смерть. 
Хочу, чтобы Доурси нажал на курок и быстро прервал мои сомнения. Это просто, мне нужно всего лишь поднять свой пистолет, и все будет кончено в мгновение, - он вынужден будет выстрелить первым. Но я не могу заставить себя сделать это… 
Презираю себя за слабость. 
Ненавижу себя. 

Одновременно я не могу понять, почему Аро молча стоит рядом и ничего не предпринимает? Все еще проводит свой тошнотворный эксперимент? Наблюдает, ему любопытно, чем все закончится? Ему все равно, кто умрет первым, я или другой агент? Конечно, ему безразлично, какая разница, в каком порядке умирают свидетели… 

Все меняется за одно мгновение, в которое я решаюсь, послушаться Доурси и бросить оружие или спровоцировать его на расправу. Аро делает один короткий шаг в сторону от меня – должно быть, открывает себе наилучший обзор. Или не хочет пачкаться в моей крови… 

Агент Доурси допускает ошибку, резко переводя пистолет на Аро… 

В ту же секунду, - не отдавая себе отчет в том, что делаю, действуя спонтанно и интуитивно, - я поднимаю свой ствол и нажимаю на курок, превращая голову Сэма Доурси в кровавую бесформенность. Его лицо перекашивается, отображая шок. Несколько секунд он балансирует на одной ноге, тщетно пытаясь поймать меня на мушку. А затем кулем падает вниз, так и не выстрелив. Его пустеющий взгляд упирается в потолок. 

- Молодец, - с уважением хвалит Аро, глядя на меня. 

Слышу сдавленный крик и быстро поворачиваю голову в сторону шкафа. Аро уже там, распахивает дверь: на нас смотрит шесть испуганных пар глаз. Женщина, плача, прикрывает собой двух маленьких детей. Она неотрывно смотрит на тело агента Доурси и качает головой из стороны в сторону. 

Мои руки бессильно опускаются, когда Аро вытаскивает кричащую и сопротивляющуюся женщину из шкафа на середину спальни. Она в одной сорочке, - видимо, нападение застало семью в постели, - но отважно сражается, царапая твердую кожу вампира слабыми человеческими ногтями. 

Аро ногой захлопывает шкаф, и я благодарна ему за то, что дети не увидят творящегося здесь безумия. 

Несколько секунд Аро, невзирая на отчаянное сопротивление и беспомощные угрозы женщины, держит ее за горло. А затем отпускает, и она падает вниз. Я послушно поднимаю пистолет, хотя мое нутро отчаянно протестует. 

- Не нужно, - тихо говорит Аро, пальцем аккуратно направляя ствол вниз. – Она ничего не знает. – И скользит мимо меня к выходу из спальни. 

Мы с женщиной смотрим друг на друга. Она не двигается, но тяжело дышит, из-под спутанных темных волос ее глаза с ненавистью буравят меня. Складывается ощущение, что она собирается наброситься, словно дикая кошка, и растерзать меня в клочья. Она борец, я ясно вижу это. Застыв, не могу заставить себя повернуться к ней спиной. 

В момент, когда ее мышцы напрягаются, - хотя я не знаю, для чего, чтобы вцепиться мне в лицо или чтобы просто подняться, - я резко вскидываю «Глок-19» и стреляю. С коротким криком женщина падает рядом с мужем. Из дула пистолета выходит струйка дыма, подчеркивая драматичность ситуации. 

Аро моментально образовывается рядом, с изумлением смотрит на меня. Сама не понимаю, зачем я это сделала. Последние часы моей жизни стали походить на мощеную ошибками феерическую дорогу в ад. Одна или две новых не исправят ситуацию. 

- Она слишком много видела, - говорю я, разворачиваясь и уходя с места преступления. – Твои глаза, - поясняю я все еще ничего не понимающему Аро. 
- О, - говорит он удивленно и, когда мы проходим мимо высокого зеркала в просторном холле, бегло заглядывает в него, рассматривая свои глаза. Он делает это настолько обыденно, как будто не присутствовал только что при смерти двух человек. Впрочем, он-то к такому зрелищу давно привык. 

И снова в его взгляде восхищение, когда он смотрит на меня, даже сильнее, чем раньше. Но я больше не пытаюсь произвести на него впечатление ради того, чтобы выжить. Вместо этого я испытываю странное облегчение оттого, что скоро умру. 

