Страница 2 из 15
«Скоро начнется сбор урожая и Алаксанду отправится отбывать луцци5, – снова уколола горькая мысль. – Хотя если бы он захотел, мог бы отказаться от полевых работ – хаппира освобождает мастеров от этой повинности. Но Алаксанду не станет просить общину. К тому же он любит поработать серпом на свежем воздухе, отдыхая от своего огненного ремесла».
Повернувшись в другую сторону, она в начинающихся сумерках попыталась рассмотреть группу людей, стоящих перед дворцовыми строениями. Величественный дворец царя Табарны из белого камня на фундаменте из эффектно чередующихся темных и светлых каменных глыб возвышался на вершине скалы, представлявшей собой трапециевидное ровное плато, будто специально созданное природой для постройки крепости. С трех сторон дворцовый комплекс защищала излучина реки и обрывистые скалы, а с востока – куда выходили главные двойные ворота со сторожевыми башнями по обеим сторонам и аркой, увенчанной скульптурой крылатого льва, – глубокий ров с водой, через который был перекинут прочный деревянный мост шириной в одну колесницу. От моста к площадке перед главными воротами пологим серпантином вилась удобная широкая дорога. Помпезно украшенные Львиные ворота, официально именуемые Царскими, предназначались для сообщения с внешним миром, а западные – небольшие и без особых украшений, если не считать рельефной фигуры бога-кузнеца Хасамила, вели в мастерские, где работали металлурги: плавили руду и ковали изделия из меди, бронзы, серебра, золота и хафальки. С того места, где находилась Зинар, была хорошо видна медница, у двери которой стояли два охранника в высоких остроконечных шлемах и коротких льняных туниках, а неподалеку беседовали несколько человек в кожаной одежде, какую носят ремесленники. Сердце Зинар забилось сильнее при мысли о любимом, но, внимательно присмотревшись, она увидела, что Алаксанду среди отдыхающих мастеров нет. Девушка легко спрыгнула с камня, накинула на голову сбившийся от ветра край длинной накидки густо-синего цвета, в которую была закутана, и быстро направилась по тропинке к меднице. Люди жезла вежливо посторонились, пропуская дочь главного жреца.
Войдя внутрь просторного помещения, она несколько минут молча стояла у двери, любуясь слаженной работой двух обнаженных по пояс молодых парней в кожаных фартуках, стоявших по обе стороны раскаленного докрасна горна. Бросив взгляд на неработающие кожаные мехи для вдувания воздуха, мундштуки которых были вставлены с противоположных сторон в специальные отверстия в нижней части горна, Зинар поняла, что плавка близится к концу. В этот момент один из работающих открыл лëток, и в подготовленную форму хлынула струя раскаленного металла. Как только шлак перестал течь, второй – высокий мускулистый юноша – длинными щипцами вынул из пылающего горна горящий кусок хафальки размером с две человеческие головы и бросил на большую наковальню, где его подхватил стоявший наготове помощник – совсем молодой парнишка, задача которого состояла в том, чтобы клещами удерживать на месте раскаленный металл. Юноша поднял большой кузнечный молот и начал ритмично бить по рубиново светящемуся бруску. Игра мускулов сильного загорелого тела и точно рассчитанные движения молота завораживали и походили на ритуальный танец. Бесформенный кусок металла постепенно превратился в длинную плоскую пластину, которую помощник опустил в большое каменное корыто. Раздалось громкое шипение. Лишь после этого молодой человек поднял голову и улыбнулся Зинар.
Медник Алаксанду был необыкновенно красив: атлетически сложенный, он выглядел изящным из-за своего высокого роста, который вместе с более светлой, чем у хаттов, кожей и миндалевидным разрезом темных глаз выдавал его принадлежность к другому народу. Перехваченные повязкой густые волны черных как смоль волос обрамляли высокий лоб и правильной овальной формы лицо с прямым носом и четко очерченной линией губ.
– Привет, Зинар, – сказал он. – Ну как, боги благосклонны сегодня?
– Отец сказал, что бог Грозы по обыкновению сердит, даже не принял ритуального вина, зато Телепину обещал в новому году обильный урожай эммера.
