Страница 2 из 16
– Во как! – с гордостью произнес ГАИ-шник. – Не зря на флоте служил артиллеристом. И у тебя неплохо получилось. Когда призовут, иди в артиллеристы.
– Не, папашка сказал, что откосит…
– Что за времена? Все куда-то сваливают. А кто ж Родину будет защищать? Ась? Хотя, папашке твоему, конечно, виднее. Капитан дальнего плавания как никак!
Оба подошли к немецкому хромированному мотоциклу. Сын Гуровых, как и принято у современной молодежи, был весь в татуировках, проколотых ушах, с шариком на конце языка, в коже по пятки и при прочих причиндалах. Офицер ГАИ соответствующим образом проинструктировал сына своего приятеля:
– Ты все понял, Марек? Напрямую не гони – там наши с ранья, в засаде. Вынюхивают, сам знаешь кого. Огородами! Понял?
– Да, понял я дядь Федь, понял…
Офицер ГАИ, поглаживая красивый бензобак мотоцикла, смачно произнес:
– БМВ… Вещь!
– Папашка из рейса привез. Говорит, мотоцикл плакал, когда узнал, что продают в Россию…, – с ухмылкой заметил Марек.
Офицер ГАИ сочувственно покивал головой мотоциклу и вяло махнул рукой, мол, можешь отчаливать. Марек шустро завел мотоцикл и сел в удобное кожаное сиденье, затем, нажав кнопку музыкального устройства, врубил на всю мощь рок-мелодию, разбудив соответственно жильцов соседних домов. Тут же на одном из балконов появился дед в сто лет и послал всех, кто оказался в секторе его утреннего приветствия, причем очень далеко – за морской горизонт. В ответ на дедово приветствие новоиспеченный байкер газанул на полную катушку, да так, что его мотоцикл стал на дыбы, промчался метров дцать на одном колесе и далее понесся галопом в сторону автобана. Офицер ГАИ по имени Федор, перекрестив Марека, крикнул ему вдогонку:
– Отцу привет передавай!
Марек уже ничего не слышал кроме музыкального приветствия Зеленоградску. Он то ли забыл напутствие Федора, то ли специально, но направился именно на засаду ГАИ-шников, показав им сходу «фак-ю»… Началось преследование мото-хулигана – сначала по городу-курорту, а затем и на автобане. Марек выкручивался из самых невероятных ситуаций, проскакивая засады на подъезде к Калининграду. Затем он подъехал к дому отца, достал из кармана пульт и нажал кнопку управления – мусорка у многоквартирного дома, отъехав в сторону, открыла лабиринт, в который сходу и влетел не пойманный гонщик. ГАИ-шники пронеслись мимо дома, недоумевая, куда девался нарушитель. Тем временем Марек вбежал по лестнице вверх и влетел в квартиру Гуровых, открыв дверь собственным ключом.
– Папа! Мама! Еды!
Ненаглядный сыночек кинулся к холодильнику и жадно допил чье-то пиво, поедая все, что попалось под руку. Гуров-старший с фразой: «Э-э-э», отстранил сына от холодильника и соответственно от поедания запасов.
– Проголодался сынок? – поинтересовалась Аврора.
– Ага! – произнес вечно голодный студент, обнимая мать своими огромными ручищами. – Ма-ма-ня…
– Кстати, Аврора, – вклинился капитан как бы в продолжение разговора о возврате водительских прав. – Я тут дочку того самого приятеля из ГАИ устроил буфетчицей аж на валютный пароход.
– Это ты папаня, про дядь Федину дочку лепишь?
– А про кого ж еще, сынок?
– Ты Гуров лучше бы себя пристроил, да Марека заодно.
– На счет Марека, думаю, получится, – сказал уверенно Гуров. – Есть вариант. А вот себя устроить сложнее, я ни какой-нибудь гарсон-буфетчик, я все же капитан дальнего плавания.
Гуров подошел к Мареку, который опять отворил холодильник и смотрел, чтобы там слопать. Отодвигая боком сына, капитан тихо так заметил:
– Щас, все сожрет.
Гуров зацепил вилкой с полки холодильника беляш и стал рассматривать его, стирая попадавшуюся местами плесень.
– Вот, правильно, – поддержал Аврора. – Съешь беляшик.
– Ганнибал Лектор, – торопливо сказал Гуров, надкусывая беляш. – подавился бы от этого…
– Блин…, – тут же произнес Марек, выплевывая в ведро свой фрагмент беляша, только что влетевший в его не хилый ротик и не успевший там освоиться. – Пошли вы со своим Ганнибалом…
– Не нравятся «тошнотики» – не ешьте, – ответила на все обвинения Аврора, смачно надкусив оставшийся нетронутым третий беляш.
