Страница 3 из 3
Конечно, надо было больше заботиться о себе. Но я знаю теперь точно, что меня подкосило: не любовные утехи, а пережитый стресс, когда эта рвань, судимая алкоголичка, заявилась ко мне в университет (слава богу, никого не видел и не слышал наш разговор), и сказала, что Вике не 18, а 14, и если я не дам ей полторы тысячи рублей, она подаст заявление в милицию. Вот тогда я испугался по-настоящему, на лбу выступил ледяной пот. Даже теперь страшно представить, какой был бы скандал, если б хоть что-то, хоть полслова всплыло на поверхность. Но я сумел взять себя в руки и даже сбил цену до одной тысячи. Той самой, занятой у Ваньки в обстановке строжайшей секретности (вот уж кто поистине безгрешная душа). Дело вроде замялось, но удар был слишком сильным, а давление "прыгало" уже давно, и вот финал. Венок "Дорогому преподавателю от студентов". Какой я был, к лешему, преподаватель: учил не тому и не так. Тому, в чем я и впрямь профессор, я учил только Вику, ее губы, ее маленькие беленькие груди, длинные худые ножки - странно, а раньше мне никогда не нравились худенькие! - все ее гибкое, юное тело. И если мне еще дорог кто-то из тех, кто остался на Земле, то не сын, ни брат, ни родня или друзья; только эта капризная, пустоватая, очень страстная девочка. И жаль мне только одного: что из этой тысячи рублей Викулька не увидела ни копеечки, все пропила эта обезьяна. Лучше б я отдал их ей, моему маленькому солнышку, моей ласточке. Но я хотел, честное слово, я хотел подарить что-нибудь значительное Вике в преддверии расставания, но у бездельника Ваньки нашлась только тысяча рублей.