Страница 2 из 32
— Ну, будет, будет, — ласково сказал Прыжак, трепля рукой широкий лоб собаки. — Побаловалась, ну, и домой. Пора.
Он подошел к палатке, сбросил с плеча ружье и крикнул:
— Шагдур, иди-ка сюда!
— Я, — ответил голос из соседней юрты.
Полог входа раскрылся, и вынырнула широкоскулая, с оттопыренными ушами и узкими хищными прорезями глаз голова, ашугом и сам Шагдур.
— Что нового? — спросил Прыжак.
— Два гурта прибыл да малый два гурта. А большой гурт не видал.
— Не сбились ли они с дороги? Что-то долго их нет.
— Хто его знает, может и сбились, — ответил монгол, щуря глаза. — Степь большая, дорог нет, — кажной сам себе дорогу топчет.
— А где Осипов и Дамба?
— Пошли скотину глядеть, там, на пади, — Шагдур протянул руку в направлении чернеющего в степи стада.
— Ну, хорошо, — сказал Прыжак. — Иди отдыхай. А завтра утром приходите все втроем ко мне. Завтра решим, что предпринять.
Шагдур кивнул головой, но не ушел. Он стоял, переминаясь с ноги на ногу, и крутил рукоять ножа, болтающегося у широкого цветного пояса.
— Что тебе еще? — спросил Прыжак.
— Хозяин, — тихо сказал Шагдур и подошел почти вплотную к Прыжаку. — Дамба плохо работал, ох, плохо! Мне за него глядеть да глядеть. Какой он пастух, — он коня укрючить[2]) не может… Эх!
— Ну, а зачем ты мне это врешь? — сказал брезгливо Прыжак. — Дамба хороший работник, я знаю, он и коня укрючит не хуже тебя.
— Хороший, хороший! — запротестовал монгол. — А кто с коня пал?
— Ну, ладно, иди спать. Завтра говорить будем, — оборвал Прыжак и шагнул в палатку.
Шагдур постоял нерешительно у входа, повернулся и побрел к своей юрте. Прошел несколько шагов, остановился и сказал:
— Хозяин, а прибавки не дашь?.. Ох, бедный Шагдур, денег беда нужно!
Прыжак ничего не ответил, и Шагдур понуро зашагал дальше.
Ночь выползала из-за потемневших холмов, сжимая со всех сторон заброшенный в степном бездорожье улус.
Прыжак зажег лампу, расстелил на столе план строящегося совхоза и углубился в работу. Под карандашом запрыгали цифры, таблицы, диаграммы. Карандаш намечал пунктиром пастбища, поля под запашку, под посевы культурных кормовых трав. Темными квадратами лежали на чертеже теплые дворы, ветеринарные лечебницы, маслозавод и другие службы…
Ширился чертеж, развертывался степной животноводческий совхоз. Жирной полосой пробежала узкоколейка по белому полю плана. Постройка совхоза подходила уже к концу. Он был расположен на территории Бурято-Монгольской республики. Прыжак же выехал вперед, к границе Монголии для осмотра пастбищ и закупки скота.
Около часа проработал Прыжак. Потом встал, разминая уставшие пальцы, отложил план в сторону и вышел из палатки.
Прямо над головой, на черном небе сверкали огромные холодные звезды.
Степь спала. Прыжак обошел улус, посмотрел свою лошадь, пасущуюся в треногах недалеко от юрт, прислушался. Ни един звук не нарушал тишины.
«Скоро гудки паровозов разбудят степь», — подумал он, входя обратно в палатку; посмотрел еще раз чертеж, бережно свернул его, потушил огонь и лег спать.
* * *
Утренний воздух был бодр, а освеженная росою трава пахла пряно и остро. Солнце, окутанное розовыми легкими парусами облаков, плыло низко наа степью. От земли поднимался зыбкий прозрачный пар, таявший в голубом безбрежии неба.
В улусе начиналась жизнь. Жены пастухов раздували очаги, сложенные вблизи юрт, доили коров и гонялись за телятами, беспокоящими матерей во время дойки. Мужчины праздно сидели у жилищ, поджав под себя короткие кривые ноги. Курили, щурясь смотрели на солнце и вели бесконечные разговоры. Сплетничали, рассказывали степные новости и весело улыбались новым группам пастухов, которые подъезжали, чтобы присоединиться к беседе. День длинен — торопиться некуда. Солнце греет. Хорошо отдыхать — лучше чем работать, а всего лучше сидеть, курить и слушать рассказы.
