Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 14 из 15

Георгий Барабанов

Калининград

До 90-х служба в армии: Германия, Афганистан. В 90-е уволен в запас в звании полковника. После 90-х – военный пенсионер.

Воспоминания полковника

О себе. Я, Барабанов Георгий Николаевич, проживаю в Московском районе города Калининграда, на острове Канта. Пенсионер Министерства обороны. Полковник в отставке. Ветеран боевых действий.

В 1993 году ушел по доброй воле на пенсию. Решил, что боевому офицеру не пристало служить в «потешных войсках». В те годы так было: сегодня не знаю, что будет завтра. По несколько месяцев не платили (в том числе и офицерам, и всем остальным военным). Армию «дооптимизировали» так, что в полку на построении стояла треть рядового состава, треть прапорщиков и треть офицеров. Лейтенанты ходили старшими в наряд по кочегарке, по столовой и т. д. Боевой подготовки не было вообще.

Были порушены семейные узы, забыты традиции, исчезли надежда и вера в будущее. Люди вешались, спивались, сходили с ума. В том числе и в армии. Нечем было кормить детей. Легче застрелиться, чем смотреть в голодные детские глаза! Начал расцветать беспредел. Бандюки делили имущество и сферы влияния. Много людей пропадало.

Купил я на выходное пособие сад (4 сотки) в 10 минутах ходьбы от дома. Бабка Анфиса продала сад потому, что ее дед как-то с вилами остался на ночь караулить грядки в саду. Этими вилами его и закололи. Звереть начали люди! Слева небольшое озеро Круглое, справа – небольшое озеро Длинное. В 4 утра ходил поливать грядки и рыбачил. Ловил плотву, карасей и линей. Вечером с 16 часов все повторялось. Гонял бомжей, которые все на огородах «вычищали», несли сумки к магазинам. Там шел обмен: бабке – сумку, а она бомжу – бутылку дешевой «паленки». Позже такой обмен стал называться иноземным словом «бартер».

Как-то вечером, в 17 часов, подъехала машина, вышел полноватый, невысокий вальяжный мужчина. Шофер постелил одеяло, поставил бутылку водки, нарезал колбасы и хлебушка. Старшой позвал и меня в компанию. Я не отказался и пропустил одну. Шофер назвался Германом из Казахстана. Мой земляк, так как сам я из Кустаная. Выпили, разговорились:

– Кто такой?

– Пенсионер.

– А почему такой молодой?

– Служил.

– Где служил?

– Сибирь, Германия – дважды, Комсомольск-на-Амуре, Афган, Прибалтика.

– А человека убить можешь?

– Могу. Только мне трудно доказать, что он этого заслуживает.





– Ладно, если будет надо, то найдем (это он Герману).

На этом знакомство и закончилось. Я ушел продолжать рыбалку, а они посидели со своими какими-то разговорами минут тридцать, собрались и уехали. Больше мы не встречались. Потом только до меня дошло, что это была самая настоящая вербовка и я мог стать киллером, если бы к тому времени не имел квартиры и денег на прожитье. А эти мне больше не встречались, у них в те времена жизнь была коротка.

На рынке пострадал кто-то из мелких милицейских чинов. На халяву он захотел выиграть у наперсточников. Забрали они у него за проигрыш кожаную куртку. Ушел, а через полчаса нагрянул ОМОН. Так разбирались по всему рынку, что пару недель южные хлопцы в городе не маячили. Мораль сей басни – своих не обижай, отомстят!

В саду жену спрашиваю, что она посадила? Взошла метровая полоска чего-то. Жена говорит: «Выдерни, это мак». «Нельзя, – говорю, – наркоманы спилят яблони в отместку».

Как-то идем мы с ней домой, и у уличной торговки вижу морковь. «Смотри, – говорю жене, – точно как у нас». Дома переоделся и пошел в сад. Грядка моркови пустая. В сердцах я повыдергивал весь мак, бросил все в кучу морковной ботвы и перетоптал. Получилось так, будто это все второпях проделали бомжи. На следующий день на табличке с номером своего садового участка читаю надпись черным маркером: «Кто сюда залезет – труп. Гарик». И еще большая буква «М» написана с одной длинной ногой со стрелкой на конце. Больше с дачи у меня ничего не пропадало, хоть кошелек с деньгами забудь!

