Восход Красной Луны

========== День 1. ==========

POV Кэтрин.

- Fuck! Ну и помойка!

Это были те слова, с которых мои воспоминания о ней были особенно яркими. Наверное, в жизни людей однажды все меняется. В лучшую сторону или же в самую дерьмовую – это не важно. Ясно было одно: эти перемены, черт их дери, самые паршивые в жизни любого человека.

Она сидела рядом со мной и оглядывала наших одноклассниц. Я всегда была смелее ее, всегда была намного уверенней и более сильной. Но почему-то я всегда будто следовала за ней. Иногда мне кажется, что лидерами не становятся. Ими рождаются. И как бы мы ни старались, как бы я ни прикидывалась самой сильной, а она самой слабой, мы обе знали, кто из нас вожак.

- Как мы их убьем, Кэт? – спросила она, нарушая поток моих бессвязных и пустых, никчемных мыслей. – Перестрелять из папиной винтовки?

- Я предлагаю взять их на прицел. А потом устроить техасскую резню бензопилой.

Елена взглянула на меня, будто не ожидая такой жестокости. Странно, мы вместе уже семнадцать лет, а порой удивляемся мыслям друг друга.

- Разрежем их глотки. Вот у той, - я указала на блондинку, стоящую в окружение парней, - вспорем брюхо. Я выпотрошу ей кишки наружу.

- Мы. Мы выпотрошим.

Я отобрала у нее сигарету и сама сделала несколько затяжек. Кто бы что ни говорил, а мы все-таки любили друг друга. Любили той сестринской, извращенной любовью, о которой мало кто говорит или пишет, но о которой все мечтают.

- Нам надо идти, - произнесла Елена. – Надо идти играть в этот волейбол.

Мы пошли на спортивную площадку, которая была отлично украшена каким-то жухлым газоном и толпой тупых одноклассников. Эти проститутки и наркоманы уничтожали меня и сестру изнутри. Они приводили в бешенство разговорами только об одной “бухаловке” или массовом “перепихе”. Да, я и Елена были изгоями и друзей у нас не было, но мы выделялись среди этой кучки безмозглых, тупорылых кретинов. В десять лет мы дали друг другу клятву быть вместе до конца нашей гребаной и скучной жизни. Банально и, быть может, немного сентиментально, но мы держали свое слово уже в течение семи лет.

Нас разделили по командам. Изгоев, таких, как я и Елена, а также других неудачников отнесли в одну команду, а всех остальных – в другую. Думаю, мир изначально любил разделять людей на слои, и это выводит меня из себя. Так вот, нас отнесли к самому низшему разряду.

Я взглянула на Елену. Она вставила наушники в уши и приготовилась к отбиванию мяча. И если я была бунтаркой, то моя сестра вела спокойную и тихую жизнь. Мир переполнен стереотипами о том, что все изгои либо ботаники, либо не могут за себя постоять. Это не про нас. Мы курили, посещали вечеринки лишь затем, чтобы напиться, иногда я срывала уроки и ссорилась с учителями. Нас никто не унижал. Мы сами могли унижать.

Игра началась. Стоит ли говорить о том, что мы выглядели просто слабаками по сравнению с нашими спортсменами? Это было очевидно.

Элита школы – особая каста. Меня раздражает один только их внешний вид. Все, чего мы с сестрой хотим – перерезать глотки этим ублюдкам на выпускном, а потом покончить жизнь самоубийством. И мне плевать на то, какого мнения обо мне возникнет у кого-либо. У каждого своя жизнь, и пусть ублюдки не суются в мою изгаженную и прокуренную, мерзкую душу.

Елена скромно стояла в стороне, иногда осмеливаясь отбивать мяч. Она была еще большим изгоем, чем я. Но порой меня поражала ее жестокость и то, какие садистские фильмы она смотрит. Несмотря на всю застенчивость, моя сестричка не позволяла себя обижать. Я горжусь ею, я люблю её.

Наш мрачный городок – полная помойка. Нет, мы не мечтали стать актрисами и покорить гребанный Голливуд, будь он проклят. Нам нравилась эта дыра, здесь было полно жалких, мерзких людей. Все, чего мы с сестрой желали – нашего ближайшего выпускного и больше ничего. Нам было плевать на свой внешний вид. Мы одевались как зря, слушали тяжелую металлику и иногда развлекали себя тем, что снимали предполагаемые вариации нашей смерти. У нас был фотоаппарат, была искусственная кровь, и было море фантазии. Конечно, наш школьный проект не оценили, и даже вызвали нашу безумную мамашу, но было плевать. Ведь я и сестра получали удовольствие, когда устраивали фотосессию.