Дверь автомобиля захлопывается. Я думаю об Эдварде, когда мы отъезжаем. Боль жжет изнутри, я не уверена, что справлюсь с этим подавляющим чувством стыда, когда мы встретимся. Но я хочу увидеть моего вампира еще раз. Испытываю освобождение оттого, что все наконец закончилось, и мне больше не придется убивать. Это как сбросить с шеи тяжелый груз. Воспоминания навсегда останутся со мной, но самое страшное позади. Ничто не может быть страшнее того, что уже было. Даже собственная смерть не так пугает, как воспоминания. 

Вижу знак выезда из города и удивляюсь, так как мы едем по шоссе, ведущему в Саффолк. Ничего не понимаю. 

- Разве мы не вернемся к Эдварду? – испуганно спрашиваю я у Аро, и сердце замирает от мысли, что Эдварда, возможно, уже нет в живых. 
- Не сейчас, - кратко говорит Аро. – Еще не время. 
- Куда же мы? – недоумеваю я, и сердце проваливается в черную, проглатывающую бездну мрачного предчувствия. 
- Ты забыла, Изабелла, - снисходительно улыбается Аро. – Свидетели. Остался еще один.

Глава 11


- Разве мы не вернемся к Эдварду? – испуганно спрашиваю я у Аро, и сердце замирает от мысли, что Эдварда, возможно, уже нет в живых. 
- Не сейчас, - кратко говорит Аро. – Еще не время. 
- Куда же мы? – недоумеваю я, и сердце проваливается в черную, проглатывающую бездну мрачного предчувствия. 
- Ты забыла, Изабелла, - снисходительно улыбается Аро. – Свидетели. Остался еще один. 

Не могу понять. Разве я еще не всех убила? Перебираю в памяти список жертв и не нахожу ошибки. Агенты и охранники, работающие в Бюро – все мертвы. До кого не могла дотянуться я – убрали сами Вольтури. 

Дорога к Саффолку заставляет мое сердце сжаться в страхе. Я еще не понимаю, зачем мы туда направляемся, но пытливое подсознание знает ответ. Я просто не хочу верить в это. Возражая, качаю головой, глядя на тошнотворно-снисходительную улыбку Аро. 

- Кто? – Мой голос хриплый и надломленный, лицо потеет, а тело будто превращается в лед. 
- Джейкоб Блэк. 

Не верю. Нет. 

Все во мне отчаянно сопротивляется неизбежности, я ищу в глазах Аро подтверждение, что он шутит, но вижу только насмешку Короля, нашедшего новую забаву. Он знает что-то, чего не знаю я. Или забыла и не хочу вспоминать. Глупая овечка в руках опытного хищника, загнавшего зверушку в хитроумную западню. 

Мотаю головой: 
- Он же не имеет отношения к Бюро. Он ничего не знает. Зачем его убивать? 

Аро улыбается удовлетворенно: именно такой реакции он ждал. Ему нравится играть со мной и заставлять делать вещи, воспоминания о которых измучают меня. Я – его личное развлечение, способ скрасить наскучившую вечность. Пешка в руках жестокого и непреклонного убийцы. 

- Он видел фотографии вампира. Я прочел это в твоих мыслях, – напоминает Аро.– И разве он не поклялся искать тебя, если ты исчезнешь? 

Глупый, глупый Джейк, зачем ты сказал так? 

- Но это же… просто слова! – молю я, не находя в алых глазах монстра сострадания. – Он обычный учитель. На что он способен? У него нет никаких доказательств, нет зацепки, куда я могла бы направиться. Он не опасен для вас! Он даже не знает о вашем существовании, никогда не слышал вашей фамилии. 

Аро не убеждают мои слабые оправдания. 
- Некоторые охранники, которых ты сегодня уничтожила, знали меньше, чем твой Блэк, - напоминает он. – Но это тебя не остановило. 