Женщины, медленно и лениво двигаясь, выполняли скучную каждодневную работу. Они бродили вокруг юрт, чинили их войлочные стены, собирали аргал[3]).
Девушки — с выбритой ото лба до макушки головой и длинными, ослепительно черными, туго скрученными косами — расшивали украшениями праздничные терлики (халаты) отцов. Пестрые краснозеленые платья девушек напоминали фантастические китайские цветы.
Пастухи сидели, покачиваясь корпусом, обдумывали, чем бы заполнить день, и мечтательно посматривали в небо. Они оттягивали момент выезда в степь для осмотра стад. Мурлыкали:
У большой горы
Стоит два доцан
[4]
),
Стоит два доцан
У большой горы…
Без начала и конца тянулась песенка, монотонная как сама степь — их родина.
Монголы не считали нужным помогать своим женам. Разве дело пастуха чинить юрту, шить одежду, вести хозяйство? Нет, это, дело женщин. Пастух должен хорошо укрючивать, хорошо знать степь, а потом он должен отдыхать и ездить в гости. Солнце греет, и торопиться некуда.
Временами пастухи поднимались, вскакивали на стоящих подле юрт лошадей и ехали в гости к очередному соседу.
Дамба сидел у своего жилища и пил чай из- деревянной чашки, держа ее на ладони. Пил медленно, смакуя каждый глоток, и когда намеревался налить уже четвертую чашку, услыхал оклик Шагдура:
— Эй, Дамба, хозяин звал! Скот искать надо. Большой гурт не идет!
Дамба не торопясь допил чай, сказал жене, чтобы она готовила к его приходу «жареху» (жареное мясо), и пошел к палатке Прыжака. Там уже собрались Прыжак, его помощник Осипов и Шагдур, Прыжак сидел на складном стуле, и рассматривал на карте извилистую линию монгольской границы.
— Вот, друзья, — сказал он, когда Дамба подошел. — Главный наш гурт, который ведет Кондауров, где-то застрял. Я думаю, он находится сейчас в районе Гнилой Пади, во всяком случае он мог свернуть в сторону только оттуда.
Прыжак задумался.
— Ты знаешь, где Гнилая Падь? — спросил он Дамбу..
— Знаю.
— Далеко?
— Конь добрый — близко, худой — шибко далеко.
Прыжак засмеялся:
— А сколько километров?
— Кто ее считал, — отвечал Дамба. — Однако три ли, четыре ли солнца ходить надо…
— Ну, так вот, — продолжал Прыжак, — ждать Кандаурова больше нельзя, может быть он действительно сбился с дороги, нужно екать, найти гурт и привести сюда.
— Можно, — сказал Дамба. — Пошто не искать!..
Он раскурил трубку, сплюнул несколько раз на траву и спросил:
— А куда ехать-то?
— К Гнилой Пади, я же говорил, — сказал, раздражаясь, Прыжак. — Эх, Дамба, какой ты непонятливый!
Дамба посмотрел на Прыжака, покачал головой и обиделся..
— Че непонятливый? Гнилая Падь— знаю.
Шагдур спросил:
— Когда ехать, хозяин?
— Сейчас. Собирайтесь и поезжайте— Ладно, — сказал Шагдур. — Идем.
— Шагдур, — остановил его Прыжак. — Ты будешь старшим. Смотри, чтобы скоро и верно все сделать. Если у Гнилой Пади скота нет — спроси в окрестных улусах и догони гурт обязательно. Когда найдешь скот, один из вас поведет его сюда, а другой пусть сразу едет ко мне. Понял? Через четыре солнца буду ждать.
Шагдур кивнул головой и сказал Дамбе:
— Хозяин говорит — я старший, ты слышал? Ну, иди укрючь коней. В полсолнца поедем.
II. «Степь, ох, большой…»
Дамба скакал на толстоногом укрючном коне вокруг табуна. Лошади скучивались, храпели, кидались от наездника в стороны. Привстав на стременах и накренив корпус, Дамба уже несколько раз объехал табун. Он искал лошадь, которую нужно было «заукрючить». Легкий и длинный «ургэ» с ременной петлей он держал, вытянув руку над головой своего коня. Уже три раза уходила от Дамбы намеченная лошадь. Она, казалось, чувствовала, что человек хочет поймать ее, и все время держалась в центре табуна. Достать ее ургэ, чтобы накинуть петлю, было невозможно. Дамба рассердился. Он ударил нагайкой своего коня, привстал выше на стременах и, вытянув ургэ, помчался за лошадью напрямик через табун.