Страница 2 из 6
Я не хотела разбивать твою жизнь, ломать твою судьбу. Ты останешься в семье, будешь жить со своей женой ( она очень любит тебя, хотя тебе иногда достается от нее, за твою мечтательность и рассеянность). А я останусь в тебе, как самая светлая мечта, как сокровенное воспоминание!
Я передаю тебе это письмо и смартфон. Там есть и наши фото, наши селфи. Там записана эта самая прекрасная мелодия, которую мы так любим. На ней записан шум моря. Я записала все это там, в Алуште, когда мы были вместе. Не прощаюсь с тобой – читай, слушай и вспоминай!»
Господи, неужели все произошло в этом году? Еще совсем недавно? Нет, началось все это в конце прошлого года, в декабре.
Мы познакомились и подружились с ее братом Дмитрием зимой. В середине декабря, когда установилась морозная погода, мы поехали с женой покататься на горных лыжах в Лозу. Живописное это местечко было на севере Подмосковья, среди хвойных густых лесов.
Гора, на которой мы катались, была невысокая, пологая, длинная, она как бы спадала каскадами вниз, к реке. За рекой, так же полого поднимался противоположный длинный берег, переходил в огромного размера поле, за которым вдалеке виднелась маленькая деревушка. По бокам этого поля стояли сплошной зеленой стеной ели – их стволы сажисто темнели, когда за ним пряталось солнце.
Обычно мы катались с утра до четырех часов дня. А после обеда шли гулять. Небо на западе наливалось печальным сиреневым светом, потом оно медленно гасло, как в зрительном зале перед спектаклем – наступал вечер, пора зимней сумрачной скорби.
Тем утром, я сразу умчался вниз по склону и, как всегда, проворонил беду. У жены отстегнулось на повороте крепление, она упала, подвернула ногу. Я заметил это только тогда, когда поднимался на подъемнике. Когда я подъехал, возле нее суетился невысокого роста мужчина в красной куртке.
– Никогда тебя рядом нет, когда ты нужен – выговаривала мне жена, злясь на свою неловкость – так и подохну, когда-нибудь, не дождавшись от тебя помощи!
– Вот ваша лыжа! – говорил наш неожиданный спаситель – хоть стоппер и сработал, но улетела в сугроб.
Мы познакомились. Его звали Дмитрий. Лицо его показалось мне невзрачным: крупные очки, нелепые короткие усы, короткий срезанный подбородок. Он старался держаться с достоинством, но в голосе его, в манерах держаться чувствовалось не столько природное достоинство, «камильфо», сколько боязнь показаться смешным и нелепым. Он оказался искренним, преданным другом. С трогательной заботой он помог мне поднять жену, помог нам добраться до гостиницы.
Вечером он навестил нас в нашем маленьком номере гостиницы «Восход», принес жене мазь «Вольтарен». Мы разговорились. Выяснилось, что он тоже окончил МАИ, как и я, но остался там, на кафедре – преподает, готовит кандидатскую диссертацию. «Правда, до этого было много всякого» – сказал он неопределенно.
Через два дня, когда жена стала ходить, прихрамывая, мы пришли к нему. Олег жил в таком же маленьком номере со своим другом и коллегой по работе. У него было редкое имя – Савва. И похож он был на купца Савву Морозова – на приземистом плотном теле была посажена крупная, круглая голова, узкие азиатские глаза смотрели умно, зорко. Порой он хитровато улыбался, отводя глаза в сторону – признак лукавой, лживой натуры.
Мужики уже были прилично выпившие. Мы принесли с собой бутылку недорогого виски. Когда выпили, стало шумно и весело: мы вспоминали горы, на которых катались, пили за них, за снег, за здоровье дам. Потом я сбегал за гитарой. Вначале спели «Лыжи у печки стоят», потом пошли песни Окуджавы, Визбора. Я пел им песни на стихи Есенина и Рубцова. Дмитрий помог моей Татьяне, проводил ее до нашего номера – а я даже не заметил, все пел и пел. Кончилось все тем, что к нам вломилась горничная – оказалось, что уже первый час ночи – и разогнала нас по своим номерам.
– Слушай, – говорил мне уже по-свойски Дима, поддерживая меня, чтоб я не упал – у меня через две недели будет день рождения. Приходите оба!
– А где ты живешь?
