Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 13 из 14

В конце концов, на закате своих дней, рассказывает Массон, потонувшая в похоти и моральной грязи грешница не находила себе ни в чём большего удовлетворения, как в «лесбийском грехе» в сообществе своих приближенных блудниц: камер-фрейлины Протасовой и польской графини Броницкой, причем братья Зубовы и Салтыков являлись зрителями. Зубовы не стеснялись привлекать к этим возмутительным оргиям своих молодых племянников, которые развлекали и забавляли эту омерзительную мегеру. Она не стыдилась приглашать в общество своих любовников даже юных великих князей и смеялась до слез, как те подражали и передразнивали своего собственного отца, несчастного Павла, который, будучи наследником, постоянно жил с своей супругой в Гатчине.

Целых семь лет держались Зубовы в милости у Екатерины, и только смерть последней положила конец их масленице.

6 ноября 1796 г. Платон Зубов последний раз дежурил в покоях императрицы. Когда несколько времени спустя приближенные вошли в её покой, то нашли ее распростертою на ковре — с ней случился удар как раз в тот момент, когда она сбиралась войти в отхожее место. С признаками жизни пролежала она еще 37 часов, но способность речи не являлась, паралич отнял у неё язык; после недолгих, но ужасных конвульсий она отошла в вечность.

Так закончила свое грешное существование Екатерина Великая и на престол следовало вступить царевичу Павлу.

Не лишись Екатерина языка, она непременно лишила бы презираемого ею Павла престола и назначила бы себе в преемники своего внука и любимца, великого князя Александра, старшего сына Павла, но волею судеб этого не случилось и, как следовало, презираемый Екатериною и Зубовыми Павел вступил на престол.

Конечно, теперь братья Зубовы и вся их клика опали в страшную немилость, но они не тужили и, устроив заговор, по прошествии пяти лет собственноручно задушили Павла I в его спальне и возвели завещанного им Екатериною Александра Павловича на прародительский рюриковский и романовский престол.

За время своей власти и близости к трону братья Зубовы запаслась громадными недвижимыми имуществами и сколотили «на черный день» многие миллионы рублей. Всевозможные знаки отличия и почести градом сыпались на их юные, но порочные головы. Особенно усердствовал австрийский император Франц II, который возвел этих архиплутов и разбойников в германский княжеский сан. Этот факт наглядно покалывает, что уже в те времена абсолютизм, высасывающий последнюю каплю крови из народов, был во всех странах солидарен между собой и не делал никаких национальных различий.

Только что переданное является ярким примером грубой чувственности и извращения общественных нравов, какой когда либо встречался в истории морали позднейших веков. Разве только в древней истории кое-где можно встретить что-либо подобное этому разврату и грубому насилию над подданными.

Двор «великой» Екатерины представляется историку, изучающему Россию, громадным очагом нравственной заразы, которая от ступеней престола разносилась во все слои русского общества, не щадя даже и крепостного мужика, развращая всё попадающееся ей на пути.

Да можно ли ожидать от средних и низших классов русского общества чего либо более нравственного и возвышенного, когда они в течении нескольких царствований подряд были постоянными свидетелями гнуснейших заговоров, насилий и убийств, обирались до последней рубахи, чтобы содержать их властительницам полчища любовников, которые, в свою очередь, сами грабили и наказывали кнутами их же кормивший народ.

Тлетворная атмосфера, разносившаяся повсюду из этого очага, была столь заразительна, что всюду, где только проявлялись проблески «порядочности» и «нравственности», немедленно применялись насмешки, соблазны и прочие средства, имевшие целью сравнять всё общество на поприще разврата.

Систематически развращались не только средние классы общества, но даже и собственные дети Екатерины. Так напр. рассказывают, что просто от праздности императрице захотелось однажды узнать, способен ли её сын Павел иметь потомство… И вот, нисколько не затрудняясь, пятнадцатилетнего наследного князя сводят с весьма миловидной бабёнкой — и, действительно, по прошествии требуемого срока, Павел оказывается способным быть отцом и производит на свет сына!





