Страница 2 из 2
Сейчас самое главное не вступать в дальнейший разговор с Персивалем, чтобы не дать ему еще больше поводов считать ее, Тину, совсем невежественным мракоборцем.
Подумать только: она не просто отдала шефу пищевую добавку, но и сама же управилась с уликой. Съев ее за завтраком.
Если Грейвс узнает об этом, то заполнение отчетов ей покажется еще очень приятным делом. Ведь иначе Голдштейн в ближайшее время не доверят ни одного интересного случая.
- Вот как? – брови Персиваля ползут вверх. – Что же еще вы обо мне думаете?
Если бы девушка не была так озабочена вопросом, как закрыть свой рот, то она бы наверняка решила, что Грейвс уже обо всем догадался. И виртуозно издевается над своей подчиненной.
- Я думаю, - раздается писк вместо привычного голоса Порпентины, - что вы весьма опытный мракоборец. И что вы отлично справляетесь со своей работой. И служите примером для всех нас.
Остановись, Тина, хватит! Прошу тебя, прекращай.
- Вы – отличный маг. Уверена, что Президент Пиквери рада иметь такого помощника, как вы.
Персиваль внимательно слушает, а в его глазах можно прочесть такую едкую (или довольную) усмешку, что Голдштейн готова сгореть от стыда на месте. Но на этом словесный поток, кажется, решил не заканчиваться.
- А еще у вас потрясающие глаза, - на одном дыхании выпаливает девушка, краснея еще больше и становясь ярче любимого пальто своей сестры.
- Глаза? – вот теперь он абсолютно точно смеется над ней, даже не скрывая улыбки.
- Глаза, - повторяет Тина, ненавидя себя за все это представление. – Вы, наверно, не замечаете, но когда вы сосредоточены на работе или внимательно слушаете выступления Президента, то они у вас под цвет горького шоколада. Когда недовольны работой мракоборцев – этот обсидиан в вашем взгляде может обжечь. А в те редкие минуты, когда все идет как надо, - ваши глаза напоминают топленую карамель с темно-золотыми вкраплениями. Завораживает, - слишком честно признается Голдштейн.
Она с силой сжимает кулаки, чтобы короткие ногти впились в кожу, но даже эта боль не помогает девушке заткнуться. Сколько же она употребила этого проклятого зелья, что его эффект никак не кончается? Ох, Куинни, доберусь я до тебя!
Хотя Тина понимала, что вина лежит только на ней: она ведь прекрасно знает о рассеянности сестры и первым делом должна была убрать важную улику в другое место. Надо было вообще не трогать эту сыворотку или сразу же отдать ее в хранилище вещественных доказательств.
Внутренний голос ехидно шепчет, что волшебница сама накликала беду на свою голову, вот теперь пусть и отдувается за недальновидность.
- А как же я смотрю на вас, мисс Голдштейн? Какими глазами? – Персиваль, кажется, чувствует себя весьма комфортно в этой ситуации.
- Вы на меня не смотрите, мистер Грейвс. Иногда мне кажется, что я для вас не существую, хотя ничем не уступаю любому другому мракоборцу в этой комнате! – на секунду возмущение победило смущение. Но лишь на одно мгновение. – Вы редко обращаетесь ко мне, а если и даете поручения, то на ходу, обязательно думая о других вещах. Если вы и удостаиваете меня взглядом, то он всегда какой-то отсутствующий. И, знаете ли, такое обращение невероятно удручает.
Грейвс не выдерживает. Его крепкая плотина хладнокровия прорывается, и мужчина сначала выдавливает из себя пару смешков, а потом принимается раскатисто смеяться, проводя ладонями по лицу.
- Еще и смех у вас потрясающий, - едва слышно ворчит Тина, но Персиваль ловит каждое ее слово.
Он смотрит на нее, как на ребенка, и впервые за долгое время позволяет себе снять ледяную маску, откинуть здравый рассудок и проявить настоящие эмоции.
Порпентина не лукавит, смех у него действительно чарующий. Под стать голосу, под стать образу и этим невероятным глазам.
- Что-то еще, мисс Голдштейн? – весело спрашивает помощник Президента перестав, наконец, смеяться.
- Да, - девушка судорожно сглатывает, предчувствуя очередную волну стыда и ужаса. – Вы – чертов идеал, мистер Грейвс.
И роняет голову на стол, сверху еще прикрываясь руками, чтобы не видеть и не слышать новой реакции Персиваля.
Так кошмарно Тина себя никогда не чувствовала. Сейчас она полностью унижена и растоптана. Девушка проявила себя с самой непрофессиональной стороны, и теперь ей стоит ожидать лишь должности секретарши. Это в лучшем случае.
- Мисс Голдштейн, - мягко обращается к ней Грейвс, привлекая внимания волшебницы, - ваша находка действительно удивительна. Но, боюсь, мы не сможем представить ее в качестве доказательства по делу.
Порпентина что-то бессвязно произносит и поднимает голову, стараясь вернуть себе прежний официальный стиль. Несмотря на то, что безумно хочет по-доброму рассмеяться в ответ на слова мужчины.
- Мне кажется, вы устали, - продолжает он, а чертенята в этих карих глазах отплясывают что-то невероятное. – И вам стоит хорошенько выспаться. Надеюсь, завтра вы будете в полном порядке, Тина.
Девушка кивает и старается больше не произносить ни звука, чтобы не скомпрометировать себя еще больше. Персиваль решает больше не смущать сотрудницу и направляется к выходу из отдела. Но что-то заставляет его передумать, и у самой двери Грейвс поворачивается и обращается к Тине:
- Вы ошибаетесь. – Секунда тишины. - Я смотрю на вас, мисс Голдштейн. И гораздо чаще, чем мне бы того хотелось. – Пауза. - Доброй ночи.
Порпентина думает, что сейчас упадет. У волшебницы подкашиваются ноги, и она буквально оседает на стул, ошарашено смотря вслед Грейвсу. Она сидит еще так пару минут, прежде чем начинает собираться и поспешно покидает здание МАКУСА.
Голдштейн уже представляет, с каким трудом завтра заставит себя подняться с постели, прийти вовремя в отдел и не потеряться в Его глазах.
Но почему-то Тина абсолютно уверена, что завтра их взгляды пересекутся.