Страница 25 из 25
— Очумел! Очнись!
— Ты… ты… предатель! — хрипит Андрон. — И тебя купили?! Так нет же, будет по-моему!
Выхватывает нож, похожий на финский. Специально кованный, специально точенный. На медведя — в случае ружейной оплошки. А Синчук сейчас — хуже трёх медведей вместе.
Пригнувшись, растопырив руки, Андрон осторожно движется в сторону Володи. Глаза — раскалённые угли. Вся давняя злоба, вся теперешняя ненависть вложены в этот взгляд…
Синчук смотрит по сторонам: нет ли поблизости сучка, палки? А где найдёшь под таким снегом?
— Эй, Трухин, не балуй! — Володя сжимает кулаки. — В тюрьму захотел?
— Мне всё одно. Семь бед — один ответ!
— Твоё дело. — Синчук сбрасывает полушубок. — Бояться я не привык. Держись, браконьерская душа!
Медленно сходятся охотинспектор с браконьером, будто борцы на белом ковре. Три, два шага остаётся между ними…
Трухин вскидывает нож, с силой опускает вниз. Синчук подставляет руку — приём самбо, — правой бьёт Андрона в нижнюю челюсть.
В ту же секунду раздаётся крик:
— Дядя Андрон, сзади!
Трухин оборачивается и… получает подножку. Не сзади — спереди настигает его второй удар.
Третий приходится под дых, когда Трухин пытается встать. Больше ему не надо.
— Здоровый, стервец! — подбегает Семён. — Этакий кабанище! Ловко ты его…
— Петруха помог. — Синчук сдерживает дрожь в руках.
Петя бросается к Малышу, развязывает верёвку. Лосёнок тычется ему в руки, закрывает глаза.
— Ты чей, дядя? — Агеев подзывает Гришку. — Подходи, не стесняйся.
— Знакомая личность, — признаёт Синчук. — Гришка Спирин, браконьер номер два.
— Пришьём и его к делу. — Семён отбирает карабин.
Петю и Максима привозит в Юмурчен тот же Семён. Старик Лукьян радуется: «Явились, малина-ягода!» Бабка Феня пришла почаевать с Бормашом — снова завела разговор про Африку, про то, как трудно будет Малышу. Её никто не поддерживает. И так горько на душе, зачем бередить больное место.
Все ребята волнуются: что стало с сохатёнком? Первым прибежал Стась, одетый по-зимнему: в полушубке, в заячьем треухе. Глянул на деда с бабой, тут же определил: не скоро уйдёт бабка, только в азарт вошла — наливает кружку за кружкой. Поговорить не даст, шпарит, как автомат. Лучше позвать ребят к себе, дома нет ни отца, ни матери. Наговорятся вдоволь. А тут и Лавря объявился.
По дороге ребята видят на крыльце Алексея Чубарова. Машет им рукой, улыбается, гладит крутой подбородок.
— Заходите, заходите, есть новости… — Он пропускает ребят вперёд. — Плясать вам надо, всем плясать. Значит, такое дело: вернётся к вам сохатёнок.
Говорит и смотрит на всех. А ребята, как по команде, раскрывают рты. Не верят председателю, — наверно, разыгрывает их дядя Алексей. Было же решение увезти сохатёнка. Сам Синчук приезжал, говорил, ничего нельзя сделать. Что-то тут не так.
— Всё так, — успокаивает Чубаров. — Только что звонил из города Володя, просил передать: пришло письмо из охотничьего хозяйства. Спрашивают, нельзя ли в Юмурчене организовать опытную станцию по одомашниванию сохатых? Мы тут посоветовались, решили: можно. Малыш будет у нас первым одомашненным животным, вожаком стада. А вы начнёте приучать сохатых к работе. Ну, как?
— Здорово, дядя Алексей!
— А Малыша в Москву не отправили?
— Не успели. — Чубаров видит, как повеселели ребята. — Значит, готовьтесь к встрече.
— Когда привезут?
— Сколько будет сохатых?
Наконец-то поверили Чубарову. Спрашивают наперебой, Алексей не успевает отвечать.
— На днях Синчук привезёт Малыша. А теперь марш на улицу!
— Ура-а! — ликует Петя. — Наша взяла-а!
Надо к дедке бежать рассказать про сохатёнка. Может, бабка Феня ещё не ушла. Пусть готовит пироги с морковью.
Петя выскакивает на крыльцо, прыгает в снег. Бежит не улицей — огородами. Так ближе, быстрей. Бежит не чуя ног, задыхаясь от ветра, от неожиданной радости…