День первый

Рожков Юрий Владимирович

День первый

День первый.

Дневники, и им подобное, обычно пишутся в назидание для чего-либо, особенно когда это касается мемуаров. Я то, чья жизнь даже и не думала подходить к концу, вроде бы, подобное писать не должно.

В конце концов, я не автор полусотни прекрасных романов, а то и полутысячи, верно же?

Да и в науке у меня заметных успехов нет, как и в людской психологии.

Наверное, из принципа, буду писать этот дневник на русском. Если он окажется в чьих-то руках, хоть прочесть ему сложно будет. Такая вот гадость, хе-хе. Хотя если вы из России, можете воспользоваться моим дневником, как руководством по этому миру.

Итак, любая истории, начинается, собственно, с какого-либо происшествия. Правильно же?

Происшествием для меня стала ранняя побудка. Первый день каникул, я вернулся из родного колледжа, да и славный пригород Детройта, меня как-то уже не радовал, как пять-шесть лет назад.

Честно, с тех пор как Рейган стал президентом, всё полетело к чертям собачьим - то чёрные бунтуют, будто люди, то друзей по мотоклубу отстреливать стали.

Ну да, мы толкали наркотики, но какой здравомыслящий MС будет отказываться от торговли наркотиками, нелегальными мигрантами, и оружием? Вы вообще в своём уме, от халявных денег отказываться?

Так вот, живём мы в пригороде Детройта, тогда это было ещё не зазорным, "тогда" это где-то в конце шестидесятых. Даже точней скажу - дело произошло первого июня в одна тысяча, девятьсот шестьдесят девятом году. Знаковая во всех отношениях дата.

Моя любимая мотоциклетная компания пала под натиском быстрых и лёгких европеек, а те в свою очередь, пали под натиском надёжных и быстрых, более быстрых, японцев.

Но я по-прежнему ездил на WLA, который мы вместе с отцом сделали. Для меня это сравнительно быстрый и надёжный байк, на котором ещё мой отец ездил, пока маменька мною беременна была.

Да. В той жизни, которую я описываю, меня звали Билли Хогбин, а в байкерской тусовке я получил прозвище Хоббит.

Зачем Хоббит? Почему Хогбин?

Вообще, по отцу, я однофамилец Сталина, Джугашвили то есть. И хотя Сталина уже как больше пятнадцати лет не было, на момент моего рождения, он вполне жил, и здравствовал.

Так что решение было фамилию - поменять. На какую?

Хогбен - это слишком прямо, отец же Каттнера и вообще фантастов любил, Гаррисонами они быть не хотели. Фамилия Гари? Тоже нет. Затем отцу пришла в голову идея, назваться Хогбинами - он любил харлей, и любил всякую фантастику, да и чего говорить, всякие новые штучки, которые делают в различных научных институтах.

Так что он просто объединил "Кабана", как прозвали Харлей у нас в америке, Хог, и Бинарный код, то есть и получил - Хогбин.

Так, за это пояснил. Почему Билли? Потому что первого сына отец нарёкся звать Билли. Первую дочку - Кондом, слово ему, видите ли, понравилось, он тогда ещё английского не знал, как и маменька. Сами понимаете, как мне повезло родиться мальчиком.

Так вот, возвращаясь к прозвищу - я низкий, кряжистый, но гибкий, как и Хоббит Толкина. Да и читать люблю.

Ну и как же забыть то, как я орудую своим армейским ножом, это же просто песня, хотя у меня он в руках выглядит как очень короткий меч. В общем, хоббит-хоббитом.

Итак, возвращаемся в Детройт.

Проклятые ниггеры облюбовали ранее престижные белые районы, и всё начало накрываться тазиком. Большим, малым, медным - в общем, пошло оно всё к Ноа.

Или к чёрту, к лешему, что у вас там в базе по мифологии прописано.

Вечером, к слову, я "отрихтовал" японскую машину соседа, и с самого утра слышал ор под окном. Сползая с кровати, одел джинсы, да натянул свою безрукавку, с цветами клуба. Прошлёпав босыми ногами к двери, я посмотрел на отражение в зеркале. Да, помесь грузина, и арийки, можно сказать, на "морду лица". Может, из-за этого я всё ещё мембер?

- Билли! - Завопил не своим голосом отец откуда-то снизу.

