Любишь? Счастлива?

-- Александр Иванович...

-- Шура, - отрезал он.

-- Угу, - растерянно кивнула Люба, - в смысле, наверно, я по­думаю. Скорее да, чем нет, - ухмыльнулась, невольно процитировав любимый роман Юрия Полякова.

-- Все тогда. До пятницы! - и он бодро побежал в обратном направлении.

Люба была ошарашена. Он был почти вдвое старше, но подобную манеру общения она наблюдала, пожалуй, впервые. На нее часто обращали внимание мужчины, но все они вели себя принципиально иначе... К тому же, по идее, он теперь являлся ее непосредствен­ным начальником. Пуркуа бы и не па, - решила она про себя, - надо попробовать. Материалы там явно есть. Диссертацию-то надо писать... А там разберемся, надо оно мне или нет. Пока под юбку не полез, - скептически хмыкнула она про себя, - остальное не суть важно. Определимся по ходу пьесы, как говорится.

Навела про него справки. Мнение общих знакомых относитель­но личности Шуры Светлова являлось неоднозначным, но в целом, все же скорее положительным. Увлечения его были известны широкой общественности: наука, водный туризм, рок-музыка. Бывший байкер. Набор интересный, как ни поверни. Поэтому никаких резких действий Люба предпринимать не стала - а зачем? Условия работы - один-два раза в неделю - ее вполне устраивали, на деньги она особенно не рассчитывала - хватит и материалов, если удастся подобрать что-то по существу, и вопросов не задавала. Как пойдет.

Шура провожал ее и в пятницу. В этот раз они вместе дошли до вагона метро, после чего он извинился, что не сможет проводить ее до дома, сославшись на тренировку. Клеится он ко мне, что ли? - недоумевала Люба. Как-то странно все это... Она совершенно не привыкла к такому откровенному вниманию и понятия не име­ла, как это все воспринимать.

Открывая перед ней стеклянную дверь метро в третий раз, Светлов легонько дернул ее за косу:

-- А приглашать-то тебя можно куда-нибудь? В кино или в театр? Ты же любишь оперу? Мне Жгутович обмолвилась, что ты даже в музыкальное училище поступала...

-- У меня не было шансов, - честно призналась Люба, - помимо умения петь, там нужно было иметь приличную фундаментальную подготовку, а у меня, что называется, три класса церковно-приходской школы. Потом я довольно давно курю. Если сейчас это еще можно как-то обойти, то в какой-то момент проблема все равно возникнет.

-- Ты не ответила на мой вопрос...

-- Да, - кивнула она, - оперу люблю.

-- Так могу я?.. - Светлов вопросительно взглянул на нее.

-- Можете, - помолчав несколько секунд, ответила Люба, - а могу я задать встречный неформальный вопрос?

-- Валяй, - заинтересовался Шура.

-- Мне правда неловко, но теряюсь в догадках: что у вас с ухом произошло? Это как-то связано с байкерским прошлым? - она давно обратила внимание, что у начальника порвана мочка уха, но без повода все стеснялась спросить.

-- Запомни: бывших байкеров не бывает. Это раз. Два - нет, ухо пострадало в другой истории. Ты, наверно, обращала внимание, что в байкерской среде распространены разные цацки? Кольца там, цепочки, серьги - у кого что?

-- Ну да, и татуировки еще, - хмыкнула Люба.

-- Татуировки - дело святое. Мне в свое время хватило ума понять, что преподаватель с разрисованными руками едва ли задержится хоть в каком приличном ВУЗе - и ты их на мне не видишь. Они надежно спрятаны, - подмигнул Шура, - но вопрос в другом. Я довольно долго тусовался с альпинистами.

-- И? - с некоторым недоумением протянула Люба, кажется, уже начиная догадываться.

-- Да все, собственно, просто. Страховка подвела, а серьгой зацепился... Неприятно, но переживаемо. Мне потом все высказали, конечно. И истории о том, как в подобных случаях счастливые молодожены без пальцев остаются, я тоже хорошо запомнил. Так что с тех пор никаких украшений, даже обручальных колец (тут Люба от души хмыкнула). К хвосту вот только привык, ничего с собой сделать не могу.

