Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 2 из 7

– Я подумала, что эти, из ларька, внешне ничем не отличаются от ваших, но ломаться не будут, гарантирую.

– Ни в коем случае, – закричал Валерий Валентинович, – нужно искать возможность и снимать только сосиски заказчика. Они же нас не поймут. Как я буду сдавать ролик?

– Я вы им ничего не говорите, – тихо сказала повариха, поставила тарелку на стол и ушла.

Мы заменили хозяйские сосиски на принесенные. Они действительно ничем не отличались. И снова: «Мотор. Камера. Начали!» Лидочка протягивает вилку, накалывает… и сосиска не ломается. Ура, получилось!… Но Шурик забыл намазать «горчичку», а Лидочка уже откусила кусок – всё сначала.

– Дайте тазик, – кричит Селезнева, – мне нужно выплюнуть эту дрянь!

К концу съемки тазик был полон. Наталье Игоревне досталась малозавидная роль – плевать в него после каждого дубля. Дублей было много, потому что Александр Сергеевич постоянно ошибался. То снова промазывал горчицей мимо сосиски, то о чем-то задумывался и не реагировал на команду «Начали», то не попадал вилкой в сосиску. Мы смеялись, обсуждали ошибки, Селезнева вспоминала, что на съемках фильма она вообще два тазика нажевала. А он словно не присутствовал на площадке, вроде бы все делал, старался, но глаза были абсолютно пустыми и равнодушными. И я все ломал голову, ну что же я не так делаю, почему он так себя ведет, почему уклоняется от расспросов о фильме, почему не поддерживает заданную Селезневой положительную тональность съемки. Даже на фотографии вместе со съемочной группой он вроде бы случайно закрыл лицо рукой....

Наконец все получилось. Мы совместными усилиями добились почти стопроцентной похожести, но мне не хотелось говорить: «Съемка окончена. Всем спасибо». Хотелось продолжать общаться, слушать смешные истории Натальи Игоревны, следить за грустным Александром Сергеевичем, чувствовать сзади восхищенные взгляды бывших коллег и приятное посапывание Валерия Валентиновича, словно это он придумал, как выкрутиться из ситуации с вялыми сосисками заказчика. Ко мне подошла Наталья Игоревна и потрепала волосы:

– Хитрый вы. Ничего, вроде бы, не сделали, не кричали, не психовали, а я как дура сожрала целый мешок дерьмовых сосисок, выложила все тайны, да еще и ролик сняли достаточно быстро.

Мы погасили свет и пошли смотреть отснятый материал, а актеров отвезли в гостиницу отдыхать, поскольку вечером их ждала традиционная «культурная программа» в виде посещения лучшего ресторана города, а рано утром самолет в Москву.

Наталья Игоревна вошла в холл ресторана, словно королева, в роскошном платье и бриллиантовом колье, позади нее ссутулившись брёл Александр Сергеевич. Глядя на него, складывалось впечатление, что он даже не переодевался, а после съемок прямо в костюме лег на кровать и заснул. Нам выделили самый удобный стол – мы видели всех, нас не видел никто. Селезнева продолжала щебетать, смеяться и подтрунивать над Демьяненко, а он с жадностью накинулся на еду и не дожидаясь тоста, опрокинул рюмку водки, а после третьей в его глазах появилась еще большая, чем на съемках, тоска.

Официант принес очередные разносолы. Мы продолжали болтать о кино, о ролях и, конечно о Гайдае: какой он хороший, какой он талантливый, как он любит актеров и как актеры любят его, как он помог начинающим опериться и почувствовать себя в профессии, как сделал из молодых и неопытных актеров настоящих звезд, которых по сей день узнают на улице. Александр Сергеевич выпил очередную рюмку и глядя мне в глаза тихо сказал:





– Как я его ненавижу! – за столом все затихли. Я чуть не подавился от его слов и от его взгляда. – Не-на-ви-жу! Он мне всю жизнь сломал. Мне 62 года, а я до сих пор «Шурик». Какой я «Шурик»? Я должен был Гамлета играть. Меня Козинцев утвердил на главную роль, а тут Гайдай со своей «Операцией». Читаю сценарий – дурацкая комедия, подумал снимусь и все забудут. Сижу, жду звонка Козинцева: месяц, два, полгода. Потом не выдержал сам позвонил на «Мосфильм», а там говорят, что после премьеры «Новых приключений Шурика» худсовет решил отказаться от моих услуг и Гамлета теперь будет играть Смоктуновский.

