Страница 2 из 15
– Что за бумаги? – Клюев, только успев снова расслабиться на стуле, выпрямился. – Опять кровососы из министерства? Я ж им давеча все…
– Нет, Карлуша, не волнуйся. Груз пришел, на пароходе, на таможне застрял. Напутали что-то в накладных. Многоязычие здешнее совсем не облегчает жизнь. У нас там, в Империи, найдут какого-нибудь «толмача» из тех, кто в школе два класса английский учил через пень-колоду, он и напишет что-то вроде «метал лонг пис», а тут доказывай, что это wire, «проволока».
– Что, так и написали? – ахнул Карл Поликарпович, который, признаться честно, и сам бы изрядно намучался с переводом, а лезть в карман за словарем малого формата, который его жена заставила носить, гордость бы не позволила.
– Ну, это я для примера, – пояснил Яков, откусывая кусок печенья. – Там посложнее слова, но суть я передал. Жак, посыльный не приходил?
Жак, в присутствии Шварца ставший необычайно тихим, встрепенулся и замотал головой.
– Странно… – сказал Яков, но тут подал голос Адам:
– Утром приходил. Вы спали. Жак сказал не будить. Я посылку взял, положил на столик во второй прихожей.
– Батюшки мои, тут еще и вторая прихожая есть? – изумился Клюев. – Когда успел, Яков?
– Настоящего изобретателя должно окружать постоянно меняющееся пространство, – со смехом ответил Шварц, – чтобы вдохновлять его, чтобы мозги не застаивались в рутине и однообразии. – Он повернулся к секретарю. – Хорошо, Адам, молодец. А тебе, Карл Поликарпович, я после чая покажу кое-что. Изобретение новое. Тебе понравится, уверен.
– Эту махину? – кивнул головой Клюев на агрегат у стены.
– Эту? Нет, это… а, неважно, недоделка. Нет, там похитрее механизм… Карлуша, прости дурака, я же так и не поинтересовался, ты ж не просто так пришел, записка тревожная была… Случилось что?
– А… – махнул рукой Карл Поликарпович. – Ерунда на постном масле. Переволновался я, раздул из мухи слона. Подождет… Ты лучше покажи новинку-то, не томи.
– Ну, тогда пойдем. Заваришь пока свежего, Жак?
– Конечно, Яков Гедеонович, – помощник тут же подскочил.
«Чем-то его Яков таким по струнке заставляет ходить», – мелькнуло в голове у Клюева, но тут же мысли его заняло новое изобретение друга и компаньона. Сказать по правде, Карл Поликарпович не раз начинал задумываться о странной покладистости Жака в присутствии Якова, но каждый раз отвлекался. Будто мешало что-то.
– Пойдем, пойдем, – поторопил его Шварц. – Ты меня напружинил прямо, уже самому не терпится похвастаться.
Фабрикант прошел за Яковом по коридору с низким потолком, затем, поднявшись еще по одной винтовой лестнице на второй этаж, они вошли через двойные двери в мастерскую. Если раньше Карлу Поликарповичу при виде приколотых к стенам схем и валяющихся колесиков пришло в голову, что изобретения расползаются по дому, то вполне понятно, почему первая его мысль при виде мастерской была: «Гнездо». Или, скорее, улей. Вдоль стен стояли высокие шкафы со множеством подписанных ящичков, где хранились мелкие детали. Огромное круглое окно, забранное толстым стеклом, рассеивало по мастерской тепло-желтые лучи полуденного солнца, но и электрического света хватало. Клюев сам выписал из Империи большой генератор для своего лучшего изобретателя, впрочем, Яков сразу же его «усовершенствовал». На фабрике у Карла Поликарповича до сих пор пользовались газовым освещением, но тут, у Шварца, все было по высшему разряду. В воздухе раздавался приятный, расслабляющий звон – что-то тикало и хрустело, щелкало, а затем, отражаясь в бесчисленном количестве стекла, множилось и множилось, создавая гул. Несколько столов были заставлены различными устройствами, да так густо, что глаза разбегались. Однако Клюев сразу заприметил на одном из них нечто высокое, накрытое белым полотном, и догадался – вот он, сюрприз.
Яков взлохматил рыжую шевелюру и с заговорщической улыбкой подошел к агрегату, уцепил пальцами в пятнах от химикатов край полотна, готовясь сдернуть.
– Та-дам! – Произнес он и с видом фокусника откинул ткань.