Меня тошнит. Я отворачиваюсь и опускаю голову между коленей, хватаю себя за волосы, сжимаю пальцами со всей силы, причиняя вред, лишь бы заглушить терзания. Из горла вырывается мучительный стон. Так больно, стыд гложет изнутри, я больше не желаю ни в кого стрелять. Лучше бы Аро сразу убил меня… 

- Мы не должны оставить людям даже малейший шанс, - повторяет Аро строго, будто начальник прикрикивает на подчиненного. – Ты убьешь Джейкоба Блэка. Или я сделаю это сам… 

Голос Аро не звучит как угроза, но я все равно слышу ее. Будет ли он менее милосердным, более ожесточенным, чем могла бы быть я? Что больнее – быстрая смерть от пули или смертельный укус? Я не хочу видеть, как из Джейкоба высасывают кровь, как его тело дергается, а глаза постепенно пустеют. Я не хочу ему мучительной смерти, которую наблюдала в кабинете агента Люка. Это чудовищно страшно, и точно болезненно… Решительно я сжимаю пистолет. 

- Молодец, девочка, - удовлетворенно произносит Аро. 

Светает, когда машина въезжает в Саффолк. Я гляжу на знакомые дома, отчетливо понимая, что вижу их в последний раз. Моя жизнь перевернулась с ног на голову за пару недель. Я всегда знала, что не приеду сюда больше, предчувствовала это, когда покидала маленький городок. Я могла вернуться лишь за вещами… Но даже не предполагала, что вот таким станет мое последнее свидание с родным городом. 

Солнце освещает сонные улочки первыми лучами. Вампиры остаются в машине, предоставляя мне самостоятельно свершить суд. На секунду у меня мелькает мысль предложить Джейкобу бежать, но я же понимаю, что ему ни за что не позволят скрыться. Быстрая безболезненная смерть от моей руки предпочтительнее призрачной надежды на побег и медленной смерти в зубах вампира. 

Нажимаю на звонок. Сердце стучит надрывно, руки и ноги дрожат. Кожу покрывает холодный и горячий пот попеременно. Мне так плохо, что я готова упасть замертво, сгореть от разрыва аорты. 

Тяжелые шаги, и дверь распахивается, на пороге удивленный Джейкоб. Смотрю на знакомые черты, с мучительной нежностью вспоминая все, что нас связывало: детскую дружбу, переросшую в симпатию во время обучения в школе; первые попытки ухаживания в университете; многолетнюю тоску Джейка во время работы в школе… Что мне стоило уступить ему тогда? Ничего бы не произошло ни с ним, ни со мной, если бы я была чуточку менее эгоистичной… чуточку сговорчивей… 

- Белла? – произносит Джейк растерянно. 
- Привет, - шагаю вперед, стремительно обвиваю его шею руками, чтобы он не успел заметить пистолет. Ногой захлопываю за нами дверь, когда оторопевший Джейкоб автоматически кладет руки на мою поясницу. Его глаза шокировано распахнуты, для него мое поведение непонятно и непривычно. 

Поддавшись спонтанному порыву, и чтобы он не увидел слезы в моих глазах, я целую его – страстно и отчаянно. Его губы не сопротивляются, но и не отвечают – чужие, бесчувственные, мягкие и слишком теплые. А затем, будто опомнившись, Джейк прижимает меня к себе и начинает целовать в ответ. 

Мое тело немедленно протестует, сопротивляется нежности, которую Джейк несмело пытается вложить в это простое действие. Смогла бы я любить Джейкоба из чувства долга? 

Теперь я знаю - нет. Чувствую это. Вся моя жизнь – это путь к тому, чем я стала сейчас. Неправильный, полный ошибок, чудовищный итог моих амбиций. Но это избранный мной путь, и я должна пройти его до конца, даже если стало слишком больно. 

Отстраняюсь, и Джейк расслабляет руки, позволяя расстоянию просочиться между нами. В его глазах непонимание, удивление и восторг. 

- Прости, - шепчу я солеными от пролитой влаги губами. Прижимаю холодную сталь к взлохмаченной голове, прямо над ухом. В его глазах не успевает появиться страх – вряд ли Джейк вообще держал когда-либо в руках оружие и знает, как ощущается холод дула у виска. – Прощай… 

«Пум-м». - Моя рука в горячей крови друга, а его тело оседает вниз. Я опускаюсь следом, наблюдая, как жизнь медленно исчезает из его глаз. Глажу его по волосам, утешая, а он все так же непонимающе смотрит вверх, медленно моргая. Одинокая слезинка падает вниз и скатывается по щеке Джейка, создавая иллюзию того, что плачет он. Под моими пальцами сердце издает последний удар и замолкает навсегда… 

Не могу оторвать взгляда от спокойного мертвого лица… перестать вспоминать и другие такие же лица… прекратить прикасаться ко все еще теплой коже. Не могу подняться, чтобы уйти, – руки Аро делают это, отрывают мое безвольное тело от Джейка и несут прочь. Ничего не чувствую, только помню… помню… помню… весь ужас прошедшего дня. 

