Страница 5 из 12
Я растерянно улыбаюсь. Теперь мне и в самом деле всё ясно.
Мы с Анатолием Ивановичем сидим на чугунной скамье и разговариваем обо всём на свете: размышляем, философствуем, вспоминаем.
– Вы правда считаете, что нет ничего предосудительного в том, чтобы загодя приготовить себе могильное надгробие? – вопрошает старик, глядя на меня своими чрезвычайно светлыми, будто линялыми глазами. – Многие думают, что всё это как-то не по-человечески, не по-христиански…
Неопределённо пожимаю плечами.
– Преждевременная забота о месте своего захоронения… Почему бы и нет? В какой-то степени такое решение даже удачно. Особенно для тех, кто не имеет близких родственников: детей и внуков.
– И дети, и внуки у меня есть, – откликается Анатолий Иванович. – Но ведь у молодых своих проблем хватает. Зачем их лишний раз озадачивать, от дел отрывать? Не хочется мне после кончины быть кому-то в тягость. А так вот что получается: деньги на похороны и поминки у меня уже отложены. Остаётся только цветник с мраморной плитой в сторону отодвинуть да на место поставить. Почти никаких хлопот!
Я молча представляю своих собственных детей, ещё совсем маленьких, но таких любимых, таких дорогих. Поступок Анатолия Ивановича вдруг кажется особенно трогательным и уж если не по-христиански праведным, то, несомненно, благородным, по-отечески самоотверженным.
– А в Бога вы верите? – неожиданно интересуюсь я. – Знаете, я раньше о Боге даже не задумывался, – отзывается Анатолий Иванович. – Не приучали нас к такому, да и некогда было задумываться. Я верил в силы природы, в лечебные свойства трав, в законы физики и химии, а вот чтобы искренне верить во Всевышнего… К этому нужно прийти. Теперь я понимаю, что всё на земле не просто так. Слишком много необъяснимого, непознанного. Слишком много удивительных совпадений. Да и вообще, чем ближе к миру иному, тем ближе к Богу. Вы меня понимаете?
– Конечно, понимаю.
Мы покидаем кладбище. За спиной – ярко-жёлтый крест, анютины глазки и «Where did the time go?» Под ногами стелется неровная брусчатка. Где-то за хозяйственной пристройкой раздаётся знакомое «шурх, шурх»…
На паперти храма – нищие в ожидании милостыни. Выгребаю из карманов монеты покрупнее. Одна из побирушек, та, что в сизо-лиловой косынке, одаряет нас ангельской улыбкой. Тут же словно из-под земли вырастает щуплая мужская фигура. Инвалид уже сидит рядом с хромоножкой, мелко крестится беспалой культёй и заученно тараторит:
– Спаси, Господи! Спаси, Господи!
Удивительно, какой же он всё-таки вёрткий и пронырливый, этот нищий.
У церковных ворот мы с Анатолием Ивановичем любезно раскланиваемся. Он спешит на троллейбус, а мой дом через дорогу.
– Ну, до свидания!
– Всего доброго.
Весело ускоряю шаг, тороплюсь. Меня ждут дети, недописанные строчки и кудесница Весна-красна. Анатолий Иванович скрывается в прошлом, там – его сестра, прожитые годы и портреты на могильных плитах.
Подойдя к переходу, я всё же оглядываюсь. Будто почувствовав этот порыв, старик тоже останавливается и радостно машет на прощание. В его блестящих глазах, точно в прозрачных озёрах, отражается золото солнца, синь неба, зелень деревьев… И я понимаю, что глаза эти вовсе не тусклы, как казалось мне прежде. Напротив, они лучезарны и многозначительны, словно сегодняшний день, словно пёстрые цветы и человеческие судьбы, словно долгожданное весеннее многоцветье.
Кукла Мила
Где кукла Мила появилась на свет, она и сама не знала. Скорее всего, на одной из фабрик по производству игрушек. Мила вышла очень хорошенькая: румяная, голубоглазая, с круто завёрнутыми ресницами, нежными пухлыми губками и длинными белокурыми локонами. У Милы была мама – добрая улыбчивая девочка, шалунья и всеобщая любимица. Скучать с такой затейницей не приходилось. Девочка всё время играла: то в дочки-матери, то в школу. После обеда она сажала Милу в игрушечную коляску и катала по извилистым парковым дорожкам. Солнце озаряло свежую зелень, мелкий гравий шуршал под колёсами. Прохожие останавливались и восхищались, глядя на куклу и её маленькую хозяйку: «Ах, какие милые, какие обаятельные! Прелесть, да и только!»