Несколько лет спустя, работая в архиве «Мосфильма» и пересматривая папки с фото-пробами актеров, я вспомнил этот разговор с Александром Сергеевичем и попросил работницу архива принести мне папку с пробами на «Гамлета». На первой странице были приклеены несколько фотографий молодого Демьяненко в образе принца датского, а под ними два штемпеля: первый – «Утвердить», с подписью Георгия Козинцева, второй – «Не утвержден», с подписями членов худсовета. Хочу сказать, что это был бы фантастический Гамлет. Нет, он не был бы похож на Гамлета в исполнении Смоктуновского, но это был бы гениальный Гамлет. А тогда, в ресторане, я был уверен, что это немножко алкоголь, немножко «звездная болезнь» развязали язык Александру Сергеевичу. Какой из него Гамлет. Так, наверное, думал не только я, но и все сидящие за столом. Александр Сергеевич, видимо почувствовал это и больше тему «Шурика» и «Гамлета» не затрагивал.

– Сашенька, давай ты не будешь больше пить, – обратилась к Демьяненко Наталья Игоревна, – ты же знаешь чем все может закончится.

– Все будет хорошо, – ответил он и обратился к нам, – простите, я испортил вам настроение своим нытьем. Обещаю, больше не буду. Но еще рюмочку выпью за здоровье Юры Беленького. Он вытащил меня с того света, пригласив сниматься в его «Клубничке». Дурацкий сериал, но после него меня почти перестали называть на улице «Шуриком». Простите еще раз, обещал ведь больше не упоминать это имя.

Александра Сергеевича словно подменили, он балагурил, рассказывал о своей приемной дочери Анжелике Неволиной, что он любит ее как родную, а она почему-то называет его «Дядя Саша». Мечтал, что приедет в Ленинград и обязательно на весь гонорар накупит ей подарков. Наталья Игоревна напряглась и что-то начала быстро шептать ему на ухо. Он кивнул ей и продолжил рассказывать, но как не старался, а разговор все время скатывался на его невостребованность, на то что он заложник одной роли, что из-за этого его так ни разу и не дали сыграть серьезную роль.

Я слушаю, а в голове звучит его голос, который я помню с детства, голос которым говорили почти все знаменитости западных фильмов: Жан-Поль Бельмандо, Роберт Де Ниро, Джон Войт, Стив Бушеми. Я смотрел на подвыпившего Александра Сергеевича и вспоминал не Шурика, я вспоминал его Диму Горина, Илью Сохатых из «Угрюм-реки», Валерия Сергеевича из «Учителя пения», интеллигентного милиционера Шестакова из «Зеленого фургона». Он сыграл почти в ста фильмах и пусть в большинстве это были эпизодические роли, но каждая из них не оставалась незамеченной. А он был обижен, считал себя обделенным, болезненно переживал каждый отказ после проведенных проб и много пил. Он сторонился больших компаний, не любил ходить по многолюдным улицам, избегал навязчивого общения, поэтому дублирование фильмов стало спасением: его никто не видел, он сидел в темном помещении и вживался в образы чужих людей, после чего нам, зрителям, казалось, что не может Бельмандо и Де Ниро говорить по-другому. Как я удивился, где-то в году 80-м, когда узнал, что Донатас Банионис – это только лицо, а голос – это Александр Демьяненко.

Неожиданно в разговор вмешалась Наталья Селезнева:

– А вы еще не знаете, как Сашенька может попадать в артикуляцию, даже не смотря на персонаж. Он накуривает в тонстудии, поворачивается спиной к экрану, смотрит на проекционный луч и по его пульсации может в точности попадать в нужные слова. Так никто в мире делать не умеет.

После этих слов Александр Сергеевич смущенно отвел глаза и сильно покраснел, но было видно, что он доволен услышанным. И сколько бы он не говорил о своей невостребованности и ненужности, все вокруг понимали, да и он сам понимал, что без него трудно представить советское кино.

Мы считали, что останемся незамеченными в ресторане и спокойно сможем посидеть, но официанты быстро разнесли слух о «Шурике», и к нам то и дело стали заглядывать всевозможные личности с просьбой дать автограф и сфотографироваться. Отбиваться было бессмысленно. И все сказанное Александром Сергеевичем, в очередной раз свелось к нулю. Для простых людей он навсегда остался «Шуриком». Другой бы принял это, как должное и купался бы в лучах славы, но только не он.