Страница 18 из 18
Я голосую «за». А может, «против». Я не помню.
После Пит ждет меня за дверью кабинета.
— Китнисс.
Он замолкает, и я уже готова развернуться и уйти, как вдруг…
— Помни, кто твой настоящий враг. И стреляй метко, ладно?
Сноу демонстративно выводят на Главную Площадь, и публика сходит с ума. Солдаты привязывают его руки к столбу, что, на мой взгляд, совершенно излишне. Ему некуда — да и незачем — идти. Я ищу в его глазах тень страха, отблеск раскаяния или хотя бы искру гнева, но вижу лишь тот же отсутствующий взгляд, каким меня каждый день награждает собственное отражение в зеркале. Старик кашляет, и по его пухлым змеиным губам бежит тонкая струйка крови. Он не боится. Он и так умирает.
Я спускаю тетиву и убиваю Кориолана Сноу. Последнее, за что цепляется мой взгляд, прежде чем я покину Главную Площадь, — это не его обмякшее тело, а победная улыбка Альмы Койн. Сознание проясняется всего на несколько секунд, но этого достаточно, чтобы понять, как сильно, почти смертельно, я ошиблась.
Я лежу на жесткой больничной койке и по кусочкам собираю воспоминания обо всем, что происходило за дверью того кабинета. Люди, которых я любила, погибли, и мы сидели и обсуждали следующие Голодные Игры в попытке отомстить и избежать напрасных жертв. Все осталось как прежде. И уже вряд ли изменится.
Койн никогда меня не отпустит. Мои Игры продолжаются. Но это не навсегда. Теперь я знаю, где искать выход с Арены. И он, как и вход, для меня свободен.
Улыбнувшись своим мыслям, я достаю из кармана капсулу с морником и крепко зажимаю ее в руке.
========== Эпилог. Смиренная ==========
Покой. Прости, Эффи. Мне никогда не почувствовать его, ведь я отнюдь не Победитель. Однако с годами я почти сумела с этим смириться.
В день моей смерти небо было высоким и пронзительно-серым, словно это старый друг смотрел на меня сверху вниз. В его взгляде не было осуждения, ведь он всегда понимал напарницу с полуслова.
Я умерла для мира, чтобы продолжать жить для себя и тех, кого люблю. Я умею любить. Но порой забываю об этом, ведь Гейла больше нет рядом, чтобы напомнить.
Постепенно жизнь вновь обрела смысл, пусть даже это жизнь после смерти. Мы провели немало трудных лет, собирая воедино ее осколки. Все, что мне дорого, умещается здесь, на этой залитой оранжевым светом закатного солнца поляне в чаще леса, вдали от Панема и тех, кто может разрушить мой новый мир, еще более хрупкий, чем прежний.
Она надевает на голову цветочный венок, кружит нас с Прим в танце, смеется и просит взять ее с собой на охоту.
Моя дочь, которая еще не знает, что на людей охотиться так же просто, как и на лесных зверюшек.
Прим, повзрослевшая, но все еще молодая и не по годам мудрая, верит, что у нас все будет хорошо. Но я все же научу дочь стрелять из лука. И очень скоро расскажу ей все. Она поймет, я знаю. Она должна быть готова.
Все тайное становится явным. И нашу тайну обязательно раскроют. Но не сейчас, не сейчас.
Они придут. Однажды, когда пройдет так много времени, что мне перестанут сниться кошмары, и я наконец обрету покой. Они придут, и призраки прошлого вновь ворвутся в мое спокойное, размеренное лето пронзительным зимним вихрем. Они придут не за мной, но за ней, за моей дочерью. Наши Игры окончены, но ее — только начинаются. И она их обязательно выиграет. Гейл бы поставил на нее. И я тоже.