Страница 2 из 5
Связь с родным Вятским краем не прерывалась в основном по письмам, которые писали часто. Родных и знакомых гостей из Вятки они принимали с искренней радостью и сердечной теплотой. Первый раз мама отправила меня одного пятнадцатилетнего на летние каникулы к тёте на Украину. Очень волнуясь по поводу пересадки в Москве, она сообщила о моем проезде Ольге и Вере. Родственниками мы не были, но маму связывала с ними крепкая детская дружба. В поезде я познакомился с двумя девчонками, которые, как и я, ехали на каникулы на Украину. Мы уговорились, как проведём остановку в Москве. По прибытию поезда на вокзал я в окошко приметил тётю Веру и тётю Олю, которых узнал по фотографиям. Я попытался улизнуть в другой выход вагона. Но не тут-то было. Это был какой-то вихрь. Меня поймали, опознали, расцеловали и не успел я опомниться, как уже пил чай с алычовым вареньем на квартире в Потаповском переулке, а они сидели рядом, с восторгом разглядывали меня в четыре глаза, вслушивались в мою речь и расспрашивали о Вятке. За день они успели показать мне Москву, Красную площадь, стаскали на какую-то выставку картин и вечером проводили на Киевский вокзал. Потом я много раз, будучи в Москве, пользовался их бескорыстным гостеприимством. Говорят, что эти свойства души: доброжелательность, искренность, стремление помочь человеку – присущи всем вятским, живущим не только в Москве. Везде они организуют что-то вроде братства земляков. Самое примечательное то, что они любят иногда ходить на Ярославский вокзал Москвы к приходу поезда «Вятка» и посмотреть на приезжих, а главное послушать родную вятскую речь. Это как бальзам на душу.
Кафедральный собор ХVII век. Разрушен в 1930 г.
Скороговорку вятского говора, изобилующую множеством своеобразных фонетических, морфологических и синтаксических особенностей, трудно понять даже русскому жителю центра России, а для иностранцев просто невозможно
Вот идут по перрону Ярославского вокзала только что прибывшие пассажиры поезда «Вятка»
Внук с бабушкой:
-Лико, бауш, Москва– те сколь баска да велика! Эко народу– то кма.
– Нечо боле баять. Здись-ка брылу – то не распушшай да зенки – те разинь, а то пестерь – от уташшат. Не потеряй мотри. Песпешай – дожж будет, замочит фсё нашо имушшество-то.
Старик объясняет попутчице:
– Г доцери приехау. Повидацця. Онна дочи – то у меня. Мати – то ужо стара стала. Ко смерти нашо дело подвигаецця.
Молодая девка объясняет, встретившим ее родственникам:
– На враця хоцу уцицця, буди на фелшора.
Стайка школьников, приехавшая на экскурсию в Москву.
– Учительнича баяла – сперва в чентер на Красну плошшадь надо. Туды и пойдем.
Удивительно и то, что эта связь взаимна и носит порой какой-то мистический характер. Однажды осенью, будучи в районе близ их родины в суете забот командировки, мне вдруг совершенно беспричинно захотелось сделать им сюрприз. Всё сложилось просто, удачно и быстро: у хозяйки дома я купил отборный лук-репку, а на почте нашелся подходящий ящик. Их удивлению не было предела, когда пришел этот привет с родных мест. «Мы никак не могли понять, – говорили потом они, – как ты догадался, что у нас проблемы именно с луком».
С годами ностальгия по Вятке и родным пенатам не ослабевает. Не так давно две девяностолетние бабушки рискнули навестить родное село и побродить по милым сердцу просторам. Когда в окошке вагона замелькали остроконечные елочки, они не смогли сдержать слез.
Вид на р. Вятку
2. Две разные ВЕРЫ
Вера Павловна была из простой крестьянской семьи. Крепкие мужчины семьи занимались лесосплавом по рекам Вятке, Каме и Волге, женщины занимались домашним хозяйством и воспитывали детей.
Вера Павловна, как говорят в народе, была «шибко партийной». Идеи революции и социальной справедливости полностью и надолго захватили её ум и душу, и вера эта была крепка.
Постепенно занятия домашним хозяйством отошли у неё на второй план, а женские радости просто не интересовали. Родив в свое время пятерых детей, она переложила их воспитание на мужа. Жили на разных квартирах, часто переезжая. Умерла во младенчестве дочь. Муж устал от такой жизни и, когда дети подросли, ушел к другой женщине, создав нормальную семью.
Дети были умны, здоровы и самостоятельны. Старший сын очень рано пошел работать и скоро стал мастером на все руки. Средний был определен в интернат на гособеспечение, закончил отлично педучилище и университет, готовился к аспирантуре. Младшие браться сидели дома, читали книжки, рисовали, рассматривали картинки старых журналов и газет. Из дома выходили редко, т.к. имели одни штаны на двоих.
Вера Павловна, получив свободу, ушла с головой в партийную работу. Она рано уходила на работу, появлялась дома затемно, много курила, перекусывала, где придется, часто ночевала на рабочем месте. В партийной иерархии она была работником средней руки этакой «рабочей лошадкой», на которую валили всё, пока везёт. А вести она могла много. От природы она была здорова, крепка, энергична и хорошо образованна.
Когда грянула война, старшие сыновья сразу ушли на фронт. Один погиб в августе 1941 года на Корельском фронте. Через два года призвали младших на Дальний Восток.
Когда в пригородном колхозе не осталось мужиков, её на год направили в колхоз – председателем. Жила она в большой холодной колхозной конторе. Как-то летом родственники решили съездить к ней в колхоз, видимо, с тайной надеждой немного подкормиться. Взяли и меня. Прожив одни сутки, вернулись ни с чем. Спали на жестких лавках. У неё ничего своего не было. Остались тоскливые воспоминания пустой избы с обрывками на стенах каких-то плакатов.
После колхоза она работала на почтамте и лектором в обществе «Знание», где специализировалось по атеистической пропаганде, жестоко обличая церковь, как «опиум народа» и утверждая коммунистическую идеологию.
В войну Вера Павловна имела привилегированную продовольственную карточку, положенную ей по партийному рангу. Никаких других привилегий она не имела и не добивалась, продолжала жить в комнате коммуналки в деревянном доме. Робкие намеки родственников на хлопоты по улучшению жилья резко пресекала: «Люди ещё в подвалах живут».
В свободные минуты и праздники любила слушать пластинки
Э. Карузо, Ф. Шаляпина, В. Собинова, могла и сама спеть и сыграть на гитаре. Втайне от всех Вера Павловна писала стихи.
После выхода на пенсию она сдала свою комнату государству и жила попеременно у сыновей, где создавала много неудобств из-за своего общительного и властного характера. Дети выхлопотали для неё комнату в благоустроенном доме в центре города.
На здоровье она никогда не жаловалась, поэтому её смерть для всех была неожиданной. Успокоилась Вера Павловна на Макарьевском кладбище под мощной кривой березой у самой дороги, по которой постоянно ходят люди.
Судьба Веры Евгеньевны была совершенно другой, и более трагичной. Она была истинно православной веры.
Вера родилась в многодетной учительской семье, благородные корни рода которой уходят в далекое прошлое. Получив хорошее образование, она работала учительницей младших классов. Замуж вышла по настоянию родителей за молодого красивого священника отца Леонида и родила семерых детей (трое умерли во младенчестве).
Отец Леонид служил в прекрасной церкви, построенной в середине XIX века в честь победы в Отечественной войне 1812 года. Семья жила в хорошем большом доме с приусадебным участком.