Первая супруга Павла, Наталия Алексеевна, будучи еще невестой, в дороге из Москвы в Петербург влюбилась в сопровождавшего ее молодого офицера и впоследствии продолжала с ним отношения, к которым Екатерина отнеслась весьма терпимо и даже покровительственно. Вторая супруга Павла, вюртембергская принцесса Мария Феодоровна, отличалась большим целомудрием и на все соблазны отвечала с большим упорством. Такое своенравное целомудрие не могло нравиться её властительной теще, а потому, когда Екатерина увидела, что молодая наследница намерена, вопреки общему течению, оставаться твердой в своих решениях, она стала донимать ее и её супруга тем, что привлекла в свой развращенный круг их детей и ограничивала материальные доходы наследной четы, не жалея в то же время миллионов для своих сутенеров.

Не знаем, насколько справедливы слова Массона, говорящего, что русское общество в дня Екатерины представляло из себя ничто иное, как «громадный бордель». В пределах же так называемого «порядочного общества» отношения полов, правда, достигли необыкновенной примитивности, и поощряемые свыше к различным гнусным выходкам мужчины и женщины всех возрастов стремились в какой то лихорадочной гонке перещеголять друг друга остроумием и изобретательностью в разврате.

В Москве даже образовался специальный «орден» под именем «Физического клуба», члены которого принадлежали к самому высшему слою общества. Операции этого «ордена» заключаюсь прежде всего в сытном ужине с чрезмерными возлияниями, после чего приступали к «разыгрыванию марочек».

И вот после «розыгрыша» начинались отвратительнейшие оргии, среди которых братья теряли стыд перед своими родными сестрами, отцы перед дочерьми, жены перед мужьями… всё старалось наслаждаться и не отставать от общего инфернального порыва скотских инстинктов, охватывавшего в такие минуты всё общество и превращавшего его в какой то сонм адских бестий. Подобные же общества открывались то в Петербурге, то в других городах России.

В Петербурге, напр., по словам того же Массона, простота нравов доходила до того, что посереди города, в притоках Невы, мужчины и женщины купались вместе, и обывательские дочки, которых иногда родители не пускали на публичное посрамление, премило любовались из своих окон на те чисто животные сцены, какие совершались на реке.

Точно также и общественные бани могли посещаться одновременно мужчинами и женщинами, и только тогда, когда случилось слишком много общественных скандалов в этих банях, Екатерина издала указ, по которому право посещать женские бани сохранялось лишь за «врачами и художниками», которым де в видах их студий необходимо иногда наблюдать нагих женщин; всем же прочим доступ был прекращен. Нечего и говорить, что после такого удивительного распоряжения «художественные интересы» в кругу петербургских мужчин крайне возросли!

Социальное различие классов было столь велико, что ни одна московская аристократка не стеснялась отправлять свои обыкновенные естественные потребности на глазах у своих крепостных лакеев.

Многие дворянки-помещицы находили особое удовольствие раздевать своих крепостных мужиков донага и любоваться зрелищем, как их драли кнутами.

Некая княгиня К., игравшая при дворе Екатерины особенно выдающуюся роль, испытывала особое наслаждение в том, что натравливала своих собак на голых мужиков и баб, била своих девок по голым грудям и царапала ногтями до крови их нежные части тела.

Плотская похоть и жестокость глубоко гнездились в привилегированных бестиях того времени, и неудивительно, что все эти инфернальные непотребства сходили безнаказанно, так как на высоте престола служили тому же самому культу и потому смотрели на всё подобное сквозь пальцы.

В столовой Екатерины, против её кресла, висели громадные картины, изображавшие тиранства и кровавую резню под Очаковым и Измаилом, и на эти ужасные произведения глаза старой мегеры не могли насмотреться досыта. Как завидовала она любовницам Потемкина, которые при Очакове имели полную возможность раздевать донага трупы убитых турок и наслаждаться видом прекрасных трупов этих неиспорченных сынов природы!