Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 2 из 4

Китнисс морщится, но пьет алкоголь. Спиртное попадает на губы, трещинки начинают саднить, но в голове впервые за долгое время наступает долгожданное молчание. Вакуум. Тишина. Потрескавшаяся, но почти что мертвая, без лишних помех на линиях связи.

- Они хотят, чтобы ты вернулась, - говорит Хеймитч медленно, и качает головой.

- Нет, - Китнисс мотает из стороны в сторону головой. – Они знают, что он придет за мной. Им лучше, чтобы я была подальше от них. От Капитолия.

- Ошибаешься, девочка, - подает голос Эффи. – Они хотят, чтобы ты вернулась и начала сражаться с ним. А ты вместо этого сидишь здесь, в ловушке, и ждешь, когда тебя настигнет один из твоих кошмаров.

Впервые за долгое время она говорит так долго. А потом, ничего не добавив, не дождавшись ни возражений, ни согласия со сказанным, резко поднимается с места, и выходит из комнаты. Даже в стуке ее каблуков Китнисс чувствует не злость, а отчаяние.

Вечером она наблюдает за тем, как мнется перед закрытой дверью в картинную галерею Хеймитч. Долго не может постучать. Поднимает руку, затем опускает. Медлит. Прислушается, но из комнаты не доносится ни звука. Затем просто поворачивает дверную ручку и заходит.

И закрывает за собой потрескавшуюся от времени дверь.

Китнисс рассматривает из соседней комнаты стену, покрытую переплетением трещин, и уходит в свою комнату. Ложится на кровать, поверх одеяла, и всматривается в пустоту. У нее не осталось больше слез. У нее не осталось больше сил. Она не может спать. Не может дышать. Но она засыпает, и даже во сне продолжает вдыхать отравленный древней пылью воздух.

Ей снится, что кожа на ее руках вся покрылась трещинами.

Но утром ничего не меняется.

Кошмары сбываются.

Пит стоит на пороге комнаты, когда она открывает глаза. В руках у него топор, на острие которого, разумеется, нет уже никаких следов крови. Китнисс садится в постели, Пит переступает порог комнаты. И молчит.

Китнисс представляет его растрескавшиеся картины. Трещины теперь видны еще лучше – в трещины забилась кровь. Капли крови оказываются и на потолке, и на стенах. Безмятежные глаза Эффи Бряк изучают трещины на лице Хеймитча. Глаза Хеймитча, к счастью, закрыты.

Воображение рисует картинку за картинкой. Но Пит продолжает молчать. В ее фантазиях они всегда встречались по-другому, но сейчас Китнисс не уверена, что это – не ее фантазия, а реальность. Поэтому ей приходится встать, подойти к нему ближе, коснуться подушечкой пальца его потрескавшейся щеки.

И улыбнуться.

- Попался.

Новая трещина делит мир на «до» и «после».

Она прошлась по землям Панема огнем. Он затопил выжженные земли кровью своих врагов.

Трещины на их лицах сливаются в один причудливый узор. Китнисс жалеет, что не умеет рисовать, и не может перенести этот узор на бумагу.

Джоанна рассматривает фотографии с неподдельным интересом.

- Я неплохо выгляжу мертвой, - на губах ее играет довольная усмешка. – Но мне не хочется проверять так ли это на практике.

Бити создает теперь только огнестрельное оружие. Он остается в Дистрикте-13, там же, где, по словам Капитолия, был убит Питом Мелларком. Вместе с умерщвленным с особой жестокостью Гейлом (на деле оправляющимся от огнестрельных ранений после встречи с повстанцами Капитолия) они работают над новым оружием. Эффи, приехавшая туда же с коллекцией картин, годовым запасом туалетной воды и вечно хмурым Хеймитчем, вносит в их модели свои ценные предложения. Не стоит и упоминать о том, что чаще всего эти предложения связаны с цветом и формой, и почти никогда не берутся в расчет создателями, умеющими делать заинтересованные лица, и думать при этом о том, что будет на ужин.





