Страница 2 из 5
Он рубанул бритвой, точно шашкой.
Даже Буденный бы позавидовал такому удару.
Что-то разноцветное просыпалось на загаженный пол. Существо истошно вопило, носясь по комнате и тряся искалеченной конечностью. Оно, кажется, было совершенно обескуражено подобным поворотом событий.
- Иееера канасои?! Иееера?! - выла голова. - Ауууаге шаанаге!
Зависнув над парикмахером, который занял крайне выгодную позицию возле двери, существо обиженно, точь-в-точь, как наказанный за провинность мальчишка, шмыгнуло носом и прошипело:
- Иееера касуи? Ауууаге шаанаге ниен. Карасабаши!
- Ага, - согласился Сергей Петрович, подняв бритву.
Но голова ошибки не повторила и осталась на месте. Вместо того, чтобы напасть, она активно заработала челюстями - жевала и жевала, сопя и надувая щеки, будто оживший резиновый шарик. На что-то это было похоже. Что-то очень знакомое. И как только Сергей Петрович понял...
Огромный пузырь, как от жвачки, появился мгновенно.
И лопнул.
*
Ему снился оранжевый дракон.
Вообще-то Сергей Петрович всегда думал, что драконы - это такие огромные крылатые монстры с хвостом и пастью крокодила. Как правило, злобные, они стерегут сокровища и похищают принцесс. Или наоборот. Повадки летающих бестий диктовались ему воспоминаниями детства: посему нельзя было полагаться на них целиком и полностью. Но вот об оранжевых представителях вида память умалчивала.
А меж тем, существо, вентилирующее воздух в парикмахерской ленивыми взмахами крыльев, вполне походило на образ, растиражированный мастерами кино и литературы. Размером с большого кота, дракон выглядел хоть и не сильно внушительно, но уж боевито - точно. Разинув пасть, он недружелюбно косился на Сергея Петровича, и то и дело крутил головой, на которой, подобно знамени, развевался желтый гребень сродни петушинному.
Последняя мысль, как кажется, была высказана вслух - дракон фыркнул и плюнул в стену пламенем. Дальнейшее запомнилось парикмахеру чередой картинок в калейдоскопе: съеживаются обои, горящие волосы на полу, краска пузырями на столе, едкий черный дым от занявшихся огнем флаконов с "химией"; и апельсиновое безумие, что молотит крыльями посреди комнаты. Рука судорожно срывает пломбу с огнетушителя...
Он сел на постели, тяжело дыша.
В комнате царил покой. Тиканье часов, сонное бормотание улицы, приглушенный лай из-за стенки - обыденность укутала Сергея Петровича, словно теплое одеяло. Это чувство убаюкивало, затягивая в омут воспоминаний, но сигнал будильника все разрушил.
Парикмахерская всегда открывалась ровно в девять часов утра.
Улица встретила его осенней сыростью и стылым ветром. В воздухе кружились листья - красные, желтые, багряные, они вызывали у Сергея Петровича смутную тревогу. Неприятное предчувствие все усиливалось, так что последние метры он едва ли не бежал.
Дверь оказалась не заперта.
Здесь прогулялся Мамай рука об руку с Атиллой - огнем и мечом, так сказать. Стены были в копоти и ошметках порванных обоев. Жженная бумага по полу, словно пожухлая листва. Вонь от подпаленного линолеума, гелей, шампуней не выветрилась до сих пор, несмотря на разбитое окно. А сильнее всего пахло горелыми волосами. Глядя на это непотребство, Сергей Петрович вспомнил вчерашний вечер - весь, до мельчайших деталей. Странного визитера, их сражение, удачный выпад бритвой. Оранжевый шар жвачки, лопнувший драконом, и пламя, что расплескалось кругом. Сумасшествие.
Что-то звякнуло под ногами.