Марек удивленно посмотрел на мамашку, выдержал паузу, и, убедившись, что продолжения сериала с поеданием и выплевыванием беляшей не будет, разочарованно убыл восвояси, издав по дороге звук типичный для поедания пищи.
– Это тебе, Аврора, – заметил Гуров-старший. – Вместо спасибо. Кстати, автомобиль наш тоже хочет жрать. Я бы сказал, это уже не средство передвижения. Я бы сказал, это все же роскошь. Его надо кормить, обувать, одевать. Ещё один член семьи, понимаешь!
– Так что его продать?
– Продать нельзя из принципа. Если продать, у нас не будет машины.
Гуров подошел к пианино и открыл крышку.
– Пианино что ли продать? Жизнь моряка, как это пианино – клавиша белая, – капитан постучал пальцем. – Клавиша черная…, – опять стучит пальцем, затем резко двумя руками громко закрывает крышку пианино. – Крышка…
– На что ты намекаешь? Крышка чего? – возмутилась Аврора. – Сдурел?
Гуров неожиданно зашел к ней со спины и обхватил руками за груди.
– Это был отвлекающий маневр…
– Э-э-э! – выворачиваясь, воскликнула Аврора. – Ты, что виагры с утра наелся? Щас сын зайдет.
– Кстати, на счет сына. Он «вышку» то сдал?
– Высшую математику? Так сам и спроси.
– Марек? – гаркнул Гуров своим капитанским строгим голосом.
– Папик, ты что, на причале? – послышалось за дверью.
– Ты «вышку» сдал? – опять гаркнул капитан в своем стиле, свернув руки рупором, потому что по-другому он не умел.
Марек выглянул из-за двери с изумленным видом, типа, что пристали.
– Папа спрашивает, как экзамены? – торопливо спросила Аврора.
– Подорожали, – невозмутимо ответил сынок с польским именем Марек.
Мареку ничего не ответили, потому что отвечать уже давно было нечем – сидели без денег. Голова Марека, уразумев, что пополнения денежных знаков явно не предвидится, исчезла с поля зрения под комментарий заслуженного рыбака СССР:
– Вот он, мать его, капитализьм! Всё покупается и продается, даже образование. Остается только одно…
– Что же? – поинтересовалась Аврора.
– Секс…
Морячка с укором посмотрела на своего мужа, бывшего еще недавно капитаном дальнего плавания, и нашла его мужчиной предпенсионного возраста, с черными с проседью волосами, голубыми, как и прежде, но несколько поблекшими, глазами, плотными толстыми губами, среднего роста, коренастого и… животастого. А ведь был когда-то красавец мужчина! Когда-то…
– Пошли досыпать, чудо мое, – сказала морячка и, открыв холодильник, водрузила бутыль с «лекарством» на прежнее место.
Пока они шли в спальню, капитан попробовал сделать первые шаги в области поэзии:
– Мне отдайся, Роберт Рождественский! – затребовала Аврора.
– Тебе, успеется. Погоди, погоди… Кажется, рожаю стих. Вроде под Бродского:
– И промахнулся, – добавила Аврора свой фрагмент стихотворения, поправляя покрывало.
– Ну вот, – сообщил Гуров, разводя руками. – Сбила с рифмы.
– Мне твоя рифма, до одного места. Я все же напомню тебе о пароходстве, где ты дорос до капитана.
– Было дело…, – мечтательно произнес Гуров и у него в голове пронесся сюжет из его прежней жизни: Гуров сидит с биноклем в ходовой рубке, смотрит по сторонам. Пароход проходит пролив, рядом с пляжем какого-то острова. Он вглядывается в бинокль и расплывчато видит зад голой женщины, сползает с кресла с грохотом на палубу. Все кидаются к нему со словами: «Капитан упал!» и заботливо усаживают в его капитанское кресло. Затем он неторопливо, согласно своего статуса на судне, выходит на мостик и вглядывается в стерео-трубу, дающую более четкое изображение той же самой голой женщины, но уже идущей по волнам. У Гурова со скрипом отвисает челюсть. Судно совершает поворот влево и Гуров, увлеченный пляжной картинкой, теряет равновесие, свешиваясь за борт и ухватившись за леерное ограждение. Все одновременно с криком: «Капитан за бортом!», кидаются на помощь и вытаскивают его на крыло мостика. Он отряхивается и заходит в рубку. Там стоит буфетчица с подносом закусок и бокалом пива. Все в рубке как по команде одновременно отворачиваются. Буфетчица подмигивая подает бокал, Гуров «промахивается» правой рукой мимо бокала прямо в грудь буфетчицы… На этом моменте фантазия закончилась, но рука все равно уверенно сжимала женскую грудь.