Джоанна достает всех, кто сражается в рядах сопротивления новому режиму, оказавшемуся слишком похожим на режим прежний. Она не меняет свой топор на лук, и носит в нагрудном кармане сложенную в четыре раза фотографию, на которой ее голова отделена от тела. Фотографию она показывает всем, кто попадает в пределы ее видимости, и жаждет добраться до Плутарха Хевенсби, потому что Китнисс запретила убивать кому-либо Альму Койн.

Пит продолжает говорить. Дистрикты один за другим переходят на сторону сопротивления, повстанцы присягают на верность тому, кого стараниями нового Капитолия считали хладнокровным убийцей. Питу удается достучаться почти до всех, а тех, кто остается холоден к его словам, убеждает вид держащей его за руку Китнисс Эвердин.

Переплетенные руки двух несчастных влюбленных из ныне стертого с лица земли Дистрикта-12 – единственное, до чего не успели добраться трещины.

Китнисс улыбается.

Впереди их ждет порочный Капитолий, чья ложь рано или поздно должна была вскрыться, как вскрываются любые гнойные раны.

Китнисс думает о том, что все идет по плану. Разгоревшееся благодаря ей пламя будет потушено кровью, которую проливает Пит в ее честь, с ее именем на губах; он убивает их общих врагов. Им помогают убивать их лучшие друзья.

Их все еще окружают трещины, и однажды их мир расколется окончательно и бесповоротно. Но сперва они уничтожат то, что на протяжении долгого времени уничтожало их.

Китнисс знает, что теперь, в этом треснувшем мире, это и есть высшая справедливость.

========== 2. Внутри ==========

Пит видит Джоанну еще до того, как она замечает его. Бледная, худая, в костюме из темной плотной ткани, она перебрасывает свой знаменитый топор из одной руки в другую, носком туфли толкает одно из распростертых на земле тел, и морщится. Конечно, они не успели сюда до того, как все закончилось. Конечно, они пришли сюда, чтобы опознать тела погибших и занести имена предателей в свои черные списки, а затем либо умереть, либо присоединиться к нему. Конечно, они еще не знают о том, что им уготовано только два варианта – выжить или умереть сегодня.

Джоанна делает неправильный выбор.

Пит помнит, что она могла стать его другом.

Внутри она вся ядовитая, как цветок мертвого Президента Сноу. Ее слова убивают или ранят других, но ее мысли разъедают ее саму. Она давно не жилец, после пыток, исцелений, бесконечно долгого процесса восстановления, который, стоит признать, так и не был окончательно завершен.

То, что она выглядит такой самоуверенной, замечая Пита, ничего не значит.

Она знает, что ее судьба предрешена, но она ведь так долго гналась за своей смертью, что смерть давно должна была сдаться и прибрать ее к своим костлявым рукам.

Пит рассеянно думает о том, что с недавних пор его руки действительно стали руками смерти.

- Я пришла убить тебя, - говорит Джоанна, опирается на свой топор и улыбается, облизывает потрескавшиеся губы, и смотрит так пристально, будто желает запечатлеть каждое мгновение происходящего.

Пит молчит.

- Я пришла убить тебя, Пит Мелларк, - повторяет Джоанна с маниакальным упорством.

- Пит Мелларк мертв, - Пит пожимает плечом. – Здесь только я.

Седьмая хмурится.

- И кто же – ты? – спрашивает, помедлив.

Это промедление стоит ей жизни. Но Пит не сразу убивает ее. С недавних пор ему нравятся законченные картины; когда Джоанна пытается рукой остановить кровь, хлынувшую из продольной раны на животе, он легко подбирает выроненный ею топор. Он смотрит ей в глаза. Яд постепенно растворяется в зрачке, яд сменяется болью, боль заставляет ее молить о пощаде. Земля под ней вся пропитана теплой кровью, Пит прикасается подушечкой пальцев к уголку губ, вытирает пот на ее висках.

Шепотом, низко наклоняясь к ее уху, он доверяет ей свою большую тайну. Тайну, которая давным-давно перестала быть таковою. Он перебирает слипшиеся волосы, и радуется тому, что волосы успели отрасти, и целует ту, что так и не стала его подругой, в губы, а затем встает и замахивается топором.

Ему приходится сделать несколько шагов назад, чтобы охватить получившуюся картину целиком. Увиденное ему не нравится, но он признает картину законченной.