Страница 11 из 13
«Метель» не просто воспитывает, она необходима для воспитания человека, и она неизбежно появляется на пути человека, в самом человеке. Она может оказаться стихийным бедствием, как чума в трагедии «Пир во время чумы», или наводнением в «Медном всаднике». Или деспотическим самовластным правлением, как при Борисе Годунове и Троекурове, или вражеским нашествием шведов в «Полтаве», поляков в «Годунове». Или оказаться предательством и преступлением, самозванством и самолюбием отдельных людей: Лжедмитрия, Германна, Швабрина. Человек же должен противостоять этому, а для этого проявить в разыгравшейся «метели» свое человеческое достоинство, обретя в жизни честь, славу, имя, счастье и уважение потомков.
Сон и явь Адрияна Прохорова и Ермолая Лопахина
Эта работа сложилась неожиданно, при сопоставлении двух персонажей: гробовщика Адрияна Прохорова из повести Пушкина «Гробовщик» и купца Ермолая Лопахина из чеховского «Вишневого сада». Помимо сходства в сюжете, где два торговых человека, два представителя предпринимателей совершают вожделенную покупку – гробовщик приобретает дворянский желтый особнячок на Никитской улице, а Лопахин прекрасное дворянское имение с садом, – у них есть много разных и неслучайных совпадений и соответствий. К примеру, есть такие детали: Лопахин в своем гимне собственному успеху говорит: «Не смейтесь надо мной», – и в пьесе дважды над ним смеются, как и над Адрияном Прохоровым в гостях у немца-ремесленника. «Экая страсть», – говорит работница Адрияна, услышав от подвыпившего гробовщика приглашение на пир «мертвецов православных», а Лопахин этим же словом иронически восклицает после рассуждения Пети Трофимова о возможности бессмертия. И одному, и другому столь желаемая покупка не приносит ожидаемого счастья: «старый гробовщик чувствовал с удивлением, что сердце его не радовалось», а Лопахин признается: «О скорее бы все это прошло, скорее бы изменилась как-нибудь наша нескладная, несчастливая жизнь».
Обратимся же непосредственно к характеристике двух персонажей. «Адриян Прохоров обыкновенно был угрюм и задумчив», – пишет Пушкин, а вот его новый сосед, немец-сапожник, наоборот, весел, учтив, нежен с родными и справляет с гостями серебряную свадьбу; его семейство дружно, трудолюбиво, а супруга в сорок лет свежа и добронравна. У «старого», как пишет Пушкин, гробовщика есть две дочери-девушки и работница, он любит строгий порядок и бранит их поэтому. Видно, что супруга его преждевременно умерла от тяжелого обращения, да и сам он не по летам состарился. Живет он, вероятно, с работницей: она говорит ему «ты», снимает ему обувь и подает халат, участвует в его делах. В новый домик, в небольшой дворянский особнячок он привез «кивот с образами, шкап с посудою, диван и кровать», которые «заняли им определенные углы». Вот и все его интересы, разошедшиеся по своим углам. Когда на вечеринке пили за здоровье многих, то «Адриян пил с усердием», а когда при взаимных поклонах сапожник, булочник, портной, переплетчик стали пить за здоровье тех, на кого они работают, и будочник Юрко воскликнул: «Что же? Пей, батюшка, за здоровье своих мертвецов», – то Адриян Прохоров обиделся. В самом деле, есть какая-то двусмысленность: «пить за здоровье мертвецов». Эта сюжетная и словесная пушкинская находка уже предлагает какие-то перевороты и превращения в нашем сознании: комическое, фантастическое, серьезное, бытовое сошлись и существуют вместе. «Что ж это в самом деле… чем ремесло мое нечестнее прочих? Разве гробовщик брат палачу? Чему смеются басурмане? Разве гробовщик гаер святочный?» Гаер в переводе с французского означает «весельчак», а одно из значений – «шут в барском доме», и перекликается с фамилией Гаев, образ которого в пьесе Чехова в чем-то соответствует этому значению шута. И гробовщик приглашает на пир своих благодетелей, «мертвецов православных» – опять пушкинская ироническая двусмысленность, от которой уже близко к «мертвым душам» Гоголя. Все дальнейшее в повествовании происходит как бы наяву, и лишь потом гробовщик вместе с читателями узнает, что это был лишь сон. То есть композиционно и по смыслу сон уподобляется яви, и наоборот. И для Адрияна Прохорова сон есть его подсознательное, его скрытые мысли, которых он сам боится и избегает. Что же это за сон, и что же это за мысли? Сначала ему снится, что наконец-то умерла купчиха Трюхина и, как всегда, наследник о цене не торгуется и полагается на него. По-обыкновенному, гробовщик «побожился», что лишнего не возьмет, и тут же объяснился с приказчиком «значительным взглядом». Вскрывается нечестная подоплека его действий: он желает смерти купчихи, пользуется случаем и берет «лишнее». Не его ремесло и не его дело «нечестнее прочих», а он сам нечестен в своем деле и своем ремесле. Потом он в ужасе видит приглашенных мертвецов в доме, – проявляется его страх перед разоблачением его нечестных действий и взысканием за них. «Помнишь ли отставного сержанта гвардии Петра Петровича Курилкина, того самого, которому, в 1799 году, ты продал первый свой гроб – и еще сосновый за дубовый?». Если Адриян свой первый гроб продает с обманом, значит, он и стал гробовщиком с намерением в этом деле нечестно разбогатеть. Скелет отставного сержанта, протягивающий ему руки, – символ смерти, смерти как наказания для Адрияна, и смерть для него приходит в облике обманутого им мертвеца, и с обмана, с намерения жить нечестно наступает для него, как человека, смерть.