Это ненадолго. Смерть избавит меня от кошмарных воспоминаний. Я жду этого момента со странным, абсолютным, опустошающим равнодушием. Немного потерпеть, и пытка завершится. Я обрету незаслуженный покой. 

Наверное, Эдвард испытывал то же самое, когда пришел в Бюро. Усталость. Презрение к себе. Обреченность. Обезличенное ожидание конца. 

Мне кажется, что я пережила все то же самое, что и он, только ему понадобилось две сотни лет, чтобы дойти до этого самоубийственного состояния, а мне хватило нескольких длинных, как вечность, часов. 

Аро убьет меня быстро или медленно? Полакомится моей кровью напоследок или ограничится тем, чтобы безболезненно сломать шею? Использует мой же пистолет? Сделает это на глазах Эдварда, или я больше не увижу вампира, которого успела полюбить? Имеет ли это теперь хоть какое-то значение? Могу ли я после всего вообще любить? Заслуживаю ли это? 

Прошла одна ночь, но у меня чувство, будто между вчерашним днем и сегодняшним утром пролегла пропасть в несколько столетий. Я стала совершенно другой. Как будто в моей загубленной душе поселилась пустота, та же самая, которую я видела в глазах Эдварда. Нечего терять. Нечего желать. Не на что надеяться. Нечем гордиться. 

Безразличие – это все, что у меня осталось. 

Смиренное ожидание конца. 

Слава богу, что эта нескончаемая, безумная, чудовищная и кровавая ночь закончилась. Скоро закончится и моя короткая скучная жизнь. 

Я хотела стать чем-то большим, чем простым непримечательным учителем Истории, о котором никто и никогда не услышит. Хотела стать защитником, спасителем, телохранителем того, кого так быстро и отчаянно успела полюбить. Хотела испытать адреналин настоящей битвы, сделать свои дни ярче, но не ожидала, что краска будет цвета крови… Слишком высока заплаченная цена. 

Послезавтра никто и не вспомнит обо мне – всего лишь имя в отчете Бюро, стоящее рядом со столбиком имен других погибших, сгоревших, пропавших без вести свидетелей. Найдут ли доказательства моей причастности к многочисленным смертям? Похоронят меня как жертву или как преступницу? Не все ли равно, ведь я этого никогда уже не узнаю. 

Минуты, часы сливаются в одно бесконечное мгновение. Я готова к смерти. Какой-то крошечной, полуживой частью мозга пытаюсь убедить себя, что поступила правильно, ведь неизвестно, насколько сострадательно убивал бы Аро или остальные. Но это все равно не оправдывает меня. И я рада, что мои мучения вскоре прекратятся. 

Автомобиль останавливается в лесной глуши, рядом еще с одним таким же, как и наш, автомобилем. Ледяная рука Аро заставляет меня подняться и идти вперед – в чащу, под своды вековых сосен и елей. Пахнет хвоей, под ногами по сухим сосновым иглам бегают насекомые. Мое тело вряд ли будет найдено здесь, так далеко от цивилизации. Даже если его обнаружат, от него останется только скелет… 

Небольшая поляна залита неясным солнечным светом, едва пробивающимся сквозь пелену облаков. Аро выпускает мою руку, оставив меня на краю поляны, дрожащую и смертельно уставшую, и быстро двигается к группе вампиров, среди которых я с удивлением и растерянностью узнаю Эдварда. Он жив, расширенными, дикими глазами смотрит на меня. Его губы искривляются – не могу понять, от боли или отвращения. Я заслужила его осуждение в полной мере и не пытаюсь отвести мучительный взгляд. Я не сожалею о своем решении. Поздно отменять то, что сделано. 