На полу валялся колокольчик. Тот, что всегда висел над дверью, предупреждая о посетителях и навевая сентиментальные мысли об Англии, дворецком, гулком эхе замковых коридоров и жаре камина. Все-таки он был для Сергея Петровича чем-то большим, нежели обычной безделушкой. Именно поэтому то, что колокольчик брошен среди мусора, шокировало парикмехера сильнее, чем весь прочий разгром. Долгое время он стоял на пороге - молчаливый, недвижный, как скала. Взгляд бесцельно метался по комнате, словно чайка над волнующимся морем. Подобно ей он пытался нащупать прореху в пелене грозовых туч, какое-нибудь светлое пятно, чтобы победить бурю, что бушевала в душе, - и не находил. Пробовал Сергей Петрович выразить свое негодование и словами, но то ли от избытка чувств, то ли от нехватки самообладания выходило что-то нечленораздельное вроде "Уйааааахаахаааоооееееууух".
В конце концов победил здравый смысл. От мысли, что кто-то еще может увидеть весь этот бедлам, Сергей Петрович разом обрел и речь, и способность двигаться. Он торопливо запер дверь и скрепя сердце принялся за уборку.
*
Их было пять.
Синий, зеленый, красный, желтый, фиолетовый - пять шариков, в диаметре чуть больше монеты. Он мог бы поклясться, что никогда раньше не замечал их в парикмахерской. Да и в других местах тоже, если подумать. Идеальной круглой формы, твердые и весьма увесистые; Сергей Петрович с трудом представлял, зачем может быть изготовлена подобная штуковина. Слишком тяжелая, чтобы служить украшением или, скажем, конфетой. Поскоблив шарик опасной бритвой, парикмахер задумчиво хмыкнул. Ни тебе дефектов структуры, ни краски. Ничего.
- Чепуха, - резюмировал он и ссыпал разноцветную нелепость в мусорное ведро.
Трыньк-дзинь-дзиньк.
В воздухе растекся мелодичный перезвон, чем-то похожий на "музыку ветра", популярную как у жителей таинственного Востока, так и у разномастных любителей "фэн-шуя" здесь, в Самаре.
- Однако, - только и смог сказать Сергей Петрович.
Пошарив в мусоре, он вытащил красный шарик, чтобы тут же бросить его на пол.
Дзинь-дзи-дзиньк! Как показалось, звук вышел резким и отрывистым, словно армейская команда. Шар быстро покатился к двери и был пойман парикмахером лишь у самого порога.
- Однако, - протянул Сергей Петрович.
И впервые за долгое время смог улыбнуться.
*
Минула неделя с того дня, когда парикмахерская и ее хозяин сообща выдержали нападение неизвестных существ. На ремонт пошли почти все сбережения, но Сергей Петрович не расстраивался - оно того стоило. Все кругом сияло новизной и яркими красками, даже вместо деревянной рамы появился прогрессивный ныне стеклопакет.
Лишь над дверным проемом больше не висел медный колокольчик.
Зато на столе, в окружении флаконов, ножниц и расчесок стояла фруктовая фаза. Возьмешь ее в руки - и вовсю катаются по хрустальному дну разноцветные шарики, дзынькая и тренькая. А Сергей Петрович в такие мгновения закрывает глаза, представляя себя где-нибудь в буддийском храме или древнем восточном замке, разодетого во все эти шелковые кимоно. На поясе у него мечи, взгляд невозмутимый, и повсюду снуют дворецкие в кимоно, не забывая каждый раз бить поклоны. Дальше шла чайная церемония - очень-очень длинная, как он помнил из книг. Поэтому неудивительно, что на этом моменте его грезы всегда кто-нибудь да прерывал.
Так и сегодня.
Все шло отлично, пока в парикмахерской не нарисовался оболтус лет десяти с мамашей. Стричь его оказалось сущим мучением: мальчишка ерзал в кресле и крутил головой, рискуя нарваться на ножницы; то и дело Сергея Петровича отвлекала женщина - с упоением листая журнал за журналом, она вознамерилась умотать парикмахера вопросами о стрижках, укладках, средствах для окрашивания и завивки волос.
"Что-то надо делать", - подумал он, в очередной раз чуть-чуть не чиркнув малолетнего сорванца лезвием по уху. Тот лишь йокнул и закрутил головой еще активней.
- Знаете, - сказал Сергей Петрович любопытной мамаше. - На кухне есть отличный журнал мод, который вас наверняка заинтересует. Это там, - указал он рукой в прихожую, пресекая возможные расспросы. - Я вас провожу. А ты сиди смирно и ничего не трогай!
Малец удивленно вытаращил на него наглые глазенки, тряхнув обрезанной наполовину челкой.