Страница 14 из 14
Бывших фронтовиков на этот раз среди выступающих не оказалось, и выступали люди среднего возраста. Они читали выступления быстро, негромко, аплодисментов не ждали. В зале раздавалось два-три хлопка, общий вздох облегчения ограничивал каждого.
Кутепов знал, что и на этот раз придется давать слово Иванову. Иванов сидел в первом ряду, иногда укоризненно покачивал головой, подводил глаза под лоб. Два ряда чистых медалей, орден «Знак Почета» выделяли его среди народа. Он был толст, вальяжен. Девятое мая был его праздник. Он дожидался, когда официальные ораторы выдохнутся, затем грузно лез на сцену, оглядывал зал с трибуны, уложив ласты рук на её поручни, и начинал.
Кутепов думал, что только несколько человек из начальства знают год рождения Иванова – 1928-й, и год призыва – 1945-й, но он ошибался. Это знали все. Но каждый год Иванова выслушивали и провожали аплодисментами средней силы.
Каким образом взгляд Кутепова зацепился за Абрикосова, непонятно. Только Кутепов встал и сказал:
– А что это мы, товарищи, всё говорим по бумажке? Конечно, годы прошли, и нет среди нас многих из тех, кто участвовал в великой Победе. Хотя я вижу здесь человека… – Кутепов с удовольствием заметил, что Иванов приподнимается, и закончил: –…который прошёл солдатскими дорогами. Прошу, Александр Иваныч.
Абрикосов не шелохнулся.
– Это я тебя, товарищ Абрикосов! Прошу, – Кутепов захлопал в ладоши, зал его поддержал, и Абрикосов как-то вдруг задвигался, как на шарнирах, от неожиданности. И тут же встал.
– Спасибо, – сказал он Кутепову и спросил: – Можно я так, с места?
– Давай, – сказал Кутепов.
– Мне очень-то рассказывать нечего. Я воевал немного, до весны сорок третьего года. Там меня ранило и – вот вся моя так называемая военная биография. И наград у меня, честно говоря, нет. Их потом давали. Но я не для этого, не для оправдания. Так было, если кто помнит. А я вам лучше прочту из письма… Ладно? – Абрикосов посмотрел на Кутепова. Тот, раскаиваясь уже в собственной самодеятельности, кивнул. Тогда Абрикосов полез в накладной карман куртки, достал записную книжку. – Вот это самое письмо… Это от брата моего младшего, на год младше, от Кости… Всю жизнь ношу с собой, в кармашке. Да… Зачем-то… Надо кому-то, что ли, это всё… Вот, он пишет: «А месяца через два, Санька, окончится эта война, и мы с тобой купим велосипеды и поедем в Орехово-Зуево за невестами». Это вот в июле он написал, сразу после начала. Только одно письмо я получил. И всё. Больше ничего о Косте своём я не слышал. Где он? Что с ним? До сих пор не знаю… Если бы душа была у человека, он бы мне что-то сообщил, так уж мы дружили. А так, я думаю, нет ничего в природе неизвестного. Всё известно. Поэтому жить устаешь, честно говоря… Ну а письмо я прочитал – это чтобы вы знали, как это начиналось… Документ, так сказать… Всё у меня? – Абрикосов вопросительно посмотрел на Кутепова и сел.
Зал молчал. Иванов подкатил глаза под лоб и громко вздохнул.
– М-да, – сказал он.
Кутепов понял, что на этот раз он на сцену не полезет…
– …А тяжелый какой-то мужик этот Абрикосов, – говорил Кутепов после собрания. – Лучше бы я брехуну слово дал, Иванову. Ей-богу. Ну что за личные какие-то обиды, честное слово! Что теперь вспоминать? Даже осадок остался…
С ним согласились. Общее мнение об Абрикосове, который по-прежнему был на побегушках, было тяжёлое, неопределённое. Что-то щемило в груди, и не было этому разрешения.
Через пару месяцев Абрикосова уволили по сокращению штатов. Правда, дочери его, Елене, на этот раз дали двухкомнатную на неё и двух разнополых детей.
И где он теперь, пенсионер Абрикосов, этого никто не знает. А сам он не заходит.
Праздник души
Бывшая учительница, пенсионерка Агриппина Васильевна стояла на крылечке и, улыбаясь, смотрела вслед выпускникам пятьдесят восьмого года, капитану дальнего плавания из Владивостока Геше Ревякину и старшему диспетчеру из Красноярска Валентину Долгих.
Они уходили по узенькой улочке вниз, к шоссе, иногда оборачиваясь и качая головами – вверх-вниз. Лет двадцать она их не видела. И не писал ни один. А вот надо же – навестили.
Её часто навещали бывшие выпускники поселковой школы. Другие учительницы-пенсионерки даже обижались на неё из-за этого. А что обижаться? Надо было раньше, в школе интересоваться не только знаниями детей, но и их жизнью.
Так думала Агриппина Васильевна, глядя вслед коренастому, уже совершенно лысому Геше и худенькому язвеннику Валентину. Они завернули налево, скрылись за серым забором, а Агриппина Васильевна ещё продолжала улыбаться.
Одна мысль не давала ей с давних пор покоя. Она знала у себя такую способность: предполагать у своих учеников их будущее. Это было неприятно ей, как будто она их предавала, как будто на их доверчивость отвечала цинизмом. Но ничего не могла с собой поделать.
Когда Валентин рассказал ей о язве желудка, о диспетчерской службе, о нервотрёпке – она не удивилась. Как будто Валентин ещё в пятом классе был обречён на язву, диспетчерскую службу и нервотрёпку.
И Геша, уверенный в себе, медлительный медвежонок никак не мог стать иным. Никак. Агриппина Васильевна не считала себя по-настоящему образованным человеком, она даже статьи в «Литературной газете» не все понимала, но одно она знала твердо: если человек с душой занимается любимым делом, то это дело он в конце концов постигает до тонкостей, на первый взгляд неправдоподобных. У неё была тетрадка, где она записывала будущие специальности своих учеников, и там напротив «Г. Ревякин» было – «капитан дальнего плавания».
Хотя Геша и Валентин уже скрылись за поворотом, Агриппина Васильевна продолжала смотреть им вслед отчасти потому ещё, что знала – из-за забора, отделяющего её маленький огород от соседского на сцену прощания, ей в затылок, смотрит еще один её ученик, 45-летний Коля Матяж.
В той тайной тетрадочке Агриппины Васильевны напротив его фамилии были глубокий, тяжкий вздох и профессия «шофёр» с вопросом. И даже здесь Агриппина Васильевна угадала: Коля несколько раз садился за руль, и каждый раз у него отнимали права. Сейчас он работал на автобазе «куда пошлют» – чинил кузова, выправлял вмятины на корпусе, подметал территорию к праздникам. К двигателям его не допускали.
Агриппина Васильевна обернулась – Коля тут же снял локти с забора, повернулся и пошел к дому по междурядью в картошке. Он шел, как казалось Агриппине Васильевне, с рыданиями в груди. И нечем ей было утешить неудачника. Один способ знала Агриппина Васильевна, одно лекарство:
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.