Страница 2 из 3
В тот вечер Винскому долго не спалось. Он ворочался в гамаке, пытаясь найти удобное положение. Удобного положения всё не было, а было жарко и душно, по заросшему лицу растеклось треклятое антимоскитное средство, свербило потное, вонючее, давно не мытое тело, а в голове крутились, не прерываясь ни на минуту, обрывки давних грёз, старательно забытое мерцание парчи, чёрная пена кружев и заломленные женские руки.
- Хочу цыган, - громко сказал Винский в темноту.
- Да где же мы тебе здесь цыган-то возьмём? - откликнулся из темноты Док сонным уже голосом.
- Не знаю, - ответил Винский и добавил. - Душа просит...
****
Цыганки пели. Они плавно ходили по кругу, вздымали над головами узорчатые шали, пёстрые юбки их развевались, смутно обрисовывая стройные бёдра и ноги, лица были горды и самозабвенны, пышные груди колыхались в такт песне. Гитары рокотали грустно, чувственно и нежно, им пронзительно вторили скрипки. Винский ощущал мелодию всей кожей: в этом пении ему чудились дальние дороги, вольная воля и запах ковыльных степей.
Винский не спускал глаз с цыганок, стараясь их сосчитать, а поскольку те двигались по кругу, он начал отсчёт с высокой певицы, грудь которой покрывали нанизанные в несколько рядов золотые мониста - смуглое, царственное лицо цыганки было озарено волнующей и погибельной красотой и, словно бы, заключало в себе много-много женских лиц, знакомых и важных ему когда-то. Скоро, что странно, высоких царственных цыганок в кругу оказалось две, и Винский сбился со счета.
- Двойняшки? - удивлённо спросил он, оборачиваясь к цыгану Сальвадору, сидящему рядом с ним у костра на охапке веток.
Сальвадор, - смуглый до черноты старый цыган с глазами хищного хитрого зверя, морщинистыми щеками, выступающими скулами, жёсткими складками у рта и гривой спутанных ветром волос, - шумно вздохнул и ответил:
- В колумбийской кухне смешаны традиции народов древней Америки, европейских переселенцев и выходцев с азиатского континента...
- Да-да, - невпопад пробормотал Винский и опять посмотрел на цыганок.
- Нет, вы послушайте, - настойчиво продолжил цыган Сальвадор, хватая его за руку. - Это очень хорошая кантина, сеньор Винский, и совсем не дорогая. Там вам подадут зажаренного на углях поросёнка-лечону, фаршированного рисом, горохом, зерном и специями... Морсилью - ливерную колбасу, начинённую рисом и горохом... Чунчульо - колбаски из птичьего мяса... И конечно, мазаморро - суп из мяса и овощей с добавлением бобов и муки...
Винский посмотрел на него и кивнул. Глаза старого цыгана блеснули. Он встал и вошёл в круг цыганок. Тут же один из цыган протянул ему свою гитару. Сальвадор зажал гитару в крепких руках и затянул ритмичную песню. Певицы задвигались быстрее, мелко потрясывая упругими плечами.
К Винскому на освободившееся место подсел Комбат. Охапка веток под его мощным телом жалобно захрустела и просела почти до земли. Комбат оценивающе покосился на прогорающий костёр и сказал:
- Но наш уважаемый сеньор Сальвадор не договаривает... Вместо кашасы они в той кантине подают анисовую водку...
- Анисовую водку? - воскликнул Док, сидевший по другую руку от Винского. - Но я не люблю её!..
- Ну, - протянул Комбат, пожал широкими плечами и виновато улыбнулся. - Индейцы её пьют...
- Я тоже не люблю анисовую! - сказал Винский. - Сеньор Сальвадор обещал нам лучшую в мире колумбийскую выпивку...
Тут Док воскликнул:
- От этой пляски у меня в глазах двоится!..
- У меня тоже... Прямо морок какой-то, - ответил Винский и спросил у него. - Ты сколько высоких цыганок видишь?..
Док присмотрелся.
- Кажется, две, - сказал он, наконец, но тут же исправился. - Нет, три... Две - рядом с медведем и одна - рядом с сеньором цыганом... Или две - рядом с сеньором цыганом?..
Винский присмотрелся к поющим цыганкам, которые ходили по кругу и взмахивали руками: высоких царственных цыганок, действительно, было три.
- Тройняшки?.. - удивлённо спросил он, оборачиваясь к цыгану Сальвадору, сидящему рядом.
