Страница 2 из 21
Так черепаха познакомилась с человеком. И пошла раскручиваться новая жизнь, в которой для неё многое было непонятно и страшно...
Для чего вообще ловят черепах?
А для чего всех других — крокодилов, медведей, моржей, попугаев?..
Ну, этих всех не так много надо: главное — для зоопарков. В самом деле, кому это вздумается — держать в квартире кабана или рысь? Да этот чудак-человек света белого не взвидит!..
А что? Было недавно: по телефону звонит в зоопарк гражданка и умоляет: «Даром отдам, забирайте!.. Я, — говорит, — ему ничего плохого не делала, мясом из магазина кормила, а он...» — «Кого забирать-то?..» —
«Разбойника этого... орла...»
Оказывается, знакомый охотник подарил... Ну и птичка, скажу вам! Кошку хозяйкину чуть не заклевала; мясо на книжный шкаф утащила, рвёт, кричит — не подходи! Потом принялась скакать по квартире — всё расшвыривает, всюду гадит. А выпустить — не летит, крылья подрезаны...
Разве можно с кем-нибудь из диких животных сравнить черепаху?! Она способна неделями обходиться без пищи, мебели не царапает, не скулит, не кусается... А всё-таки в доме живое существо — дети так рады бывают!..
Весной, когда степь оживает и упругие соки распрямляют стебли травы,
черепахи, почувствовав всеобщее пробуждение природы, медленно, словно ещё не проснувшись, появляются из своих зимовочных нор и, голодные, слабые, сотнями сползаются на ближние пастбища. Тогда-то в степь — на грузовике, на верблюде, на лошади — выезжают ловцы черепах и за какой-нибудь час или два собирают их множество, а затем везут в город на сдачу.
Человек, заметивший черепаху и сунувший её в свой мешок, был лесник Ивакин. Он жил с семьёй в домике на краю пустыни и каждую весну сеял здесь семена выносливых трав, кустов и деревьев. Чтобы те, вырастая, не позволяли мёртвым пескам продвигаться и захватывать полезную землю. Вот и сейчас через спину его верблюда был перекинут мешок с семенами, а другой, с черепахами, держал он в руке.
Ловить черепах было дело простое. За каждую полагалось на зоологической базе, куда он возил их сдавать, копеек пятнадцать — не помешают. Деньги он тут же в городе и тратил — на необходимые покупки для дома и гостинец для дочки. И значит, это было дело хорошее и полезное всем. Жаль только, продолжалось недолго — неделю, а может, две: остальное время в году черепах не брали и ничего за них не платили.
Что касается самих черепах, то Ивакин не задумывался — каково им сейчас? Чего о них думать... Если они и различались чем-либо, так только тем, что за одних черепах, которые побольше, и платили на две-три копейки больше, а за маленьких платили поменьше.
На другой день, прежде чем направиться на базу, Ивакин с утра набрал ещё полмешка черепах, завернул по дороге домой и выпил две чашки-пиалы прохладного зелёного чаю. Чай этот был приятен в жару, хорошо утолял жажду, и пить его надо было не торопясь, чтобы насладиться.
Серый мешок горбатился у входа.
Пока отец отдыхал и пил чай, девочка прыгала рядом то на одной, то на другой ножке, и косички её вздрагивали при этом, словно непослушные пружинки. Она заметила, что мешок на полу шевелится, и хотела в него заглянуть. Но отец ей не позволил. Девочка отвернулась, обиделась. Тогда он сам развязал мешок, нашарил в нём черепаху и протянул дочке, хотя не понимал, для чего она ей.
Но девочка, видно, знала это заранее. Она ловко запеленала черепаху в пёстрый лоскуток, будто куклу, и стала баюкать. Впрочем, ей скоро это наскучило, а может, черепаха не слишком годилась для куклы: лежать спокойно она не хотела и то и дело выкарабкивалась из пелёнок.
Тогда девочка решила попасти её возле дома.
Это была та самая черепаха, за судьбою которой мы взялись следить.
Очутившись впервые в душном и пыльном мешке, она немедленно сжалась, ожидая всяких других неприятностей. Но так как ничего нового не происходило, то, придя в себя, она предприняла разведку: ощупала всё вокруг, пыталась куда-то пробраться, скользя ногами и всё более зарываясь в тесноту между других тел, — отыскать бы выход отсюда! Но лишь убедилась в безнадёжности всяких попыток — приходилось терпеть.
