Страница 2 из 13
Серафина заерзала в душной темноте, сворачиваясь, как котенок в картонке из-под дамской обуви, а затем легла так, чтобы упереться руками в центр крышки. Шесть футов сплошной земли – очень большая тяжесть. Но отец научил ее, что у доски самое слабое место – середина.
Припомнив отцовские объяснения, она принялась, внимательно прислушиваясь, выстукивать доску над собой.
Тук-тук-тук.
Серафина сдвинула руки чуть ниже и снова застучала.
Тук-тук-тук.
Она стучала, пока не обнаружила место, где звук был более глубокий и звонкий. Значит, здесь земля не так плотно сбита. Вот оно, нужное ей место.
Но что делать дальше? Даже если она сумеет проломить доску, на нее обвалится груда земли, забьет ей рот и нос, так что она задохнется. Нет, так не пойдет…
У нее появилась новая мысль. Она застегнула платье на все пуговицы до самого подбородка, а затем вздернула подол, накрыв им лицо – в первую очередь нос и рот. В гробу было очень тесно и трудно двигаться, но ей все же удалось поднять подол со всех сторон и закрыть им голову, а потом вытянуть руки из рукавов, чтобы их ничто не сковывало. Если повезет, ткань, закрывающая лицо, поможет ей выиграть необходимые несколько секунд.
Понимая, что одними лишь руками ей доски не пробить, Серафина перевернулась на бок и уперлась в середину крышки плечом, потом снова повернулась и, напрягая все тело, приподнялась вверх на руках и ногах. В гробу не хватало места, чтобы полностью встать на четвереньки. Но Серафина свернулась, как пружина, а затем резко распрямилась, напирая на крышку, и снова ударила в нее плечом. Стало понятно, что одного удара, пусть даже сильного, недостаточно. И если просто медленно давить на крышку, это тоже не даст результата. Нужно было бить и бить – с силой, ритмично.
Бам-м, бам-м, бам-м. Длинные доски прогибались под ударами.
«Точно, – сказала она себе, не останавливаясь, – это то, что надо».
Бам-м, бам-м, бам-м.
– Ну же, давай, – прорычала Серафина. И почти сразу услышала, как доска посередине треснула под тяжестью наваленной сверху земли. – Ну, ну!
Она продолжала биться в крышку. Бам-м, бам-м, бам-м. Доска действительно раскалывалась на две части! Что-то холодное упало на голые плечи. Наверное, следовало радоваться, что все получается, как она задумала, но Серафину охватил страх. Крышка развалилась! Гроб наполнялся землей! Холодные, липкие, тяжелые комья посыпались на нее, погребая под собой. Если бы Серафина не догадалась закрыть лицо подолом, ей бы мгновенно забило рот и нос землей, и она бы уже задохнулась.
Ничего не видя, она хватала на ощупь сыплющиеся сверху комья и откидывала их в углы гроба, стараясь работать с той же скоростью, с какой они падали. Но земля все валилась, и валилась, и валилась, придавливая ноги, плечи, голову. Двигаться становилось все труднее. Девочка лихорадочно вдыхала воздух сквозь ткань платья, ее грудь судорожно вздымалась. Ей не хватало воздуха!
Наконец, когда гроб почти весь засыпало землей, она попыталась выбраться. Просунула голову в пробитое отверстие, со всех сил оттолкнулась ногами и стала отчаянно прорываться на поверхность. Но и земля повалила сплошным потоком и с такой скоростью, что у Серафины не осталось никакой надежды прокопать выход. Девочка продолжала рыть землю, но уже задыхалась под ее тяжестью. Толстый слой почвы всем своим весом обрушился на легкие. Из груди Серафины вырвался последний крик.
Глава 3
Земля сплошным потоком лилась Серафине на голову и плечи, заваливая ее быстрее, чем девочка успевала раскапываться. Она чувствовала, как все сильнее давит на нее почва, как накрывает с головой, прижимает ноги, но продолжала отчаянно отбиваться, отмахиваться, продираться вверх сквозь тьму, хватать воздух ртом, затянутым подолом платья. Но ткань все сильнее натягивалась под весом земли, забивалась в рот, перекрывая доступ кислорода в горящие легкие.
Внезапно Серафина услышала, что над ней кто-то быстро скребется, как будто какое-то животное торопливо раскапывает землю. Она обрадовалась, что это Гидеан, пес Брэдена, пришел на помощь, но тут же услышала низкий рык. Нет, это не Гидеан. Впрочем, неважно. Кто бы это ни был, он разрывал почву мощными когтями, легко расшвыривая ее в стороны. Может быть, медведь учуял ее и вздумал поужинать? Да какая разница! Ей надо выбраться отсюда. Ей надо дышать!
Острые когти скребанули по ее вытянутым рукам. Серафина вскрикнула от боли, но тут же ухватилась за лапу животного. Поймала! Ну, теперь она ни за что не отцепится! Могучая лапа рванулась, волоча девочку за собой.
Зверь, рыча, задергал лапой, потянул ее на себя, пытаясь освободиться, но Серафина держалась крепко. И вскоре ее голова показалась на поверхности. Девочка жадно глотнула воздуха, наполняя легкие новой жизнью. Воздух! Она снова могла дышать!
Едва Серафина ослабила хватку, как зверь тотчас отдернул лапу. А девочка забарахталась в земле, вытаскивая на поверхность плечи и руки. У нее получилось! Она выбралась на волю! Но стоило ей скинуть подол платья с лица, как раздалось громкое рычание, и когти полоснули ее по голове в тот самый миг, когда она попыталась увернуться от них. Хватаясь за края ямы, Серафина выскочила из могилы и, встав на четвереньки, приготовилась защищаться.
Она находилась на залитом лунным светом кладбище, сплошь заросшем деревьями, кустами и вьющимися растениями. В центре небольшой поляны стоял на пьедестале мраморный ангел, взметнувший крыла. Поляна Ангела. Серафина отлично знала это место, хотя представления не имела, как здесь очутилась. Но сейчас некогда было об этом думать. Сзади что-то зашевелилось, и девочка резко обернулась.
Ее спасительница – черная пантера – готовилась к прыжку. Ее уши были прижаты к голове, морда искажена от ярости. Животное раскрыло пасть и злобно зашипело, обнажая длинные, блестящие клыки и намереваясь вцепиться в девочку.
Глава 4
Разъяренная пантера смотрела на Серафину. В ее ярко-желтых глазах горела ярость, какую редко встретишь даже в диком звере, от взгляда веяло силой. Она оскалила длинные белоснежные клыки и снова зарычала, и тогда Серафина оскалила в ответ зубы и тоже зашипела так яростно, как только могла. К удивлению девочки, зверюга вдруг отвернулась, скользнула в лес и словно растворилась в нем.
Совершенно обессиленная, Серафина повалилась на землю. Она делала длинные, глубокие вдохи, просто радуясь, что жива. «Этой здоровенной кошатине ничего не стоило прихлопнуть меня, как муху, – мелькнула мысль. – Почему же она сбежала, точно какой-нибудь вспугнутый опоссум?»
Она лежала, восстанавливая силы и одновременно пытаясь понять, что же произошло. Ее похоронили. Но не просто похоронили, ее закопали на старом заброшенном кладбище, давным-давно заросшем лесом.
Чем больше она размышляла обо всем, тем больше удивлялась. И откуда здесь взялась черная пантера?
Ее мать была оборотнем, женщиной, способной по желанию оборачиваться горной львицей. Сама Серафина пошла в отца: не сразу, но она все-таки научилась превращаться в черную пантеру – редкую разновидность горного льва. Но, согласно местным легендам, на одной территории могла единовременно обитать только одна черная пантера.
Может быть, это ее отец? Но отец погиб в битве двенадцать лет назад в ту самую ночь, когда родилась Серафина. Папаша – человек, который нашел и подобрал ее той же ночью в лесу и которsый заботился о ней все эти годы, стал для нее единственным настоящим отцом. И потом, эта пантера никак не тянула на взрослого самца. Она выглядела молодой, гибкой, немного неуверенной в себе. Ее сводная сестра или брат? Но они еще совсем малыши в пятнистых шубках. Вайса? Нет, когда ее друг Вайса оборачивался львом, его мех был темно-коричневым. Ладно, предположим, ей только показалось, что пантера – черная, но тогда с чего бы Вайсе убегать от нее?
В голове вертелись сотни вопросов, но постепенно телесные ощущения брали верх над мыслями. Когти пантеры оставили глубокий кровоточащий след у нее на макушке, и все же боль была терпимой, особенно по сравнению с тем, что довелось испытать в гробу. И сейчас Серафине доставлял удовольствие каждый вдох и выдох. Ее кожи ласково касался легкий ветерок, доносящий аромат растущих рядом папоротников и клевера; над головой сияли звезды. И все чувства словно обострились по сравнению с тем, что она ощущала прежде.