Не слышу, о чем вампиры говорят – они находятся слишком далеко. Усталым взглядом подмечаю, что все в сборе: здесь Феликс и Деметрий, Алек и Джейн, и вампирша с темными волосами, имя которой мне так и не довелось узнать. Они ругаются, о чем-то спорят, негодующе потрясают руками и с досадой закатывают глаза. Спокоен лишь Аро, степенно и терпеливо разговаривая с подчиненными. Когда он берет за руку Эдварда, вздрагиваем мы оба: и я, и он. 

Эдвард отворачивается от меня, неохотно переводит на Аро затравленный, обреченный взгляд, пока тот что-то серьезно объясняет. Вампиры один за другим покидают поляну: сначала исчезают Феликс и Джейн, обдав мое лицо прохладным ветром. Деметрий медленно следует мимо, с человеческой скоростью, и ухмыляется, слегка задевая меня плечом, - странно, что я не падаю от толчка, ноги будто одеревенели, стали неживыми. Аро остается один, только женщина с ним. 

Встречаюсь взглядом с Эдвардом – он смотрит напряженно, пристально. Мне кажется, что осуждение льется из него мощной волной, он меня презирает. Закрываю глаза, чтобы не видеть ни его смерть, ни свою. Скорей бы все закончилось… 

Чувствую ледяные пальцы на своем горле и с трудом дышу. Умирать – страшно, даже если кажется, что ты готов. Изможденное сердце с трудом набирает обороты, - оно так устало гонять кровь. 

Призрачный голос Аро, в котором я слышу насмешку, умело скрывающую восхищение, тихо раздается над ухом: 
- Еще увидимся, дорогая моя Изабелла… 

Проходит, казалось бы, доля секунды, - я еще не успеваю осознать, что означают слова, - а за спиной уже раздается рев моторов. Машины отъезжают. Распахиваю глаза и непонимающе смотрю на Эдварда. Он не двигается с места, – нас разделяет метров двадцать. Смотрит, не отрываясь, и по его лицу я не могу ничего прочитать. Мы замерли оба, раскинутые по двум разным берегам, разделенные магнитным притяжением противоположных полюсов, чужие и далекие, как звезды. 

А затем, словно прорывает воздвигнутую сознанием защитную плотину, понимание случившегося обрушивается на меня: казнь отменена, не будет избавления от ужасных воспоминаний. Пережитый ужас последних часов, мельчайшие детали убийств, выражение лиц умирающих – все останется со мной навсегда. Стыд заполняет до краев, спазм горькой тошноты обжигает горло. 

Падаю на колени и сгибаюсь пополам. Пальцы ударяются о твердую землю и сжимаются так сильно, что больно суставам; я понимаю, что в правой руке до сих пор зажат пистолет, и хочу поднять его к виску. Судороги бесполезных рвотных позывов сотрясают меня, мешая сделать это, я лишь дергаюсь, выполняя хаотичные, нелепые движения плечами, напрягаю мышцы и волю, но не могу совладать с собственным телом, которое вдруг становится для меня чужим. Будто душа покидает его самовольно, оставляя пустым внутри. Из груди вырывается то ли рев, то ли вой. Свет меркнет. 

Прострелить голову, буквально взрывающуюся от кошмарных образов крови и смерти, мне не позволяет Эдвард. Его до этого мгновения бесстрастное лицо искажается от ужаса, и он внезапно бросается ко мне. Холодные руки подхватывают дрожащее слабеющее тело, а пальцы насильно вырывают «Глок-19» из руки и отбрасывают его прочь, за пределы досягаемости. Он отбирает у меня единственное спасение от страданий, шанс покончить с разъедающими словно кислота, тяжелыми как скала, душащими как вакуум воспоминаниями. 

Я не могу поднять лицо – стыд сжигает самые глубокие уголки сердца, заставляет кожу мощно пылать. Не могу видеть – обильные слезы застилают глаза. Не могу слышать – в ушах звенит чей-то ужасный крик. 

Холодные каменные объятия как нельзя кстати – я расслабляюсь в них, позволяя выплеснуться той черноте, что скопилась внутри. Эдвард не отпускает, беспрерывно гладит меня по лицу твердыми пальцами. Ненавидит ли он меня теперь? Осуждает ли? Простит ли когда-нибудь? Неожиданное великодушие Аро – что оно означает для нас? Это помилование? Или извращенное наказание за мои грехи? Я не хочу жить с воспоминаниями об убийствах… 

Наконец, пелена слез спадает, я вижу жесткий взгляд золотистых глаз. У меня нет сил, чтобы связно мыслить – я не спала почти двое суток. И все это время испытывала такой сильный стресс, что вряд ли стоит ожидать от меня адекватности. Могу понимать только одно: я сдержала обещание, завоевала свободу для себя и для Эдварда. Но тогда, когда осознала, что такой ценой она мне не нужна. 