Однажды девочку нарядили и повели фотографироваться.
– Не пойду без Милы! Ну можно, можно я возьму её с собой? – заупрямилась та.
Что делать? Взяли и куклу. В фотосалоне Мила оробела, но вскоре успокоилась. Со стен ей улыбались всевозможные красавицы. Горели яркие лампы, а лысый мужчина – фотограф – заглядывал в окошко загадочного чёрного аппарата, щёлкал пальцами и командовал:
– Поверни голову чуть левее, вот так! Замри, не двигайся. Сейчас вылетит птичка. Отлично! Ещё разок. Ну, вот и всё. Готово!
Птичка почему-то не вылетела. Ни кукла, ни девочка так и не поняли, откуда она вообще должна была взяться. Но отсутствие птички никак не повлияло на качество фотографии. Она получилась отличная: большая, выразительная, напечатанная на толстой матовой бумаге. На этом фотоснимке Мила и её владелица были обворожительны: обе в праздничных платьях, с пышными кудряшками и бантиками, одним словом – красавицы!
Вот так Мила оказалась фотомоделью. А в кого ещё может превратиться хорошенькая куколка? Да в кого угодно! Достаточно надеть корону – и ты уже принцесса. Можно стать актрисой, врачом, певицей и машинисткой. Стоит только захотеть. Мила и вправду очень хотела начать новую интересную жизнь. Но заботливая девочка уже грозила ей пальцем:
– Это не так просто. Всему нужно учиться. Для начала – поступи в институт. А я помогу: сделаю тебе взрослую причёску и смастерю билеты. Это такие маленькие листочки, на которых написаны сложные вопросы. Ответил на вопрос – в институт поступил, не ответил – не поступил.
Началась новая игра под названием «подготовка к экзаменам». За окнами бушевала молодая листва. Необходимые знания никак не лезли в тряпичную головку, а безжалостные детские пальчики всё совали под нос опостылевшие экзаменационные билеты:
– Учи, учи, учи!
Тут-то и произошло нечто совсем неожиданное. Мила влюбилась. Да не в кого-нибудь, а в писаного красавца по имени Ванька-встанька, в неугомонного озорника с каштановой завитушкой на лбу. Вот уж интересная это игра – любовь! Игрушки целовались на скамейке под ветвистой липой и клялись в вечной верности. Но весёлый неваляшка принадлежал конопатой соседке, которая вместе с родителями уезжала на море. Так влюблённые и расстались. Ванька укатил в солнечную Ялту, а зарёванная Мила осталась дома.
«Чух-чух-чух», – пыхтел удаляющийся поезд.
«Тук-тук-тук», – стучало разбитое сердечко.
– Не плачь, моя бедная, не плачь, несчастная! Будет и у тебя настоящий жених! – приговаривала девочка, доставая с полки упитанного целлулоидного голыша.
Свадьба – это тоже очень красивая игра. Торжество удалось на славу. Всё как положено. В руках невесты букетик из белых ромашек, на голове тюлевое покрывало, одно из тех, которыми бабушка украшала необъятные пуховые подушки. И гости в полном сборе: картонная балерина, жёлтый барбос с атласным бантом на шее, новенькая грузовая машина, свинья-копилка, немецкий заводной слон. Все веселились от души. Кавалеров не хватало, но куклы не обращали на это внимания, танцевали друг с другом. Яркие юбочки лихо кружились в воздухе, а раздухарившийся слон медленно перебирал железными ногами и неуклюже вальсировал то с одной, то с другой хохотушкой. Вот уж смеху-то было!
А потом начались серьёзные взрослые игры. Мила играла в семью. Она исполняла роль примерной жены и матери двух маленьких непослушных голышей. Ух, тяжело!
– Вот тебе помощница, – сказала девочка и поставила на стол толстую краснощёкую матрёшку. Мила не очень обрадовалась такому соседству, но понемногу свыклась. Конечно, деревянная матрёшка была грубовата и неотесанна, но зато отличалась простодушием и сердечностью. Этих качеств как раз многим недостаёт. Гораздо сложнее было смириться с привычками непутёвого мужа.