Страница 2 из 26
После птицы шла рыба. Осетры огромных размеров, тогда такая рыба еще водилась и в Каме, и в Волге. Повара настолько виртуозно умели приготовить и преподнести осетров, что они напоминали произведения искусства на серебряных блюдах – то ли петухов с распростертыми крыльями, то ли крылатых змиев. Ну и конечно, «почки заячьи верченые, головы щучьи с чесноком, икра черная, икра красная, баклажанная икра», а также караси с бараниной, зайцы в лапше, жаворонки с луком и прочие разносолы. Запивали все это медовухой – главным алкогольным напитком весьма большой крепости (нам, нынешним, с ложкой в руках, этого не понять), в мед добавляли любые соки, меняя его вкус и цвет. Не зря говорят: «И я там был, мед-пиво пил». Пивом тоже не пренебрегали. Вино же все стояло на столах иноземное, его привозили из Европы – романею (бургундское), бастр (Канарское), мальвазию (итальянское) и так далее.
На десерт для царя предлагались сахарные скульптуры, например кремль весом в восемьдесят килограммов, кремли поменьше – для гостей. «Кремль этот был вылит очень искусно, – пишет А.К. Толстой в «Князе Серебряном». – Зубчатые стены и башни, и даже пешие и конные люди были тщательно отделаны. Подобные кремли, но только поменьше, пуда в три, не более, украсили другие столы. Вслед за кремлями внесли около сотни золоченых и крашеных деревьев, на которых, вместо плодов, висели пряники, коврижки и сладкие пирожки. В то же время явились на столах львы, орлы и всякие птицы, литые из сахара. Между городами и птицами возвышались груды яблоков, ягод и волошских орехов».
К концу многочасового застолья состояние его участников говорило само за себя – кто-то, распоясавшись, лежал на лавке, кто-то под лавкой, впору было выносить…
Застолье на Руси. Фрагмент картины К. Маковского, 1883
Постепенно лесные кущи в окрестностях охотничьего дворца вырубили, отдав освободившуюся территорию под Огородную слободу – поселение дворцовых фермеров, ублажавших батюшку-царя овощами со своих плантаций. Чем потчевали огородники? Нельзя сказать, что разнообразие свежих овощей на царском столе было очень уж большим, ибо многое, что привыкли считать у нас родным, на самом деле было завезено из-за границы только в XVIII веке. Например, помидоры появились в России при Екатерине II. Академик Николай Вавилов (его трагическая судьба также связана с Огородной слободой) считал их родиной Южную Америку. А попали они в Российскую империю дипломатическим путем через Италию – императрица Екатерина оценила это вкуснейшее «любовное яблоко», захотев ввести его в рацион и своих подданных. Поначалу, как и все иноземное, внедрение томатов шло с трудом, овощ считался декоративным и зачастую выращивался в горшках на окне. Спасибо Екатерине и за картошку – что бы мы без нее делали! Даже Петр I не смог приучить к ней русских людей, лишь специальное решение Сената 1765 года разъяснило народу, как сажать «земляные яблоки», а главное – что именно есть, ибо порою крестьяне употребляли в пищу не клубни, а ягоды с картофельного куста, весьма опасные для человека. Потому и прозвали эту культуру «чертовым яблоком», то есть греховным.
Ну а что же тогда выращивали в Огородной слободе в XVII веке? Ответ на этот вопрос проще пареной репы, которая была вторым хлебом. Ее сеяли по всей стране, другого такого овоща, неприхотливого и с долгим сроком хранения, просто не было. В Огородной слободе репища (грядки с репой) занимали до половины всех посевов. Сажали маленькие семена репы также по-особому – набивали ими рот, чтобы затем с необходимой меткостью выплюнуть на грядку. Такое ответственное дело доверяли зачастую представительницам прекрасной половины человечества, почитая репу как женскую культуру. Именно женщинам и приходилось готовить из репы всевозможные кушанья. Репу не только парили, но и варили (репница – похлебка с толокном или солодом), терли, добавляя в кашу, – репник, а на десерт пекли пироги с репой. День сбора урожая называли репорезом, приходился он на начало сентября. «Не дремли, баба, на репорезов день», «Уж видно мужику по репе, что подошел репорез», – призывали пословицы. Собирали репу всем миром – кто не верит, пусть еще раз перечтет на ночь самую русскую народную сказку «Репка».