Вскоре Шура предложил встретиться в парке - до похода в оперу оставался еще месяц. Люба нервничала, начиная уже сожалеть о скоропалительном согла­сии. Хотя и не спрашивала ничего, чувствуя, что просто нравится ему... А нравиться хотелось. Очень-очень... Напряга­ли два обстоятельства: ее давняя влюбленность в молодого че­ловека, с которым ее разделяли тысячи километров и примерно столько же обстоятельств, и то, что запавший на нее начальник был фактически ровесником ее отца, что было просто непривычно.

Отношения с молодым человеком из другого города едва ли можно было назвать взаимной любовью. С его стороны это было честное приятельство с некоторой поправкой на гендерную принад­лежность, с ее - сильное безответное чувство, изматывающее своей безысходностью несколько последних лет. Она ждала его, надеялась - сама не зная, на что именно.

И когда в ее жизни появился мужик, открыто смотревший на нее влюбленными глазами, Любе пришлось нелегко. По молодости, в том числе, по незнанию, как выкручиваться из той ситуации, в которой она вольно или невольно оказалась главной героиней. Ухаживания Шуры, по большому счету, не были ей нужны - всерьез от­вечать взаимностью она не собиралась. Внимание льстило и грело само по себе - Люба была ему искренне благодарна за то тепло, которое он так или иначе дарил.

А потом... потом она общалась со своим далеким возлюбленным в чате. Олег собирался отойти ненадолго от компьютера, и она без всякой задней мысли спросила: "Ты вернешься, тебя ждать?" И внезапно в ответ получила фразу, которая разделила ту ее жизнь на "до" и "после": "Будут деньги - в Москву приеду, но не вер­нусь, не жди..." Он просто неправильно понял ее вопрос! Она-то спрашивала, выключать ли ей ноутбук или они еще пообща­ются, когда Олег вернется в сеть...

Люба рыдала ночь. Для нее в одночасье стало совершенно оче­видно то, что минимум два последних года она тщетно выдавала желаемое за действительное. Что эта привязанность - только с ее стороны, а Олег лишь мужественно терпел ее чувство, которое могло в какой-то момент показаться просто навязчивым!.. Жгу­чий стыд мучил ее... На рассвете она вытерла слезы, решитель­но отправила ему электронной почтой "прости меня, пожалуйста..." и закрыла эту страницу своей жизни.

***

Начался ад. Люба не могла больше видеть влюбленного Шуру, принимать его деликатные знаки внимания - ей нестерпима была сама мысль о том, что ее мечты, гревшей столько долгих ве­черов, больше нет... До сих пор еще манила какая-то призрачная надежда, она ждала писем, ждала смс, жадно ловя каждую ве­сточку от Олега и порой впадая в крайности на этой почве... Теперь все рухнуло, и расстаться с иллюзией в одноча­сье было горько.

Люба видела, что Александр тоже страдает от сложившейся си­туации. Так или иначе, но игра уже началась. Они могли беско­нечно разговаривать друг с другом, барьеров становилось все меньше: она с удивлением понимала, что это ее человек, он был понятен и близок, несмотря на разделяющую их пропасть лет.

По выходным начальник катал ее на мотоцикле - такого восторга, казалось, Люба давно не испытывала! Адреналин зашкаливал у обоих. Шура чувствовал, как она сдержанно-аккуратно прижимается к его спине, пытаясь сохранять определенную дистанцию, и почти взлетал от какого-то юношеского щемящего счастья. Буквально на второй раз Люба уже сообразила, как лучше самортизировать поясницей, чтоб избежать помех на дорожных стыках, как наклонить корпус при входе в крутой поворот, как отработать плечами на торможении...

И когда однажды он подвозил ее до дома после прогулки в пар­ке, стала очевидной неизбежность поцелуя. Но он так и не ре­шился: его отношение к ней было слишком трепетным, он очень боялся разрушить то хрупкое равновесие, которое только-только между ними установилось. Шура чувствовал, что есть у нее ка­кая-то болезненная точка и не хотел задевать сокровенное до поры до времени.

Он целую вечность, наверное, мог держать ее руки в своих ладонях - и все же отпустил с наигранно-веселым: "Ну, пока, до завтра!" Люба, уже ожидавшая, признаться, какого-то развития событий, круто раз­вернулась на каблучках и почти вприпрыжку побежала к подъ­езду. Но обернулась.