– Это хорошая новость, скорее бы праздник Пурулли6.
Легко перебрасываясь словами, они вышли на воздух.
– Ну, что решил твой отец? – спросил Алаксанду уже другим тоном, выдававшим его волнение.
– Безнадежно, – вздохнула Зинар. – Он просто сам не свой, – она слегка поморщилась, вновь представив вчерашнюю сцену, – и наотрез отказался выдавать свою дочь замуж за человека орудия. Отец мечтает породниться с кем-нибудь из людей дворца.
– И я даже знаю с кем, – мрачно заметил Алаксанду.
Зинар покраснела: навязчивые ухаживания главного чашника Тамаса ни для кого не были секретом.
– Что же нам делать? – спросила она, робко прикоснувшись к руке молодого человека.
– Я найду выход, – твердо ответил он, сжимая ее руку. – Мы будем вместе.
Договорившись встретиться завтра возле камня бога Аполлу, они расстались. Направляясь к дому, Зинар обернулась – Алаксанду решительно шагал к западным воротам дворца.
«Он хочет посоветоваться с Гисахисом», – догадалась девушка.
Гисахис был главным писцом при дворе Табарны и другом Алаксанду.
В помещении халентувы7, отведенном писцу, служившему одновременно канцелярией, архивом и библиотекой, пахло глиной и розовым маслом. Центр просторной комнаты освещал стоящий на столе из бука медный светильник, представлявший собой наполненный маслом плоский сосудик с ручкой и отверстием сверху для плавающего в масле фитиля. Углы комнаты тонули в полумраке, казавшемся несколько зловещим из-за темных рядов деревянных полок, которыми от пола до потолка были заставлены стены. На полках выстроились в ряд квадратные глиняные таблички разных размеров. Маленькими круглыми табличками почти доверху была заполнена тростниковая корзина, стоявшая возле стола рядом с небольшой скамейкой, покрытой козьими шкурами. Через открытую дверь, ведущую во внутренний дворик, виднелись круглые печи для обжига и скамьи из кирпича с остывающими табличками. Еще одна сырая табличка из зеленой глины, подготовленная к работе, лежала перед Гисахисом, который задумчиво смотрел на стоящего перед ним взволнованного Алаксанду.
Худое лицо придворного писца не было красивым, но привлекало мягким взглядом умных глаз редкого у хаттов голубого цвета. Несмотря на свою молодость – он был лишь на семь лет старше двадцатитрехлетнего Алаксанду – Гисахис снискал всеобщее уважение благодаря незаурядному интеллекту: для общины его мнение было не менее авторитетным, чем слово уашебу8, а царь поручал ему составлять указы и письма главам соседних государств, вполне полагаясь на его дипломатический талант.
– Я ведь простой человек, привык работать руками,– горячо говорил тем временем Алаксанду, – а ты так умен, помоги мне… Ты же знаешь, мы с Зинар любим друг друга.
Гисахис сдержанно кивнул: он знал это, но знал он и еще кое-что – на Алаксанду заглядывалась не только Зинар, сама Кутти – единственная дочь царя страны Хатти была явно неравнодушна к красавцу-меднику. Для Гисахиса это открытие стало тяжелым ударом: он никому бы в этом не признался, но быстроглазая Кутти, которая на его глазах из забавной резвой девчушки превратилась в очаровательную непосредственную девушку, была болью его сердца. Тем не менее он сочувствовал другу, понимая, что и ему не видать счастья, о котором тот грезит. Но, посчитав слишком жестоким высказать эту мысль, вслух он сказал:
– Я подумаю, что можно сделать. Собственно, единственная возможность – обратиться к общине. Хотя хаппира уже не пользуется таким авторитетом, как в былые времена, когда и царь, и люди дворца, и жрецы безропотно повиновался ее решению. Но попробовать стоит.
5
Луцци – трудовая повинность, состоящая в выполнении работ на полях или виноградниках, вспашке земли, уборке урожая и т.п.
6
Пурулли – у хаттов праздник Нового года, отмечавшийся весной.
7
Халентува (хат.) – дворец.
8
Уашебу (хат.) – старцы, наиболее уважаемые члены общины, советники царя, а также арбитры в спорах между членами общины.