Оказавшись теперь в руке у девочки, она снова принялась шарить лапками, отыскивая опору. Ведь этой руки, охватившей её за панцирь, она не чувствовала и висела как бы ни на чём, в пустоте. А когда девочка опустила её на траву, сразу будто забыла про всё.
Очень хотелось есть. Дело в том, что черепаха лишь недавно проснулась после зимней голодовки и ещё не успела нагуляться. Вместо того чтобы броситься удирать, она отыскала поблизости съедобную траву и с удовольствием принялась за неё.
Вскоре девочку окликнула мать, и черепаха осталась одна. Почувствовав, что за ней не следят, она поскорее доела травинку и заковыляла к другой. Но другую есть почему-то не стала, а, постояв в нерешительности, прошла мимо. И так поковыляла, поковыляла куда-то на своих кривоватых коротышках, наверно, могла бы вовсе уйти, если бы не препятствие: огромная лужа грязи. Такие грязевые лужи долго не просыхают после дождей в глинистых тамошних местах. В иное время черепаха вела бы себя осторожней: повернула обратно, в крайнем случае обошла бы липкую грязь стороной. Мокрые глины-такыры смертельно опасны для этих животных: черепахи с трудом передвигаются по вязкому грунту и, обессилев, прилипают к нему костяным брюхом, щитком. Но сейчас черепаха была слишком взволнована, чтобы заранее это предусмотреть, и она, разумеется, прилипла...
Верблюд, привязанный к изгороди, переминался на широких расшлёпанных снизу копытах и едва не наступил на неё. На этот раз лесник Ивакин, который вчера её изловил, оказался её спасителем...
Покончив с чаем, Ивакин вышел из дома и случайно заметил возле изгороди черепаху, о которой успел позабыть. Она всё ещё тужилась выбраться из липкой грязи, но ей это плохо удавалось, и конец её, видно, был недалёк. Заметив черепаху, Ивакин, однако, не испытал к ней никакой жалости, уж скорее досаду на дочку: он ловил, а она выпускает.
Но промолчал, просто поднял черепаху, обтёр ладонью и снова сунул в мешок. Что чувствовала при этом черепаха — сказать трудно. Скорее всего, догадывалась, что находится в полной зависимости от этого существа — не черепахи, а человека, — которое может всё.
Но зачем ему черепаха?..
Теперь ей оставалось одно: ждать, что будет. И она постаралась снова забиться поглубже в мешок, в тесноту.
На базе Ивакин поштучно сдал свой товар, чтобы никогда больше его не увидеть.
Черепах переложили в фанерный посылочный ящик — плотно, одну к другой, сверху казалось, будто набили булыжники в мостовую. Ящик закрыли и приготовили для погрузки в самолёт, чтобы отправить в другой, далёкий город, где черепахи не водятся.
Третий день
Третий день проходил как в необыкновенном сне. Хотя, как известно, обыкновенных снов вообще не бывает. Впрочем, всё началось наяву...
Трах-бах!.. — что-то грохнуло совсем рядом (это стали заколачивать ящик). Черепаха сжалась под панцирем как только могла. Трах-бах... — всё вокруг грохотало, стучало. Черепаха вздрагивала при каждом ударе. Вдруг земля покачнулась, будто провалилась куда то (ящик перевернули вверх дном).
Что это делают с ней? Что делают?!
«Прощайте, жёлтые пески и зелёная трава!» — могла бы, наверно, уже не
раз подумать черепаха.
«Прощай, прекрасное солнце в небесах!..»
«Прощайте, зима и лето!..»
«Прощай, тишина!..»
«Прощайте, все все черепахи!»
Нет, вероятно, она не подумала так: черепахи не думают так, как люди.
Внезапно стук прекратился, и в ящик проник луч света. Он был ослепительно яркий, и в нём плясали пылинки. Черепаха отчаянно заработала всеми конечностями, чтобы пробиться к нему. Но луч вдруг погас. Это было последнее, что черепаха успела действительно увидеть, погружаясь в настоящий сон. (Ящики были уже в самолёте, один на другом, и воздуху оставалось ещё меньше. А рокот моторов так убаюкивал1)