Взору Карла Поликарповича открылся аппарат – длинный, состоящий из полых стеклянных трубок, опутанных проводами, наверху он заканчивался медной колбой с крышечкой и носиком.
– Похоже на чайник… – упавшим голосом пробормотал Клюев.
– Это и есть чайник! – Яков с энтузиазмом покивал. – Только особенный. Смотри… сюда наливается вода. Здесь – часы… а тут, сзади, еще одни. Когда приходит время пить чай, колба нагревается, затем наклоняется и разливает кипяток.
– И? – все еще не понимая, в чем уникальность предмета, спросил Клюев.
– Но если запустить эти часы одновременно, однако поставить разное время… я планирую добавить третий механизм, чтобы чай разливался утром, днем, и вечером…
– Яшенька… – простонал Карл Поликарпович и уронил бессильно руки, которыми намеревался вцепиться в голову.
Незаметно подкравшийся Жак прошипел:
– «Яков»… Вы забываетесь, калюпчик.
Клюев в растерянности покивал, он и впрямь запамятовал от расстройства, что друг его не любил никаких уменьшительно-ласкательных производных своего имени, и продолжил бегло:
– Яков, дорогой мой… но это же, по сути, просто чайник… А как же что-то… полезное? Вот в прошлый раз чудесная, чудесная сенокосилка была! Сама подхватывала, вязала, в снопы ставила! Крестьяне русские ноги бы вам пришли поцеловать, ежели б океан нас не разделял. А уж Император и вовсе грамоту выписал! А система очистки воды? Сколько городов вдохнуло свободно, без миазмов! Вена ее купила, Париж купил, даже Лондон купил, уж на что эти англичане снобы. А это? Ах, дорогой мой Яков, ты меня без ножа режешь…
Рыжий изобретатель посмотрел на поникшего Клюева с умилением, как на ребенка, который хотел деревянного пони, а получил действующую модель паровоза и сам своего счастья не понимает.
– Ну и что? – Жак подошел к аппарату и покрутил ручку сбоку. – Подумаешь, грамота… Да Яков Гедеонович каждые полгода гениальное что-нибудь создает, а вам все мало! Низкий, алчный вы человек, Карл Поликарпович…
Аппарат дзенькнул, но и только.
– Вы не понимаете, – Клюев отступил на шаг и таки обхватил толстыми пальцами виски. – Как раз поэтому… меня ж живьем съедят. Это не муха, это слон и есть, самый натуральный!
– Э-э-э, друг мой, успокойся, расскажи по порядку. – Яков подхватил Карла Поликарповича под локоть и потащил обратно – вернее, направил его к выходу, придавая верное направление. – Сейчас еще по чашечке, с пирожными… Жак, озаботься… И все расскажешь.
Облокотившись о стол, Клюев выпятил нижнюю губу и жалобно произнес:
– Меня закрыть хотят, Яков.
– Почему? – спокойно поинтересовался Шварц.
– Проверяющий был… а теперь вот бумаги пришли – мол, часы дело хорошее, но изобретать дальше некуда, конечный продукт, никакой пользы от фабрики… вот разве что маятниками да мелкими игрушками самодвижущимися продержаться какое-то время можно… а на мое место знаешь сколько охотников? Француз один, – Клюев покосился на Жака, – который систему химическую разработал… Из Нового света толпами просто Палату патентов осаждают, толпами – и все уже ходили вокруг фабрики моей, присматривались, руками махали, мол, тут сделаем дорогу железную, чтобы детали развозила, тут подъемники…
– Выпей чаю, Карл. Ты же сказал – ничего страшного?
– Так я… ох, нехорошо так поступать, наверное, тебя не спросив, но вся надежда на твою светлую голову, Яков. Я им сказал, что фабрика моя постепенно перестроится, чтобы тебе детали поставлять. Но сам понимаешь, масштаб огромен – одному человеку целое производство. В деньгах-то окупится, из Империи везти дороже выходит, но общественность выскочек не любит. И опять же, это же часы, часы, Яков. Отец мой ими занимался, дед, даже прадед. Еще в 1808 году во Франции открыли «Klueff Montre», если б не война, были б сейчас первые в мире… Ну и так – на третьем месте, престиж…
Яков и Жак переглянулись, помощник молча подлил заварки и кипятку в чашку фабриканта. А Клюев забормотал совсем уж жалко: