Страница 2 из 4
И пламень голубой безбрежности
Теперь живет в моей мечте.
Чистота голубая, лазурь
И бездонное небо в очах,
Как алые розы средь бурь
Победили вы в сердце печаль.
* * *
Уж верю я давно
В неповторимость капель счастья.
Но сердце всё равно
Ждёт повторенья сладострастья.
Зачем так безразличен я к судьбе
Своей бываю ежечасно?
Зачем тогда позволил я себе
Сомнения в простом и ясном?
Зачем я не сказал ни слова,
И лишь улыбкою ответил?
Зачем дана мне голова,
Коль зова сердца не приветил?
* * *
Веками будет неизвестно,
Какая мысль тобой владела,
Как было сердцу тесно,
Когда бесстрастно жизнь глядела.
Глядела жизнь и та, и эта,
Как будто, так и нужно было
Смотреть в бессонные глаза поэта,
Где были радость, боль и сила.
Смотрел упрямо ты вперёд
Сквозь мразь и муки бытия
И верил – правда не умрёт,
Как обречённый крик: «Смутьян!».
И что же? Правда победила,
Хотя тебя давно уж нет.
Живёт диалектическая сила
В словах, чертящих в сердце след.
* * *
В память о чашечке
чёрного кофе
Любовь уже ушла… ушла,
И не успев ещё начаться.
А коль она нам не нужна,
Не надо было и встречаться.
Зачем же эта грубая игра,
Зачем подала ты надежду?
Чтоб я не верил в мудрость утра
Иль больше презирал себя – невежду?
Я говорю про встречу глаз,
Про откровенное движение лица
И про слова, что не для нас,
Про твой подарок – награду для глупца.
И, если говорить по справедливости,
Законам божьим подчинясь,
Тебе не нужно моей милости
И без меня забудешь похоти власть.
Чего хотела – сама ты знаешь.
Пускай же тайна остаётся тайной.
Но если просто баловать дерзаешь,
То я прошу: не надо так со мной.
Ну, а что ж моё желанье?
Зачем понадобилась ты мне?
Что гонит рыбу к полынье? –
Закон всесильный на Земле.
Да, я хотел познать тебя всецело,
Как всякий праведный мужик.
И начинать бы надо с тела,
А не по старой памяти – с души.
Но я таков, с рожденья с этикетом.
Всё думал, как бы, не обидеть.
Теперь валяюсь брошенным скелетом,
И лишь тебя хотел бы видеть.
Но жизнь меня рождает снова
Для долга, памяти и чести.
В душе моей – пока ни слова,
И голова трезва, пока на месте.
Быть может, встречу и тебя,
Быть может, улыбнёшься снова,
Но теперь не скажешь, что любя.
Теперь и ложь для нас не нóва.
Я снова верить буду,
Что женщина прекрасна на Земле.
Об этой мудрости я не забуду,
И чудо явится ко мне.
Она отдаст мне боль
И выстраданную мỳку;
Рассыплет предо мною жизни соль
И потихонечку простит разлуку.
Одарит нежностью и лаской,
Какой не знал я никогда.
С меня падет угрюмства маска,
И я расстанусь с нею навсегда.
Я выброшу замки и двери
Души томившейся моей,
И удивятся даже звери,
Услышав музыку, рождающуюся в ней!
* * *
И боль, и сладкая истома…
Сожги себя – не в холоде отрада.
Зажги свою недальнюю мечту,
И тёплый свет её – твоя награда –
К груди томящейся коснётся и к плечу.
Горит душа, душа в огне.
И сердцу больно, очень больно.
Отдай хотя бы каплю мне,
И станет легче, станет вольно.
Когда утихнет мыслей жар,
Падёт на сердце сладкая истома.
И будешь тихо счастья ждать,
Что бродит там… вдали от дома.
Не бойся быть обманутой:
Ведь счастье всё в тебе.
Пусть будет сердце вынуто
Наперекор обманчивой судьбе.
Всё ж тайна есть и будет
В том празднике не тела, а души,
Возникшем в сонме серых буден,
Как море среди бескрайней суши.
* * *
Моим детям
Мой сын – дитя порока
И дочь – небрежности дитя,
Вы рождены веленьем рока –
Когда-нибудь вы вспомните меня.
Вы в жизнь, как все, пришли
Со словом нежным – мама.
Порою взрослых тешили,
А нежности вы знали мало.
Живя и видя вашу маму,
Беря её заботы и тепло,
Вы замечали редко сами,
Как всё с ней просто и светло.
Самое святое на Земле –
Это только ваша мама,
И самое простое на Земле –
Это тоже ваша мама.
Когда вам больно очень
Или просто в тяжёлом бреду,
Когда для терпенья нет мóчи,
Отгоняя кошмар иль беду,
Пересохшие губы упрямо
Шепчут, кричат или просят:
Мама… Мама! Мама?…
И образ её – мысли и боль уносит.
И боль, и бред смертельный,
Как чёрт от ладана бегут,
И затихает свист метельный
От силы тайной, коснувшейся губ.
Мама … Мама… вот, рядом она.
Но кто, кто она такая
И почему всегда одна,
И дума в ней живёт какая?
Да разве детям впору
Такой вопрос себе задать?
Мама есть, и нету спору,
Зачем за прошлое гадать.
Мама – всё, и быть не может
Без имени её ни торжества,
Ни праздника, – никто не сложит
С неё святого права божества.
О маме говорить не просто,
Как просто её звать.
Она всегда большого роста,
Её, как мир, при жизни не узнать.
Но позвольте мне не вдруг
Вам поведать про того
Чей пытливо-тайный дух
В вас живёт почти открыто.
Я рождён в суровом феврале
Под звёздным знаком Водолея.
Голодный год был на земле,
Но жизнь жила, мечту лелея.
Вся в ранах после боя
Страна вставала из разрухи.
Сквозь смерть прошедшим стоя
Казался хлебным вкус макухи.
Быть может не случайно
В Дербенте древнем я рождён.
Рабами, их тоскою и печалью
Он был когда-то навождён.
С волною Каспия седого
Я был младенцем обручён;
С волною ласковой, седьмою,
Но на разлуку с нею обречён.
Я обречён моей судьбою
На жизнь в тяжёлой маске.
Я обречён самим собою
На жизнь без нежности и ласки.
Откуда ж дикий парадокс,
И почему такая странность?
Я задаю не вам, себе вопрос
И потому отвергну краткость.
Я жить хотел в природе:
Любил – зимой тоску полей,
Возиться ранним летом в огороде
И слушать песни старых тополей.
Манил меня таинством лес,
Простором чистым звало поле.
Всё было просто, без чудес.
Я был собой на воле.
Хоть долго детство длилось,