- Эдвард, - всхлипываю я, чувствуя, что очень скоро потеряю сознание и способность говорить. – Все это было… ужасно… - Это слово даже в маленькой мере не передает испытанных мною чувств. Чудовищно, омерзительно, подло, преступно – вот что на самом деле. Лица убитых преследуют меня наяву, их мрачные тени обступают со всех сторон, одним своим присутствием мстя за страдания и отнятые жизни. 
- Не вини себя, - просит Эдвард, бережно утирая мои слезы холодными пальцами. – Лучше вини меня. Ты сделала то, что должен был сделать я. Ты совершила поступок, который оказался мне не под силу. 

В его лице боль, я не могу понять ее причины. 

- Он бы все равно убил всех свидетелей, - шепчет Эдвард, закрывая глаза и покачивая меня в крепких объятиях. – Не только свидетелей… они собирались уничтожить половину Бюро, взорвав здание, чтобы не вылавливать каждого осведомленного по отдельности… Ты поступила милосердно… 
- Взорвать Бюро?.. – растеряно повторяю я, чувствуя, как стынет кровь в венах. 
- Погибли бы сотни, - кивает Эдвард, его голос опустошен, как и я внутри. – Своим решением ты спасла больше жизней, чем отняла… 

Меня удивляет ход его мыслей. Но это не оправдание. Да и воспоминания не сотрет. Они навсегда запечатаются в голове. Моя душа прошла сквозь врата ада, нет пути назад. Я буду вечность гореть за свои преступления. 

- Ты меня ненавидишь? – Горькие слезы вырываются из уголков глаз и бегут по щекам. Во рту сухо, язык распухает. Мне нужно воды и еды, а еще много-много сна, если я хочу дожить до следующей ночи. 
- За что?! – искренне удивляется Эдвард, и мне вдруг становится легче дышать. – Ты сделала за меня работу, которую я был обязан сделать сам. Ты человек сильной воли, в отличие от меня. Не думаю, что я был бы способен на подобный шаг – убить невинных, даже ради тебя, ради твоего спасения… даже зная, что они обречены в любом случае. Мои убеждения ослепили меня. А ты просто пошла и, задвинув страхи и слабость, совершила подвиг: спасла и меня, и себя. 

Я слушаю, но не верю: вина ядовитой змеей кусает внутри. 
- Ты уже не осуждаешь убийство людей? – шепчу со слезами. – Когда я уходила, не ты ли сказал: никакая страсть не стоит того, чтобы ради нее убивать. Ты просил меня уступить неизбежности смерти. Разве ты передумал? 
- Я передумал, - признает Эдвард с тяжелым вздохом, зажмуривая глаза. Немного помедлив, дает развернутый ответ: - Был момент, когда в самом начале я осудил тебя. 

Я благодарна ему за то, что он не стал лгать. 
Пряча глаза, усталый, виноватый и разбитый, Эдвард объясняет: 
- Мне казалось – ты совершаешь ошибку. Я приучил себя к мысли о смерти и ждал ее, как избавления. Ты разбудила мое сознание, но нескольких дней и последних счастливых часов, проведенных с тобой, недостаточно, чтобы полностью перестроить все взгляды. Слишком быстро. Я не успел обдумать последствия. Мне казалось – еще будет возможность впереди… Поэтому первым желанием, когда появились Вольтури, было безвольно согласиться на смерть… - Эдвард кивает самому себе, отвечая на собственные невысказанные вопросы. – Но у меня появилось много свободных часов, пока ты отсутствовала. Нашлось время хорошенько подумать. В конечном итоге я понял, что твое решение ничего не меняет – я ведь тоже когда-то убивал и знаю, что это такое. Оправдывал себя, свою нерешительность и слабость естественными потребностями, которые ничем, кроме крови, не удовлетворить… Шел на поводу у звериных инстинктов, даже тогда, когда научился собой управлять. Пытался бороться, но уступал. Я убивал, Белла… по гораздо менее веской причине, чем сегодня ты. Я был жалок и слаб, но делал это снова и снова. Я знаю силу раскаяния, поверь. Я смог противостоять искушению в конечном итоге, но это никогда не избавит меня от сожаления о том, кем я был… 