Вторым по значимости овощем был огурец, упоминаемый еще в Библии. Он шел и на первое, и на второе, и на третье (в виде рассола). А свежим огурцом на Руси еще и лечили от жара. Иностранцы дивились, что русские получают урожаи даже большие по объему, чем в Европе. Огурцы ели и с медом (любимое лакомство Ивана Грозного), но в основном они шли на засолку. Этим занимались уже в Кисловской слободе, что стояла на месте нынешних Кисловских переулков. Непременное место огородники отводили капусте – ее вместе с огурцами сажали в день Арины-капустницы (или рассадницы, 18 мая по новому стилю) опять же женщины. Ритуал был таков – первую посадку накрывали горшком, затем льняной скатертью, дабы урожай был хорош и здоров. И все это делалось во избежание чужих глаз, чтобы никто не сглазил. Грядки с капустой (их называли капустником) обсаживали крапивой согласно поговорке: «Капусту – нам, а крапиву – чертям!» А поговорка «Без капусты щи не густы» красноречиво повествует и о главном предназначении этого ценного овоща: «Щи да каша – пища наша». Щи простой народ ел и по праздникам, и в будни, независимо оттого, какое царствование стояло на дворе. Сажали в Огородной слободе также брюкву, морковь, редьку, свеклу.
К концу XVII века в слободе стояло порядка четырех сотен дворов огородников, что позволяет причислить ее к крупнейшим в Москве на тот период. Определились и границы слободы – то ли трапеция, толи неправильный прямоугольник, очерченный Земляным валом (нынешнее Садовое кольцо), стенами Белого города (современное Бульварное кольцо), улицами Мясницкой и Покровкой. Сегодня от тех времен сохранился лишь переулок Огородная слобода. А вот о слободском храме Харитония Исповедника напоминают нам Харитоньевские переулки – Большой и Малый. Храм поначалу отстроили из дерева, затем, в 1654 году, из камня, а снесли в 1935 году.
Дальнейшее разрастание Москвы в XVII веке характеризовалось превращением Огородной слободы в весьма престижный район (Петр I ездил по Мясницкой улице в Преображенское, Немецкую слободу и Лефортово), где спешили поселиться приближенные к трону вельможи. Деревянная застройка слободы уступает место каменным зданиям и в их числе интересующим нас палатам, современный адрес которых – Большой Харитоньевский, дом 21. При Алексее Михайловиче первым известным по документам владельцем палат был богатый купец Чирьев, обосновавшийся в Москве в 1670-х годах, впоследствии ими владеют все сплошь бывшие денщики, конюхи и лавочники, то есть сподвижники царя-реформатора. Таким был и новоявленный барон и вице-канцлер Петр Шафиров, замеченный молодым еще государем в лавке на Красной площади. Царь тогда подивился уникальным способностям своего тезки-полиглота, торговавшегося на немецком, польском и французском языках (интуристов и тогда у Кремля было немало), и решил найти ему более достойное применение, определив в Посольский приказ. По красивой легенде, Петр I так прямо и сказал: «Ибо де ты мне надобен». А способности свои Шафиров унаследовал от отца, принявшего православие польского еврея Шая Сапсаева, толмача.
Такие люди, как Шафиров, были для царя на вес золота – молодые, способные, никак не связанные со старомосковской аристократией и всем ему обязанные. Самое место было Шафирову рядом с царем во время его знаменитого заграничного вояжа 1697 года, когда самодержец шифровался как «урядник Преображенского полка Петр Михайлов». Но ведь и урядникам требуются толмачи-переводчики, когда они едут в Европу. Шафирова заметили среди членов Великого посольства: «Петр окружен совершенно простым народом; в числе его перекрещенец еврей и корабельный мастер, которые с ним кушают за одним столом», – писали иностранцы. Так началась карьера Шафирова.