Мышеловка для полковника

– А как же я? – спросил Борис. – Мне надо перестать ходить к ней, чтобы она больше не вспоминала?

– Это сложный вопрос, – Джин задумчиво взглянула в окно. – Конечно, лучше бы не ходить. Но здесь, в Москве, она нуждается в постоянной заботе с твоей стороны, в первую очередь организационной. И тот же ноутбук, и лекарства, и процедуры. Можно полагаться на Геннадия, но он ведь тоже не всегда свободен. Нужно дублировать. Нет, раз уж вы с ней хоть как-то помирились, это тоже связь, эмоциональная связь, которую обрывать сейчас небезопасно. Мы не знаем точно, простила ли она.

Джин повернулась и посмотрела Борису в лицо.

– Но я почему-то думаю, что простила. Сегодня я не почувствовала у нее никакой агрессии к тебе. Даже когда ты положил мне руки на плечи, это не вызвало у нее негативной реакции. Бывает, когда пациент к кому-то привязан и доверяет только этому человеку, он оберегает его от всех посторонних, и уж тем более от тех, кого считает своими врагами, даже подспудно. Она прореагировала на твое присутствие спокойно. Я не ощутила никакого страха с ее стороны. Да, я склонна считать, что она простила. Может быть, не полностью, но в общем – да. Это огромное достижение и говорит о выздоровлении психики. Тем более, ты должен продолжать навещать ее. Иначе твое исчезновение будет воспринято как предательство. Это будет еще хуже. Я его простила, а он исчез, он забыл обо мне. Но будь осторожен.

Джин наклонилась вперед и понизила голос.

– Часто случается, что существо, подвергшееся насилию, начинает идеализировать своего врага и даже влюбляется в него, это, кстати, очень свойственно женщинам, где-то даже часть природы. Если ты не хочешь этого в своей жизни, держи дистанцию, не надо слишком приближаться, подавать поводов. Иначе вместо выздоровления мы получим еще один глубокий стресс у больной, который будет вызван отказом. Хотя я не могу тебе указывать, возможно, ты сам питаешь к ней симпатию. Но, как правило, такие отношения, выстроенные на чувстве вины и обожествлении обидчика, очень болезненные, ничего хорошего из них не получается.

– Все, что я чувствую к ней, – это сострадание. И свою вину, безгранично, – признался Борис.

– И от этого, бывает, пробуждается любовь, – с улыбкой добавил Хомский. – Не пробуждается она только от благодарности. Хотя и такое исключить нельзя.

– Нет, в данном случае исключается все, кроме того, что я сказал, – резко ответил Борис.

Хомский с удивлением посмотрел на него.

Дверь открылась. Появилась молоденькая медсестра в ослепительно-белом накрахмаленном халате. Она принесла кофе.

– Разрешите, Геннадий Петрович?

– Да, Марина. Поставьте сюда, – Хомский показал медсестре на стеклянный стол перед диваном. – Спасибо.

Девушка прошла в кабинет, из-под длинной белой челки, закрывающей брови, стрельнула взглядом в Бориса. Наклонившись, чтобы поставить поднос с кофейником и чашками на стол, довольно медленно расставляла их, как показалось Джин, используя паузу, чтобы показать Борису чуть отставленную в сторону ногу в тонком чулке со стрелкой и в босоножке на высоком каблуке. Борис же смотрел перед собой, размышляя о чем-то. Джин с трудом сдержала улыбку.

Зазвонил телефон.

– Прошу прощения, – Джин ответила на вызов и сразу же перешла на английский.

– Это Донна, – объяснила она Логинову. – Меня уже ждут в Экспоцентре на Краснопресненской.

– Идите, Марина, идите, – поторопил Хомский помощницу.

Недовольно поджав губы, медсестра удалилась, покачивая подносом в руке.

– Она положила на тебя глаз, я заметил, – шутливо сказал Хомский Борису. – Я имел неосторожность сказать ей, что ты не женат. Мне кажется, у нее мозги сдвинулись от размышлений, как заполучить такого мужа. Тебе она не нравится?

– Кто? – Борис с недоумением взглянул на него.

– Ну, Марина, только что заходила, – все так же с иронией продолжал Хомский.

– Я даже не обратил внимания, – поморщился Борис.

– Еще бы, я понимаю, – Хомский покачал головой, взглянув на Джин.

