Страница 1 из 3
– Что с тобой сегодня?
– Что со мной сегодня?
– Вась, я тебе не шучу. Что ты устроил на ринге?
– Николаич…
– Я уже шестой десяток Николаич.
– Да.
– Что да?
– Я…
– Вася ты меня зря нервируешь.
– Николаич.
– Я уже сто лет Николаич.
Василий опустил голову и начал увлеченно скручивать бинт. Он накручивал плотный валик, вытянув вперед губы и напряжённо посапывая носом. Тяжёлая квадратная ладонь тренера хлестко упала на колено Василия. Опершись о колено ученика, тренер поднялся на ноги. Недовольно крякнув, он наставительно произнес:
– Я тебе Вась последний раз, ты меня знаешь.
Василий ничего не ответил, он продолжал внимательно следить, чтобы бинт скручивался ровно, без складок. Тренер пошёл к выходу, только после этого Василий посмотрел ему вслед. Он проводил его взглядом. Когда тот исчез за тяжёлой, выкрашенной грубыми мазками в белый цвет дверью, Василий вновь опустил глаза и посмотрел на бинты. Теперь он не так старался, но дело пошло быстрее. Он скрутил один бинт и положил его в спортивную сумку. Затем поднял со скамейки второй, ухватил за край, так чтобы тот распрямился и быстрыми ловкими движениями скатал еще один валик, положил рядом с первым.
Движения Василия были плавными. Он знал, что бинты надо скрутить и положить в сумку, он это и сделал. Надо было скинуть с себя шорты, майку, аккуратно сложить и отправить туда же, куда отправились бинты. Он сделал и это. Оставшись в одних трусах, взял из сумки шампунь и направился в сторону душа. После тренировки надо принять душ, надо помыть голову, подмышки, к тому же, это хорошо освежает. Главное делать все правильно.
Вернувшись из душа, Василий принялся одеваться. Он натянул черные спортивные штаны. Надел майку, заправил ее. Сверху накинул спортивную куртку, ловко застегнул молнию до самого подбородка. Когда закончил, выпрямился, осмотрел сумку и скамейку вокруг. Ничто не было забыто, подошел к шкафчику, достал ветровку и кроссовки. Надев верхнюю одежду, взял сумку перекинул через голову ремень и зашагал к выходу.
По коридору дошёл до лестничного пролета. Остановившись на секунду, поскакал по ступеням вниз. Пройдя никогда не закрывающуюся дверь, вышел в вестибюль первого этажа. Навстречу ему уже шел второй тренер. Всё что он собирался сказать Василию, можно было прочесть по выражению его лица. Тренер как крем с пирожного снял с лица свои эмоции, положил их на язык и швырнул Василию:
– Ты что Николаича доводишь?
Василий остановился.
– Ты на меня не лупай!
Голос второго тренера был достопримечательностью клуба. С ним были знакомы все, кто хоть раз появлялся в этом здании. Даже если не видели самого тренера. На младшие группы он наводил настоящий ужас. Любой ребенок, который слышал его хоть раз, переставал мечтать стать взрослым. Этот голос, по мнению малышни, был злым роком, проклятием для тех, кто повзрослел и оказался в старшей группе. Когда родители приводили своих чад и, рассадив на скамейки вдоль вестибюля, принимались переодевать их в маленькие спортивные костюмчики, помещение наполнялось гомоном, смехом, капризами, иногда даже истериками. Но всё это длилось лишь до той секунды, пока в воздухе не проносился голос второго тренера. Те, кто слышали его не в первый раз, замолкали, остальные бледнели и теряли дар речи. В холле наступала тишина, над которой летал неотвратимый и сокрушающий всё на своём пути дух тренерского голоса. Даже родители подпадали под этот таинственный магнетизм призрачной, бестелесной мощи. Они не замолкали, им это было не к лицу, но говорить начинали тише.
Василий остановился и смотрел на второго тренера преданно, внимательно. Чтобы всё прошло успешно, в разговоре со вторым тренером достаточно было выполнить всего три условия. Первое, нельзя было спорить. Желательно вообще ничего не говорить. Это было самое сложное условие, так как второй тренер всегда требовал ответов. По крайней мере, особенностью его речи было обилие вопросительных фраз. Вторым условием был запрет покидать поле словесной битвы. Нельзя было двинуться ни вперёд, ни назад. Хотя сам тренер всегда надвигался на собеседника всем своим ста двадцати килограммовым туловищем. Надвигался и нависал. Самое простое было третье условие – не дышать.