Он замолкает и на мгновение прикрывает глаза, вспоминая. 
- Для себя я решил, что приму любую твою перемену. – Его глаза распахиваются, взгляд настолько обжигающий, что мне становится почти физически тепло. – Но ты себе не представляешь, как приятно видеть тебя раскаивающейся… В глубине души я боялся, что убийства тебя изменят, и ты… останешься глуха к смертям. Как бы мы сосуществовали вместе, если бы я знал, что ты пьешь человеческую кровь?.. 

Это возвращает меня к реальности, – Аро ведь отпустил меня не просто так. Вряд ли он планировал оставить меня человеком. Это значит, что он оставил Эдварду только одну дорогу – превратить меня в чудовище, продолжающее убивать. Но воспоминания о крови и смерти слишком яркие, чтобы согласиться на подобное безрадостное существование. Это похоже на тот самый ад, билет в который я усердно зарабатывала последние часы. Вечность, наполненная адскими муками совести… 

Думаю, мое мировоззрение теперь полностью совпадает с позицией Эдварда: я не достойна ни вечности, ни человеческой жизни. 

Я на удивление спокойна, ничего не боюсь. 
- Смерть – это все, чего я заслуживаю… Верни пистолет… позволь мне умереть… - говорю устало и обреченно, и глаза Эдварда расширяются. Его палец очерчивает конкурс моих губ. 
- Не оставляй меня?.. - тихо и безнадежно просит он. – Я так долго ждал тебя! 

Поднимаю руку и трогаю идеально гладкое лицо. Эдвард закрывает глаза, прижимается щекой к моей ладони и грустно выдыхает. 
- Ты спасла меня не только от Вольтури, Белла, - шепчет он. – Ты вернула мне желание продолжать существование. Я нашел в тебе смысл. Останься со мной… дай нам обоим шанс попробовать… позволь мне вернуть тебе долг. Дай время на то, чтобы мы оба излечились, найдя утешение друг в друге… 

Такой жажды жизни в его глазах я еще не видела никогда. Он будто прозревший слепец, впервые увидевший красоту мира. Надежда мерцает в золоте его глаз, дыхание поднимает грудную клетку выше обычного. 

Эта ночь проводит жирную черту между моим прошлым и будущим. Даже если бы у меня была возможность вернуться в человеческий мир к привычным вещам, как бы я смогла существовать дальше с таким грузом? Зная то, что знаю, и сделав то, что сделала, я уже не была бы прежней Беллой… простой учительницей в школе, имеющей значок Бюро и мечтающей о реальных, а не виртуальных заданиях… Я теперь другая, искривленная копия прежней себя. Та Белла умерла. Я переродилась в чудовище еще до того, как реально стала вампиром. Поэтому Аро был так сильно впечатлен? 

- Почему он отпустил нас? – удивляюсь я. 

Эдвард пожимает плечами: 
- Ты мне объясни. 

И улыбается умопомрачительной улыбкой, от которой перехватывает дыхание. Кто знает, может я и смогу… если не забыть, то хотя бы жить с этими воспоминаниями… смогу ради Эдварда и его улыбки, его счастья, которое он заслужил за десятилетия одиночества и раскаяния. Ведь все, что натворила, я делала ради него. Сломаться сейчас, когда достигла цели, когда он испытал надежду, значит совершить еще одно страшное преступление. 

Вспоминаю слова Аро, на тот момент показавшиеся мне неуместными: «Ты же не хочешь бросить дело на полпути?» Ясно понимаю: я обещала не просто спасти Эдварда от смерти… я поклялась, что попытаюсь наполнить его жизнь светом, которого он был лишен почти двести лет. Отказаться сейчас было бы слабостью по отношению к нему и настоящим, ужасающим предательством. Еще одним в копилку моих грехов. Хуже, чем все остальные. Несравнимые поступки: быть сильной, когда пришлось убивать, и проявить слабость, когда необходимо просто продолжать жить ради кого-то. 