Сальвадор глянул на него, и в его взгляде Винский прочитал отчаянную дерзость хищного и ловкого зверя. Спустя мгновение изжелта-карие глаза Сальвадора потухли, он шумно выдохнул и ответил:
- Из мясных блюд, сеньор Винский, в Колумбии заслуживают внимания... Пандеха-пайса - огромное ассорти из говядины, свинины, колбасок чорисо, бобов фрихолес, риса, жареных бананов, яиц и авокадо... Ахико - густой суп из мяса птицы с картофелем и юккой...
- Да-да, - перебил его Винский и опять посмотрел на цыганок.
- Нет, вы послушайте, - не отставал цыган Сальвадор, хватая его за руку. - Это очень хорошая кантина, сеньор Винский, и совсем не дорогая... Правда, к сожалению, настоящая кашаса сейчас большая редкость... Но ей ничуть не уступает чучуаса из Летисии...
Винский скептически хмыкнул. Глаза старика-цыгана прикрылись тяжёлыми веками. Он встал и вошёл в цыганский круг. Тут же один из цыган протянул ему свою скрипку и смычок. Сальвадор зажал скрипку подбородком и заиграл какую-то ритмичную мелодию. Певицы задвигались быстрее, дробно застучали каблуками о драгоценный паркет, затрясли немыслимыми юбками и широкими рукавами. Раздался звон бубна.
К Винскому на освободившееся место подсел Комбат. Диван, - нежный стёганый "итальянец", - просел под его сильным, тренированным телом почти до пола. Простое лицо Комбата казалось удивительно значительным в отблесках ламп, имитирующих дрожащее пламя свечей. Он осторожно скосил глаза в сторону старого цыгана и сказал:
- Но наш уважаемый сеньор Сальвадор не договаривает... Здесь сигары хоть и ручной скрутки, но табак амазонский... Правда, он мягкий и ароматный...
- Амазонский табак? - капризно вскричал Док, сидевший по другую руку от Винского. - Но я не люблю амазонский!..
- Ну, - протянул Комбат, поправил галстук-бабочку и виновато улыбнулся. - Индейцы его курят...
- Я тоже не люблю амазонский! - сказал Винский. - Сеньор Сальвадор обещал нам лучшие в мире кубинские сигары...
Тут он затряс головой и воскликнул:
- От этой пляски у меня в глазах двоится!.. У меня такое чувство, словно всё это со мною только что было... Всё это я уже видел... Всех этих медведей...
- А-а, - небрежно протянул Док и пригладил сильными чуткими пальцами отвороты смокинга на груди, стряхивая видимую только ему пылинку. - Мы же в Колумбии, а это родина Гарсиа Маркеса...
Тут из темноты раздалось рычание ягуара: сначала кто-то огромный с громким хрипом втянул в себя воздух, а потом рокочуще и долго выдыхал его с шипением, в самом конце мурлыкающе рыкнув. Через несколько секунд всё повторилось сначала.
- Что-то сегодня особенно близко, - заметил Винский.
- Наглеет ягуар, - отозвался Док с видом бывалого охотника и предложил. - Вот я сейчас стрельну...
Винский хотел его остановить, но к нему неожиданно шагнула высокая цыганка, на смуглом лице которой царственная надменность сменилась нежной улыбкой. И тут словно какая-то сила подхватила Винского и потянула куда-то вверх.
Он почувствовал, как кровь бьётся в его жилах, и эта кровь всё приливала, и приливала, пока не затопила его всего, и вот уже стремительный поток, который был сама жизнь, понёс его всё выше и выше, и он отдался этому потоку, и он опять стал первобытным, диким охотником в ту древнюю тёмную пору, когда на земле ещё не было ничего - ни счастья, ни мук, а было одно лишь таинство стенающей плоти...
****
Винский стоял на берегу реки.
Река неспешно катила между крутых и глинистых берегов, вода в ней была густого кофейного цвета. По воде плыли ядовито-зелёные островки какой-то растительности и большие, скользкие на вид коряги с сидящими на них птицами, цаплями и пеликанами. Время от времени коряги затягивало в водовороты, и птицы крутились в них до тех пор, пока им это не надоедало, и тогда они улетали, грузно оттолкнувшись от коряги, полузатопленной их тяжестью.
Винский тосковал, ему хотелось чего-то странного, чего-то такого, что вне всяких правил, вне всяких законов и рамок. Его душу мутило от тяги к полёту, который один только и имеет в жизни значение. Причём, куда лететь и зачем - душе Винского было совершенно не важно.