– Ты чего Николаича доводишь? Ты кто такой есть? – Тренер махнул руками, каждая из которых была толще Василия. – Ты что себе позволяешь? Ты что тут себе думаешь, тебе тут что, девочки в лагере? Ты хоть понимаешь кто такой тренер? Это твой тренер! – Подойдя вплотную, он стал трясти ладонями у головы Василия. В каждой из этих ладоней голова могла уместиться полностью. Со стороны это выглядело, будто огромный скульптор лепит маленькую хрупкую фигурку. Второй тренер продолжал грохотать в самое лицо Василия: – Тренер, твое всё! Это будущее! Твои победы! Это не твои победы, это его победы! Ты мне Николаича будешь доводить, я тебя, я с тобой, ты себе представляешь? Ты себе не представляешь! Если тебе сказано, тобой это должно быть сделано! – На мгновение тренер замолчал, приблизил свое широкое лицо к самому носу Василия, волна пронзительного возмущения ударила в лицо воспитанника. В глубине общей раздевалки задрожало стекло. Тренер неистовствовал: – ты чего ноешь?
Василий быстро провел ладонью по лицу и отвернулся.
–Ты чего тут устроил за мокроту? – Тренер отшатнулся, голос его почти не поменялся, но слова с языка слетали теперь реже и едва заметно тише. – Ты чего Васька мне тут? Ты тут чего? Мне тут.
– Ничего.
– Чего тебе тут нечего?
– Ничего.
– Ты чего мне тут ничего? Я тебе чего сейчас ничевокну!
– Ничего.
– Дома что?
– Ничего.
– Жена чего?
– Ничего.
– А чего она ничего?
– Ничего.
– Ты обидел жену?
– Ничего не я.
– А чего она тогда обиделась?
– Ничего.
– Чего ничего? Ты смотри мне, я зайду, узнаю. Я всё Николаичу скажу. Мы узнаем, что ты там натворил. Ты если жену обидел, ты лучше жить сразу прекращай.
– Ничего я не обижал.
– А кто обидел?
– Не знаю, чего она сама.
– Значит, слушай мою команду! С женой помириться, если она тебя не простит, ты себе не представляешь.
– А чего я ей…
– Узнай, чем обидел и на коленях прощение вымаливай! Задачу уяснил?
– Да, – Василий двинул носом, провел ладонью по лицу.
– Иди домой и смотри мне.
Василий кинулся к выходу, не оглядываясь не глядя по сторонам, он толкнул тяжелую входную дверь, проскочил тамбур, толкнул внешнюю дверь и через секунду уже брел по вечерней улице. Он шел, не глядя по сторонам, низко опустив голову и наблюдая, как вперёд выпрыгивает то правый носок кроссовка то левый. Это интересное ощущение. Когда так долго смотришь, кажется, что видишь, как вращается Земля. В какой-то момент понимаешь, что если не прибавить шагу, то можно упасть и земля выкинет тебя в космос. В эту секунду начинаешь прибавлять шаг, толкать землю всё быстрей и быстрей, пока, в конце концов, не заметишь, что уже бежишь с огромной скоростью, что мышцы твои нагреваются, учащается дыхание. Когда бежишь, ничто не отвлекает, и ты чувствуешь каждую жилку своего организма. Каждую мышцу, каждый орган.
Василий пробежал пару кварталов, выскочив на главный проспект, сбавил скорость, перешел на лёгкую трусцу. Еще через несколько шагов он остановился. В этом году весна была ранняя и быстрая. Снег оседал, превращался в ручьи. Размокшая земля и трава наполняли воздух густыми ароматами, обильно сдобренными сладким сиропом набухающих почек. Василий провел ладонью по шее, расслабленно покачал руками и решил свернуть в сквер перед детским садом. Усевшись в беседке, он достал из кармана мобильный телефон. Загорелся экран, палец коснулся квадратика с кривыми линиями. Открылась лента сообщений. Несколько минут Василий молча и неподвижно просматривал переписку. Затем выключил телефон и положил обратно в карман.
Он сидел на неудобной скамейке из двух досок, ссутулив плечи и глядя в светлеющее на фоне темнеющего города небо. Серые облака, подкрашенные заходящим солнцем, окаймляли рваные розовые мазки вселенского художника. Свет набирающей силу луны, смешанный с розовыми и серыми красками небесной палитры, давал легкий голубоватый оттенок. От этого становясь ярче и в то же время спокойнее, рассеянней.