Семейное дело

– Дык, получается так, – признал дьякон. – Все сгинули, а их сиятельство только вас дожидается.

Инспектор зашагал вверх по ступенькам, так и не сказав, на что тут следовало обратить особое внимание. Сразу за портретом Бобровского ступеньки заканчивались, переходя в широкую площадку. Когда я вслед за инспектором поднялся на нее, прямо передо мной оказалось зеркало в массивной раме. Влево и вправо уходил длинный коридор. Он тянулся через весь дом и заканчивался только когда упирался в боковые стены. На полу лежала зеленая ковровая дорожка. Из окон падал бледный свет: лунный и от фонарей вперемешку.

На дорожке, прямо напротив разбитого окна, лицом вниз лежал человек. Слева стоял на страже рыцарский доспех с мечом в руках. Справа сидел на подоконнике полицейский. Завидев нас – точнее, конечно, инспектора – он торопливо подтянулся и откозырял ему. Вениамин Степанович кивнул в ответ.

Дьякон быстренько распахнул дверь слева от зеркала и снова изобразил угодливый полупоклон, приглашая нас туда:

– А вот и наша библиотечка. Попрошу сюда, господа полицейские.

Мы зашли. Первым, прямо перед инспектором, ужом проскользнул дьякон, затем вошел Вениамин Степанович и последним – я.

Употребив слово «библиотечка», наш провожатый явно преуменьшил заслуги графа. Или графини – это смотря кто у них в семье главным книгочеем был. «Библиотеки» были нынче в моде, но, как правило, на поверку большая их часть оказывалась салоном для приема гостей, а то и вовсе курительной комнатой, где литература была представлена разве что вчерашней газетой. Здесь же была самая настоящая библиотека.

Две стены от пола до потолка были скрыты полками, и там рядами стояли книги. Более того, они все там не поместились. Несколько разнокалиберных томов лежали в углу прямо на полу. Точнее говоря, на ковре. В библиотеке он был более яркого зеленого цвета, чем в коридоре, но такой же мягкий.

Над книгами замер какой-то азиатский рыцарь в золочёных доспехах и с драконьей маской вместо лица. Правой рукой он держал саблю с широким лезвием, а перевернутый щит служил хозяину библиотеки в качестве подноса. На щите лежала газета.

Дальше мой взгляд скользнул по столу – то ли антиквариат, то ли старая рухлядь – и остановился на кресле, обитом черной кожей. В кресле сидела женщина. Она сидела так неподвижно, а ее платье настолько было точь-в-точь такое же черное, что я не сразу ее заметил. Да и света от единственной керосиновой лампы было маловато. Читать при таком освещении означало себе глаза испортить, причём с гарантией.

– Здравствуйте, господа, – тихо сказала женщина.

– Здравствуйте, сударыня, – ответил Вениамин Степанович. – Я имею честь видеть графиню Рощину?

На ее бледном лице появился намек на полуулыбку, но он рассеялся раньше, чем обрел законченные формы. Пожалуй, если бы не эта могильная бледность, я бы назвал ее красивой.

– Не уверена, что это такая большая честь – знакомство со мной, – сказала женщина. – Но если это был просто вопрос в вежливой форме, то да. Я графиня Рощина, Анна Владимировна. В коридоре лежит мой муж. Вы с ним уже виделись?

– Мельком, – признал инспектор. – Только что.

– Что ж, у вас еще будет возможность с ним познакомиться, – сказала графиня. – Но перед этим у меня к вам будет одна просьба, господин полицейский. Вы садитесь, пожалуйста.

Она указала на стулья перед собой. Их было целых три, но приглашение явно было адресовано только Вениамину Степановичу.

– Благодарю вас, – сказал инспектор. – Но прежде чем вы начнете излагать свою просьбу, позвольте нам представиться.

В ее взгляде проскользнуло отчетливое сомнение в необходимости такого шага, но вслух она сказала.

– Извольте.

Инспектор представился по всей форме, со всеми своими регалиями. Я даже не знал, что у него их столько. Графиня кивнула, показывая, что приняла информацию к сведению. Затем инспектор перешел к моей скромной персоне. После слов «агент сыскной полиции» графиня окончательно поскучнела и даже не взглянула в мою сторону.