- Чего?!

- Мы только что заплатили за тебя штраф, вытащили из тюрьмы, и что ты наделал?! Почему у Джеймсона машина вся разбита!? - Не прекращал изображать из себя сирену мой отец.

- Эй, Билли, могу дать тебе подушку, поудобней в тюрьме спать будет. - Бросил мне младшой, проходя мимо моей комнаты.

- Иди в задницу Фил. Ради вас же старался! - Взмахнув руками, я решил выйти вниз. Мама, уставшая уже домохозяйка, потерявшая свою американскую мечту, сейчас приготовила всем утренние блинчики, и как всегда, выглядела устало:

- Как дела в институте?

- На двести баксов в день мам, на двести. Так вы с отцом сможете уйти с работы. Приятного аппетита! - Я с радостью отхватил едва ли не половину приготовленных блинов, и только после этого, сунул матери вышеозначенную сумму, но в её глазах вместо радости, появились слёзы:

- Я н-не могу их брать... они ни чем не от... не отличаются от тех денег...

- Иди ко мне. Ну, мама. - Я обнял её, поднявшись из стола, пока мелкие крысы, какому-то недоразумению называемые моими братьями и сёстрами, растащили половину от того, что я взял себе.

Не желая ругаться при матери, я просто одними губами пожелал им скорейшей смерти в страшных муках, на что они мне дружно показали язык, а Молли даже запустила мне в глаз куском масла.

- Молли! Нельзя так, он же старший брат! - Взвизгнула мама, подавая мне салфетку.

- А Фил говорит что Билли какашка. - Молли уплетала уже свой второй блинчик. Обожаю эту засранку.

- Фил просто маленький говноед, и дерьма ослиного он заработает на жизнь. - Я пригрозил мелкому гаду пальцем, а потом просто сел доедать оставшиеся блины. Ммм, с кленовым сиропом!

- Билли! Это вообще что такое!? - ворвался в кухню отец. Широкий, кряжистый, пузатый, но такой же низкий, как и я. Вообще тут в штатах все довольно низкие, со слов отца, в России народ почти на четыре дюйма повыше будет, со слов отца же, так что мы скорей нормальные.

- Эм... завтрак? - С квадратными от удивления глазами, предположил я.

- Ты зачем разбил машину Джеймсона!? Два дня из салона, сиденья в плёнке, новая модель, 1969-й год! - Рвал и метал отец, конечно, только потому, что этого требовала мама. Разделив поровну остаток блинов, и даже немного накинув мне, он чмокнул жену свою в щёчку, и, сев за стол, стал аккуратно орудовать вилкой и ножом.

- Ветровуха и зеркала отбиты? - Я всосал один блин, раздумывая как отцу соврать, о том, что это был не я.

- Нет! - тут же заявил безапелляционно он. Меня это должно было насторожить, но я тут же ляпнул первое же попавшееся на ум:

- Вот видишь! Был бы я, я бы фары разбил, ветровик, отбил бы зеркала, словом, всё что можно разбить. - Я пожал плечами, и всосал в себя ещё один блинчик, не осознавая, что моя судьба предрешена... а потом до меня медленно дошло. Я же разбил всё. Как. И. Сказал.

- Билли. Джугашвили. Мистер Джеймсон, очень уважаемый человек. И купил эту новую машину, чтобы посмотреть, что могут дать нам японцы. И он очень недоволен твоим поведением. - Вот ненавижу когда на меня отец так смотрит. Опять что ли с этим старым гандоном встречаться, и извиняться? Да хрена с два!

- Отец, он назвал наш с тобой харли старым говном! Я что, его простить должен?

- Я его за пятнадцать долларов купил сын, и он уже тогда был старым. Очень старым. Тридцать шестого года, если быть точным. Я всего-навсего купил старую и ржавую раму, и приложил к ней руки, чтобы было на чем ездить в аптеку, сын, это не стоит такого поклонения, подумаешь, мотоцикл собрал. - Отец, аккуратно, что нехарактерно для его размеров, жевал блинчики. Аккуратно, вдумчиво. Так вообще каждый раз, когда предлагает мне какую-то гадость сделать. Ну там, на светофоре "волонтёрить". Исправлять в общем шас будет. Точно вам говорю.