Страница 5 из 5
Я снова посмотрела в окно.
Мемуар был столь хорош, что мне хотелось читать его медленно-медленно, растягивая свое удовольствие.
«С Юлей я познакомился в следующий приезд. Все студенческие потоки были разными, и в них выделялись отдельные компании. В этом четко выделялась группа «хлебников» – то есть работников хлебокомбината. Это была очень небольшая и очень дружная группа – 4 девчонки, которые снимали комнату в двухкомнатной квартире 12-этажного дома у полупарализованной бабки.
Этими хлебниками были моя Юля, еще одна Юля, Галя и Света, которая была старостой. Пятой в компании была Татьяна (D11), но она жила в частном секторе у тетки.»
Прочитав эти слова, я, кажется, наконец разобралась в классификации, которой придерживался мой бывший преподаватель.
Имена он сохранил подлинные, за исключением моего – видимо, как раз потому, что меня все-таки имел – и Валиного. Но тут, возможно, он сделал отступление от реальности только для того, чтобы мы с подругой носили одинаковые имена, как было на самом деле.
Я уже поняла, что к классу «А» он отнес тех женщин, с которыми хоть раз в жизни занимался сексом. Но ни со второй «Юлей» – то есть с грудастой Валей – ни с Галей, ни с нашей старостой Светкой он не только не занимался сексом, но и вообще не проявлял к ним никаких признаков мужского внимания. А Татьяну он просто щупал, я однажды подсмотрела это в передней нашей съемной квартиры, куда та регулярно приходила по вечерам выпить водки и спеть несколько песен: у нее были такие груди-мячики, что только дурак мог отказаться от проверки их на упругость – это я знала абсолютно точно, обсудив все с нею уже на той сессии, когда Виктора Васильевича с нами больше не было. Значит, старосту Наташу он тоже не имел всерьез, а только щупал в разных местах. Причем не раздевая, в отличие от своей бывшей студентки: у математика классы наверняка строились по убыванию степени…
Поняв это, я невольно улыбнулась. Как ни странно, увидев упоминание еще о каких-то женщинах из нашей академии, «прошедших через него», я ощутила запоздавший на двадцать лет укол ревности. Ведь все-таки эта хамоватая Наташа существовала в его жизни параллельно со мной…
«Незадолго до экзамена староста Света после лекции решительно отвела меня в сторону. Узнав таксу, она осталась довольна, но прежде чем я отошел, сделала мне предложение. Догадавшись, что я плохо питаюсь (в столовой, находящейся рядом с академией, кормили перемолотым и плохо прожаренным дерьмом, и на самом деле я питался в основном водкой), она предложила по вечерам заходить к ним ужинать, поскольку у них были кое-какие припасы. Разумеется. я согласился и, не дожидаясь даже намека на вопрос, ответил, что компания, в которой я буду ужинать, получит свои отметки просто так.
И я стал регулярно ходить ужинать к хлебницам. Понимая, что не имею права объедать девчонок, дав каждой сэкономить всего по 100 рублей, я стал приносить спиртное. И так наша маленькая компания устоялась.»
Я вспомнила, как все бывало. Виктор Васильевич в самом деле уже в самую первую сессию стал душой нашей девчоночьей компании. Высокого роста, хоть и слегка сутулый и вовсе не спортивный на вид, он всегда носил белую рубашку с галстуком, был коротко стрижен и гладко выбрит. Из разговоров мы узнали, что помимо математического университета он имеет второе образование – какой-то институт литературы в Москве. Что он лет десять служил внештатным корреспондентом при вечерней газете его города, областного центра. Что не помешало ему, уже вернувшемуся из Ленинграда кандидатом математических наук, еще и заработать ученое звание «доцента». Виктор Васильевич был очень интересным человеком, я таких и не встречала в доинститутской жизни. Он мог говорить на любую тему, а по вечерам в нашей комнате за столом пел. Причем, что самое любопытное, в разговоре он слегка картавил, объясняя это своим «полудворянским» происхождением – а пел чисто и ясно. Голос его был так звучен и приятен, что порой он вставал из-за стола, выпивал рюмку водки и, раскинув руки, как Шаляпин, пел что-нибудь такое, от чего у меня бегали мурашки по позвоночнику…
Истинный бог, стоило приехать учиться в эту гадкую Московскую академию лишь для того, чтобы встретить на своем жизненном пути такого замечательного во всех отношениях человека. Пусть эти встречи и ограничились у нас двумя моими сессиями…
«Юле было лет 25, она уже имела мужа и ребенка. Роста она была среднего, достаточно стройная. У нее были ярко-зеленые очень злые глаза, весьма характерные для татарок нашего региона, практически отсутствующие мешочки грудей (что всегда наблюдается у 20-30 летних только что откормивших женщин, когда молочная железа ужа изуродована кормлением, система связок Купера уже разрушена, а жировое окружение, которое по сути и составляет объем молочной железы, еще не наросло). Единственно потрясающим элементом ее тела были ноги.
Причем, как ни смешно, ноги Юли я впервые оценил не в натуре, а… на фотографии. Кончался ХХ век, о цифровых фотоаппаратах еще никто и не мечтал, но все женщины любили фотографироваться. И эти не были исключением.
Каждая привезла альбом, где можно было увидеть их самих, сопливых детей, дебилообразных мужей, всяческих родственников и подруг – неплохих, видимо, людей, но с лицами, тронутыми печатью вырождения и идиотии, что всегда бывает в периферийных городах
И вот когда в первый мой визит – мы тогда еще сидели на кухне, а потом стали накрывать большой стол в комнате, где можно было разложить все, поставить несколько бутылок и, удобно сидя на диванах и кушетках, петь песни до глубокой ночи, благо хозяйка была глухой… – когда в первый мой визит я из вежливости, из чистой вежливости взял пролистать альбом Юли и увидел ее ноги в черных колготках, то понял, что пропал.
Пропал насмерть и необратимо.
И что умру, если не заполучу эту женщину. Нечто подобное я уже испытывал, когда-то впервые увидев свою очень молодую и очень привередливую любовницу Элеонору (А9), но тогда мною овладело какое-то помутнение, поскольку Элеонора (А9) – если называть вещи своими именами – была просто тощей. А ноги Юли казались – не боюсь повторять это слово вновь и вновь – самим совершенством.
Причем в реальности все сидели вплотную к кухонному столу и ни чьих отдельных ног я нихера не видел.
Но на меня напало какое-то наваждение.»
Наверное, это в самом деле было наваждение, – подумала я, невольно поддернув юбку и выставив перед собой правую ногу.
Ничего особенного в моих ногах никогда не было; точнее – они были не хуже. но и не лучше, чем ноги окружающих меня женщин. Правда, и сейчас они сохранили относительную стройность, и я даже не страдала – в отличие от большинства своих сверстниц – отвратительной «зоной галифе», несмотря на сидячую работу. Правда, из-за этой самой сидячей работы мне уже лет пять как приходилось носить специальные компрессионные колготки, без которых к вечеру мои ноги отекали, принося некоторые неудобства. Но все это в общем было ерундой, ноги мои сейчас казались красивыми, а в молодости были в общем средними.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.