– Сейчас я представляю здесь руководство кронштадтской сыскной полиции, – такими словами закончил инспектор: – Но моя должность предусматривает в первую очередь контроль за строгим соблюдением законности в ходе расследования.

– Можно подумать, я вам собираюсь предложить взятку, – улыбнулась графиня.

«А можно подумать – нет», – чуть было не ляпнул я.

По крайней мере, выглядело это именно так. Инспектор был более дипломатичен.

– Ни в коем случае, сударыня, – сказал он. – Я сделал специальный акцент на этом аспекте только для того, чтобы вы понимали: основные действия по предварительному следствию будут проведены Ефимом Родионовичем. Возможно, вам следует адресовать свою просьбу ему?

Тут Вениамин Степанович кивнул в мою сторону, и я таки удостоился ее взгляда. Он просветил меня насквозь, как лучи немца Рентгена, и я почувствовал себя неуютно. Взгляд у нее был холодный и цепкий. Помню, пару лет назад я оказался в лесу под Лугой – воздушный шар, который мы испытывали с инженером Павловым, навернулся – и я, выпав из корзины, нос к носу столкнулся с волком. Вот у него был такой же взгляд. Хищный и вместе с тем настороженный.

– Надеюсь, молодой человек, вы быстро найдете нашу потерю, – тихо сказала графиня.

– А что пропало, ваше сиятельство? – спросил я.

Проигнорировав мой вопрос со мной вместе, графиня уже вновь обращалась к инспектору.

– Вениамин Степанович, после того, как вы так понятно мне всё объяснили, я уверена, что моя просьба действительно должна быть адресована именно вам.

– Что ж, я слушаю вас, Анна Владимировна.

– Моя семья только что понесла тяжелую утрату, – сказала графиня. – Я понимаю необходимость полицейского расследования, но я вас очень прошу оградить мою семью, моих детей, от излишнего внимания. Моя дочь уже до того испереживалась, что призраков видит!

– Покойного графа? – сразу спросил я, как только наметилась возможность вставить словечко.

– Слава богу, нет, – ответила графиня, не поворачивая головы в мою сторону. – Для нее это было бы слишком сильным потрясением. Она любила отца, но этот призрак… – она покачала головой. – Господи, я, кажется, уже сама начинаю верить в проклятие. Вениамин Степанович, я вас очень попрошу провести это ваше расследование максимально тактично.

Фраза «это ваше расследование» резанула мне слух. В конце концов, это ее убитый муж в коридоре лежал. Да и сама она вовсе не производила впечатления равнодушной «черной вдовы». Даже наоборот, весь ее вид буквально кричал о том, что она едва держит себя в руках.

– Зеваки вас не побеспокоят, Анна Владимировна, – сказал Вениамин Степанович. – На крыльце дежурит городовой Матвеев, и поверьте мне, он знает свое дело. Что до расспросов, то они, увы, неизбежны. Нам нужно восстановить картину преступления.

– Расспрашивайте меня, – предложила графиня.

– Вы были свидетелем смерти вашего мужа?

– Увы или к счастью, но нет.

– Тогда вы вряд ли сможете нам помочь, – вздохнул инспектор.

– Отчего же? Я, Вениамин Степанович, не сидела тут сложа руки и картину преступления сейчас представляю лучше вас, уж простите меня великодушно.

Инспектор ее великодушно простил, и у них началась исполненная великосветской вежливости пикировка на предмет, куда нам можно совать свой полицейский нос, а куда не следует. Я уже всерьез подумывал тихонько улизнуть, благо в их беседе мне места не нашлось, и заняться, наконец, делом, когда в библиотеку заглянул дьякон.

А я даже не заметил, как он вышел. Тактично откашлявшись, дьякон добился того, чтобы графиня повернула к нему голову, и доложил:

– Там доктор прибыли. Только прощеньица просим, Федор, растяпа эдакий, Пал Палыча сыскать не смог. Другого доктора зазвал.

– Сейчас, я думаю, это уже не важно, – вздохнула графиня. – Пригласи его.

Дьякон послушно закивал, но продолжал мяться в дверях.

– Что еще, Феофан?

– Так, я-то ничего, мое дело маленькое, – быстро заговорил дьякон. – Только скажу вам, что у доктора этого фамилия – Азенберг.