– Я благодарю вас, Геннадий, но мне надо ехать, – Джин отпила кофе из чашки и поднялась, взглянув на часы. – Звонила супруга нашего посла, меня ждут.

– Я отвезу тебя на Краснопресненскую, – Борис тоже встал. – Это недалеко.

– Если не встанешь в пробке, – заметил Хомский. – Я был рад познакомиться с вами, Джин. Помимо того, что это знакомство приятно мне лично, для меня оно имеет профессиональную ценность. Если позволите, я бы воспользовался возможностью получить консультацию по некоторым сложным случаям.

– Я всегда готова помочь, и не только в том, что касается Милисы, вот, звоните, – она протянула ему визитку. – Здесь адрес электронной почты, другие данные. Уверена, что вы можете рассчитывать и на помощь и поддержку моей мамы.

– Джин по матери княгиня Голицына, – сообщил Борис с улыбкой. – Ее мать – сопредседатель Международного Красного Креста…

– Я знаю. Поэтому и говорю, что это знакомство крайне важно и полезно для меня и моих коллег. Я обязательно воспользуюсь. – Хомский спрятал карточку в карман халата. – Я провожу. Надеюсь, пока мы расстаемся ненадолго.

– Пока я в Москве, я буду навещать Милису регулярно, – ответила Джин, направляясь вслед за Борисом к двери. – Сегодня вечером, завтра утром.

– У меня сегодня две сложных операции, но я постараюсь быть, – пообещал Хомский.

– В крайнем случае мы обойдемся и без тебя, – пошутил Борис. – Врач есть, – он показал взглядом на Джин. – Ты-то зачем?

– Уж не сомневаюсь, – рассмеялся доктор. – До встречи.

Проводив их до лифта, он подождал, пока стеклянные двери захлопнулись, и снова направился в свой кабинет.

– Так значит, эта Марина – моя соперница? – спросила Джин Бориса, пока они спускались.

– Какая Марина? – Логинов поморщился. – Это все Гена придумывает. Я ее сегодня увидел в первый раз в жизни.

– Зато она, как я поняла, давно уже смотрит на тебя, – напомнила Джин. – Нельзя же быть таким ненаблюдательным на вашей службе, господин полковник.

– А то у меня дел мало кроме этой Марины, – Борис взял Джин за руку, притянув к себе.

Мягко прошуршав, двери лифта открылись. Они вышли в просторный, светлый холл, отделанный искусственным мрамором.

– Я оставил машину недалеко.

Не выпуская руки Джин, Борис повел ее за собой. Она не сопротивлялась. Темно-синий БМВ третьей серии стоял рядом с реабилитационным центром на стоянке. Они спустились по лестнице. Дул пронзительный холодный ветер, снег мелкой сухой порошей сыпал в лицо. Борис нажал кнопку сигнализации. Пискнув, машина открылась, он распахнул переднюю дверцу.

– Прошу, садись.

Протянув руку, он помог Джин сесть.

– Твоя машина пока постоит у меня в гараже, – сказал Борис, усаживаясь за руль.

– Я приеду за ней на такси, – ответила она.

– Я бы пригнал ее, но, во-первых, ты не дашь мне ключи, это все-таки дипломатическая машина, а во-вторых, тебе незачем ездить самой по Москве, пока я могу возить тебя куда угодно.

– А как же служба? – спросила Джин с иронией. – Отменяется?

– Пока подождет, – Борис повернул ключ зажигания. – Впрочем, и на нее у меня тоже хватит времени. Ты же уедешь, а служба останется. Только она у меня и останется. А еще Рейси, как всегда.

– Но вот Марина готова скрасить ваше одиночество, полковник. Вы приглядитесь к ней. Все-таки ваш товарищ рекомендует.

– Я оторву Хомскому язык. Для чего он сказал это? Чтобы ты теперь иронизировала?

Борис уже повернул руль, чтобы выезжать со стоянки, но отпустил его, выключил зажигание и повернулся к Джин, наклонился, глядя в лицо.

– Мне никто не нужен, кроме тебя, – сказал он, понизив голос. – Пусть ты Зоя, пусть ты Джин, мне все равно. Ты понимаешь? Все равно.

– Понимаю…

Она обвила рукой его шею, отвечая на поцелуй. В сумке настойчиво зазвонил телефон. Отстранившись от Бориса, она вынула мобильник.

– Опять Донна, – сказала она, взглянув на номер на дисплее, – они меня потеряли.