– Я? В Ясеневе, на Литовском бульваре.
– Да, ну?! Так мы с тобой почти земляки. А я, мы в Конькове. Придем! Будем дружить домами, семьями и этими… лыжами!
– Ладно, ладно, придешь. А сейчас давай я и тебя провожу, а то не дай бог завалишься по дороге.
Недели через полторы после приезда, мне позвонил Дима: «Ну, как дела? Как нога у Тани?» – «Да, ничего. Слава богу, перелома нет. Но растяжение серьезное, ходит с трудом». – «Ну, вот! А я хотел напомнить! У меня день рождения двадцатого. Может, сам придешь? Тут рядом. Если что – мы тебя донесем.» – «Хорошо, посмотрим». – «Гитару не забудь!»
Отпроситься мне удалось, хотя и не без пререканий. «Ладно уж, иди, отдохнешь от своей службы, от которой мне никакого толку нет. Только смотри, не напивайся и на баб не заглядывайся! Ладно, ладно, ступай! Да не засиживайся там…»
Этот день я запомнил так, как будто все случилось совсем недавно, вчера.
Он задался с самого начала, с утра этот день нашей с ней встречи. Я хорошо выспался, утром встал бодрый, помолодевший, подошел к окну, раздвинул шторы. Алый девичий румянец разливался на горизонте над сизо серой полосой еще не растаявшей тьмы. Из трубы далекой теплоцентрали поднимался, расширяясь кверху огромный дымный джин. Чувствовалось по всему, что день будет ясный, морозный, удачный.
Вечером, когда я подходил к дому Димы – он жил в конце Литовского бульвара – я увидел, как справа за синими крышами церкви Петра и Павла разливается над лесом червонное золото заката, оплавляя вершины деревьев и крыши домов. Это яркое, в полнеба свечение отзывалось во мне какой-то душевной бодростью, предчувствием удачи.
Встретив ее в первый раз в тот вечер, у Димы, я вначале не обратил на нее внимания. Стоял шум, галдеж. Женщины суетились на кухне. Когда я стал помогать им, относил какую-то закуску на стол, Дима сказал как-то мимоходом: «А это моя сестра, Лена». Я мельком взглянул на нее – она стояла у разделочного стола, обернулась, кивнула мне. Я тоже кивнул и понес закуску. Там мужики уже начали принимать: «За встречу!». Оказалось, что гости в большинстве своем – вовсе не горнолыжники, а члены команды институтской яхты «Каракатица», капитаном которой был Дима.
Верховодила в этой компании заносчивая и властная Тамарка – высокая, грузная женщина с восточным лицом. Она громкогласно управляла всей этой командой сухопутных матросов. Как я потом узнал, у нее была и польская и черкесская кровь – замысловатое сочетание польской спесивости и восточной повелительности.
Я сидел за столом, пил вместе со всеми, слушал тосты. И вдруг, мне показалось – нет, я скорее почувствовал, что кто-то пристально смотрит на меня. Я повернул голову вбок и увидел – она сидела рядом с братом. Как это я не увидел ее раньше! Глаза у нее были сейчас прикрыты: она успела перехватить мой взгляд и закрыла глаза. Но вот, она медленно подняла веки и до того, как открылись глаза, я успел угадать – нет, почувствовать, предвосхитить то, что я увижу в них. Как назвать это чудо? Чудо обжигающего взгляда, чудо пронзающего насквозь тока, чудо захлебнувшегося от восторга сердца, сказавшего: «Да, это – она!». И она тоже вспыхнула и отвела взгляд.
А я теперь уже не мог оторвать от нее глаз. В ней чувствовалась врожденная полноценная красота: красота лица и красота души! Длинные волнистые волосы обрамляли ее полудетское лицо, несколько удлиненное, с удлиненным тонким подбородком, Кожа на лице была светло розовая, тонкая и нежная, как у детей. И широко поставленные светло голубые глаза смотрели по-детски наивно и искренно. В них совершенно не было холодной самовлюбленности, как у многих красавиц. Они ловят мужские ласкающие взгляды, они купаются в них. Но в них, этих глазах никогда не мелькнет ответной теплоты и симпатии. А у Лены в глазах было столько любви – сильной, неутоленной, что я вначале даже испугался. Но я уже не мог смотреть ни кого другого − они, эти глаза, притягивали к себе, как магнит…