Пришедшие мертвецы были с «желтыми и синими лицами», покойная купчиха Трюхина тоже была «желтая как воск». Европейский наряд дочерей Адрияна состоял из «желтой шляпки и красных башмаков». Желтый – это и есть цвет смерти. И «желтый домик» Адрияна Прохорова – это удобный престижный гробик для его оставшейся жизни, домик-гробик, где обитает живой мертвец или мертвый жилец, «мертвец православный». Богатея на чужом несчастье, он жизнь свою сам умертвил и уложил в гроб – поступил с ней как настоящий гробовщик. Любопытно, что у Лопахина тоже «желтые башмаки», а Гаев постоянно, а однажды и Любовь Андреевна и Петя Трофимов говорят фразу – «желтого в угол». Свой сон Адриян Прохоров принимает за реальность, и, что примечательно, он верит, что можно в жизни встретиться с мертвецами, это и есть его невидимая тайная реальность, голос совести, которого он так боится и от которого в ужасе шарахается. Но есть рядом те, кто настойчиво предлагает «проснуться». Уже на вечере у немца-сапожника «благовестили» к вечерне, а на следующее утро после сна «к обедне отблаговестили». С утра заходили портной и будочник Юрко с объявлением, что «сегодня частный именинник». То есть это воскресенье, праздничный летний день в память о каком-то святом. Может быть, это праздник Петра и Павла – ведь руки во сне протягивал Петр Петрович Курилкин – и конец петровского поста, последняя возможность для покаяния. Будочник Юрко приходил… будить: «да ты изволил почивать, и мы не хотели тебя разбудить», – говорит работница Аксинья.
Будочник Юрко «верой и правдой» прослужил двадцать пять лет возле церкви Вознесения у Никитских ворот. Пушкин пишет: «Пожар двенадцатого года, уничтожив первопрестольную столицу, истребил и его желтую будку. Но тотчас, по изгнании врага, на ее месте явилась новая, серенькая с белыми колоннами ордена, и Юрко стал опять расхаживать около нее с секирой и в броне сермяжной». Не с этой ли «секирой» приходил будочник к гробовщику будить его от страшного сна? Никитские ворота происходят от имени Никита – «победитель», и таким победителем в жизни, верой и правдой прослужившим на своем месте, является будочник Юрко. Возможно еще одно осмысление описываемых событий. Все они укладываются в три дня. Первый, пятница – переезд в новый «желтый домик», что можно уподобить смерти. Второй, суббота и застолье с немецкой речью, – страшный сон как «страшный суд» в лице «честной компании», «мертвецов православных», которые приступили к гробовщику «с бранью и угрозами»; и третий день – утро воскресенья, когда проснувшийся Адриян узнает, что это был сон, и, обрадованный, обо всем забывает. Воскресенье пришло, а Воскресенья не настало, и он не избавился от своего нечестия и от укоров своей совести, так и не обрел радости сердца и увеселения души. Адриян – значит «сильный, зрелый», а Прохор – «который далее идет». Этот «сильный» преуспевающий московский предприниматель «идет далее», и мы вслед за ним, к образу Ермолая Лопахина.