Вспоминаю храброе самопожертвование Мин Чана. Я хочу равняться на него. Ради семьи он отдал главное – жизнь. Отдал, не раздумывая. Твердо глядя в глаза смерти. 

Эдвард утверждает, что я сильная. Так буду же я таковой всегда. Отступать – удел трусов и предателей. Сдаваться – выбор слабых. 

- Аро не боится, что мы ослушаемся? 

Эдвард скептически дергает бровями: 
- Он вскоре проверит нас. 

Мысль о том, что я снова увижу красноглазого монстра, вызывает во мне содрогание и неконтролируемую тошноту. 

- И какой у нас план? – спрашиваю я, чувствуя, насколько обессилена. Мои пальцы невольно касаются шеи – там, где бьется мой пульс. – Ты укусишь меня? 

Эдвард осторожно встает, держа меня на руках, и направляется в сторону чащи. Мне холодно, но очень уютно. Я благодарна, что он несет меня, потому что вряд ли способна передвигаться самостоятельно. 

- Твоя душа будет проклята, когда ты станешь вампиром, – задумчиво шепчет Эдвард, целеустремленно глядя вперед. 

Смешно. Хотя нет сил смеяться. 

- Моя душа уже проклята, - напоминаю я, и ответ горечью наполняет мой рот. – Для меня в любом случае уже поздно думать об этом. А ты не против, что я разделю с тобой вечность? – спохватываюсь я. 

Уголки его губ немножко поднимаются. 
- С тобой вечность обретет смысл. На Канадской границе есть заброшенный дом егеря, в котором я часто убивал время. Подойдет местечко для обращения? – Он снова улыбается, только как-то неуверенно. 
- Отлично, - соглашаюсь я как можно беспечнее, сожалея о брошенных в отеле вещах. 

Я теперь без дома и без имени, фактически меня больше не существует, для людей я мертва, а скоро стану такой и в буквальном смысле. 

- Не хочу быть убийцей. – Меня передергивает. - Не стану пить человеческую кровь, ни за что на свете… 
- Не волнуйся, - обещает Эдвард, в его голосе я слышу железную непреклонность, - я прослежу, чтобы ты питалась только животными. Ты мне веришь? 

Он смотрит в глаза, и я вижу в его лице решительность. Он не позволит мне превратиться в чудовище, какими являются Вольтури. Золото его радужки переливается словно вязкий мед, и я даю себе клятву, что мои глаза вскоре будут точно такими же. Возможно, я даже найду способ чем-то искупить свои многочисленные грехи, незаметно помогу семьям, мужей и отцов которых я убила… это станет моей второй целью после счастья Эдварда. 

- Спасибо. 
- Не могу пообещать, что не выпью тебя до дна. Я никогда прежде этого не делал. – Эдвард хмурится. – Вдруг я не смогу остановиться? 
- Это ничего, - соглашаюсь я почти равнодушно. Какая разница – жить или умереть? – Такой исход меня вполне устроит. 

Эдвард смотрит настолько свирепо, что я слабо смеюсь. Уверена – у него нет шанса ошибиться. Он любит меня, потому не убьет, даже если сомневается в собственном самообладании. 

- Я люблю тебя, - говорю, устало расслабляя голову на его крепкой груди. Пальцы трогают холодную кожу сквозь прорези рубашки. Я нуждаюсь в этом прикосновении. Хотя сегодняшняя ночь перечеркнула то хорошее, что случилось между нами, я, несмотря на это противоречие, помню, как было хорошо. Искренне надеюсь, что то светлое чувство, которое мы испытали, вернется и если не сотрет, то хотя бы приглушит вину и боль. Вместе мы сможем помочь друг другу справиться. 
- И я тебя люблю, - отвечает Эдвард и аккуратно целует меня в лоб. – Спасибо, что подарила мне жизнь, любимая. 

Мимо проносится лес, но я слишком слаба, что испугаться скорости. Закрываю глаза, позволяя себе отдохнуть от реальности. И пусть хэппи енд у этой истории имеет привкус горечи, зато мы с Эдвардом есть друг у друга, для нас существует надежда. Я жива, и хотя не уверена, хорошо ли это, впереди меня ждет целая вечность, чтобы раскаяться. Я спасла хотя бы одну жизнь из многих, и я попытаюсь быть благодарной за подаренный нам второй шанс…