Елена отбила мяч так, что получила очко в пользу нашей команды. Форбс проявила все свое недовольство. Кэролайн Форбс и Хейли Маршалл – две мозоли в нашей жизни. Безмозглые, наркоманские шлюхи, живущие за счет своих родителей. Они только и делали, что курили, трахались и разъезжали на машинах с парнями. Интеллект в степени минус бесконечность, а духовного мира даже под микроскопом не разглядеть.

Я включилась в игру, мы стали хоть и с большим отрывом от наших соперников, но выигрывать. Хоть какие-то очки мы получали с помощью меня и моей сестры. Форбс и все ее подружки были просто в бешенстве. Я мысленно представила, какой страх будет в их глазах, когда я буду перерезать брюхо этой сучки.

Свисток учителя заставил всех прекратить игру. Я подошла к сестре, которая была одета в точно такую же страшную, спортивную форму, что и я. Но я уже говорила: нам было плевать на свой внешний вид. И это были не просто слова.

Я стояла рядом с Еленой, которая сняла кофту. Сегодня и правда было жарко. Она была одета в широкую, растянутую футболку какого-то бледно-голубого или серого цвета.

- У меня болит спина, - произнесла Елена, выгибаясь назад и держась за поясницу. – Это просто ужас.

- Не вздумай умирать раньше меня.

- Я не сдохну, пока не повеселюсь на выпускном.

Мы были не из тех, кто обменивается всякими «родная», «сестренка» и прочим пошлыми, никчемными любезностями. Мы любили друг друга и были неразлучны, но в жизни не произносили этих тошнотворно ласковых слов. И дело было даже не в том, что мы зависели от стереотипов. Просто мы в этом не нуждались.

Из наушников Елена доносилась громкая музыка. Создавалось впечатление, что играют на всех возможных инструментах, и орут при этом что-то нечленораздельное. Это была самая прекрасная музыка для нас!

- Гилберт, кинь мяч! – пренебрежительно крикнула Маршалл.

- Я ей нарисую улыбку ножом, - произнесла я, когда Елена поднимала мяч. – Она будет само воплощение Джокера.

- А ты не думала о кислоте?

Я улыбнулась. Эта идея показалась мне заманчивой.

- Мне надо забрать кофту, - проговорила я и направилась к скамейкам, за которыми сидели парни.

У всей нашей школы было какой-то массовое половое созревание. Меня воротило только от одного взгляда этих ублюдков на меня, мою сестру или потаскух нашей школы. Подойдя к скамейке, я взяла кофту и взглянула на одного ублюдка, который нравился моей сестре. Елена не признавалась в этом, но я догадывалась. Конечно же, она не стала бы бегать за ним, писать стихи и напиваться таблеток от неразделенной любви. Ей было плевать на все эти штучки. Я старалась полностью возместить сестре недостаток внимания всего общества.

- Эй, Гилберт!

Я подняла взгляд. Еще один придурок – Коул Майклсон. Он думает, что если у него есть деньги и внешность, он сможет трахнуть кого только пожелает.

- Я люблю целочек.

Его дружки громко захохотали. Я взяла кофту и, взглянув на них исподлобья, показала фак. Мне нравился этот жест, а еще нравилось, когда на их лице появлялось недоумение от того, что они не могут меня задеть своими якобы оскорблениями.

Я бы, возможно, и пару матерных комплиментов им сказала, но мое внимание было отвлечено тем, что я услышала крики. Обернувшись, я увидела, как Форбс толкает Елену, а после валит ее на землю. Не помню себя в такие моменты. Вернее, я не знаю себя в такие моменты. Я просто смутно помнила, что ускорила шаг и направилась прямиком к этой суке. В моих жилах бушевала кровь, и я чувствовала всю неистовость, которая поражала, как вирус, клетки моего тела. Гнев и злоба подчинили волю, и было яркое, острое желание врезать этой шлюхе. Бросив кофту неподалеку, я схватила Форбс за волосы, отчего та громко закричала, и поволокла ее в сторону. Ко мне сразу же подбежали все ее дружки и оттащили, хоть я и продолжала брыкаться.