Прибежала из сада жена: «Перекапывала грядку с цветами. Наткнулась на какую-то трубу. Позвала деда-соседа. Он сказал: «Убегай, дочка, это бонба». Пошел я в сад, пару раз копнул грядку – точно, большой снаряд, головой ушедший в землю. Отправил жену в милицию. Вернулась с двумя рядовыми милиционерами. Саперы будут только в понедельник. Милиционеры не поверили, что это снаряд. «Копните еще поглубже». Я показал им заливное отверстие, закрытое плашкой на трех болтах, и следы от нарезов. «Если не верите, то вот вам лопата, после того, как я уйду, минут через пять, можете сами копнуть поглубже». Но почему-то такой вариант им не понравился. Копать не стали, ушли за забор. Вечером я собрался идти домой, милиционеры все ходят за забором. «И сколько вы будете ходить?» – «Хоть до понедельника». Слишком много было охотников выплавить два ведра взрывчатки. Я засыпал и задерновал место, где был снаряд, замкнул калитку, и тогда они ушли домой. В понедельник прибыла группа разминирования. Я к тому времени сам вырыл снаряд, и мы, обвязав его веревками, волоком оттащили до машины. Осталось затащить неподъемную находку на «Урал» с песком. Саперы обвязали носовую и хвостовую части снаряда. Два человека в кузове за веревку и три человека с земли начали его поднимать. И тут лопнула веревка около взрывателя. Если бы мы его приподняли, а веревка лопнула с другой стороны, то разнесло бы и «Урал», и нас всех. Саперам я высказал все, что думал: «Таких безответственных и неподготовленных саперов у меня в полковой роте, а потом и в инженерном батальоне никогда не было. Вы были обязаны проверять свой инструмент тщательно. Благодарите Бога за то, что сегодня он в руководители вам дал пехотного полковника!» Позднее в одном из справочников я нашел информацию о том, что на Кенигсберг было выделено две батареи 302,6 мм гаубиц из резерва верховного главнокомандования. Один из этих «огурцов» (ровно метр длиной) и пролежал у нас в саду 50 лет. Бог и меня хранил – при ремонте забора я не забил ни одного кола кувалдой. Только ямы копал и заливал раствором столбы.

1993-й или 1994 год. В газете «Калининградская правда» читал статью. Купила женщина на базаре мясо – вырезку. Дома начала разделывать и обнаружила пистолетную пулю. Позвонила в милицию. Забрали на экспертизу. Оказалась человечина… «О дальнейшем расследовании сообщим…» До сих пор тишина.

1992–1994 годы. Осенью горели в селах запасы сена: по 100–120 тонн. Поджигатели передвигались на мотоциклах. Скот оставался на зиму без корма. Гнали его на убой на мясокомбинаты прямо стадом в Польшу с рогами, копытами и шкурой на сосиски.

1995–1997 годы. Точно не помню. И снова статья в газете «Калининградская правда». Полковник запаса писал, что имеет на руках копию плана Ельцина поэтапной передачи Калининградской области Германии. И опять молчание…

Александр Филичкин

Самара

Сахар

В начале девяностых сорокалетний Евгений перенес обширный инфаркт. Три месяца лежал в клинике, после чего был отправлен домой долечиваться. Срок реабилитации подходил к концу, и молодой инвалид чувствовал себя вполне сносно. Тем более что и робкая весна уже начала несмело вползать в родной город.

В тот солнечный день теща вернулась с улицы и сообщила:

– В оптовый магазин привезли сахарный песок в мешках по пятьдесят килограммов. Нужно купить, потому что так получается гораздо дешевле, чем на развес. Возьми саночки и сходи. Привезешь к подъезду, а сосед поможет занести на третий этаж. Я уже с ним договорилась.

Евгений не стал пререкаться. Молча оделся и отправился выполнять поручение. Дорога до магазина не заняла много времени. Евгений заплатил деньги, получил покупку и сунул чек в карман. Грузчик вытащил мешок на крыльцо, положил на салазки и помог закрепить.