Страница 3 из 11
– Так я еще…
– На танцульках не прыгал? Вот и попрыгаешь. Тем более, не один пойдешь, а с девушкой. Спонсорскую помощь я сделаю.
– Да при чем… – стал я делать вид, что не сильно нуждаюсь.
– Нормально всё! Она ведь в парк не пойдет, на доски некрашеные заплеванные. В «Матрицу» сводишь.
– Смотри, познакомишь на свою голову! – пробую я пошутить.
– Влюбишься, что ли? Да на здоровье! Главное, по уму все чтоб было…
В этом доме я бывал часто и заходил по-свойски. Но сейчас чего-то заробел. Хотя непонятно с чего. Всего делов – поводить городскую по нашим колдобинам.
Лева крепко взял меня под локоток и повел, прямо потащил, на продуваемую ласковым сквознячком веранду, где неспешно закусывало и звенело рюмками семейство Бабченко. Я сказал в никуда общее «добрый день».
Вячеслав Петрович приветственно махнул ручищей.
– Садись, молодежь!
Лева привел меня в тот конец стола, где сидели какой-то дядька, две незнакомые тетки и девчонка.
– Вот, Ольга, это Роман – лучший ныряльщик в округе.
Если на пороге веранды я с интересом разглядывал после своего скудного завтрака богато накрытый стол, то теперь меня совершенно не интересовали разносолы, потому что на меня смотрела, правда без особого любопытства, та самая Ольга из зимнего ночного поезда.
– Вот тебе и здрасте! – только и смог я сказать.
– И тебе того же, – эхом откликнулась девчонка, неспешно очищающая апельсин.
Следующая моя реплика была не умнее предыдущей:
– Надолго к нам?
– Пока не надоем.
– Значит, надолго.
Лева подтолкнул меня к стулу, я послушно сел и напомнил:
– Мы типа встречались…
– Да-а? Не помню что-то.
А сама смотрит так, как и положено смотреть на лучшего ныряльщика. Узнаёт?
– Зима. Поезд. Ночь. Ножичек, – напоминаю ей.
– А-а, так мы не встречались – ты просто пялился на меня из темноты, как паук. Почти загипнотизировал. Во, опять пялишься! Ножик, что ли, не вернули?
Лева, не особенно срываясь, подсунул нам по бокалу уже теплого шампанского, и теперь выпитое легко, как веселящий газ, ударило в голову.
– А зачем такая красивая?
– Все претензии к папе с мамой.
– Ты в нашем супер-озере купалась уже?
– Не-а.
– У нас хорошо купаться. Вода чистая, никакого хлора.
– Приглашаешь?
– Если хочешь…
– Ладно, пойду в купальник наряжусь.
Радоваться надо, хватать удачу за хвост – и на величественный высокий берег Святого! Вместо этого я выискиваю за длинным столом Леву.
– Пойдешь с нами купаться?
Он покачал головой.
– Вряд ли. Видишь, папаша «белинским» увлекся…
– Кем?!
– Да водкой. Придется вместо него в питомник ехать.
А вот и Ольга вышла в легком, будто из марли, платье, с пестрым рюкзачком за плечами. Я вспомнил рекламу на телевидении про хорошую российскую жизнь. Там студентка с рюкзаком и на роликовых коньках цеплялась зонтом за троллейбус и таким макаром пёрла в университет. Вот и ляпнул снова:
– Тебе роликов не хватает.
– А то мои ножки без них нехороши? Нет?
– Да! – весело заверяю ее. – Да!
Я не специально выбрал более длинную дорогу к пляжу, просто она идет через сосновый бор, который дает хоть намек на тень и прохладу. Все веселей шагать, чем по солнцепеку, – нам синоптики обещали сегодня тридцать четыре градуса выше нуля.
– Ты раньше в Боровухе бывала?
– Давно, до школы еще.
– И вот ностальгия…
– Ага, щас! Папка – наша ностальгия. Захотелось в отпуске родной самогонки попить всласть по-простому, по-деревенски.
– Не такая уж тут деревня, – заметил Рома-патриот.
– Ну, Верона тоже не Нью-Йорк, однако с этим пастбищем не сравнить!
– Верона – это в Италии? Была там?
– Да, сразу после школы родаки подарок сделали за хорошую учебу.
– Здо́рово, конечно, – бодро соглашаюсь.
– Полный кайф! Ты был?
Признаваться в бедности несовременно. Бедность и сегодня не порок, но – проказа, чума или, чтоб понятней, СПИД.
– Да за делами все не соберемся никак…
– Что за дела?
Действительно, какие у меня могут быть дела? Но уверенно отвечаю:
– Так собаководство.
– У вас тоже псиноферма?
– Почти. И как там Италия?
– Рассказать невозможно – это надо видеть! Ты вообще знаешь, чем Верона знаменита?
– Ну так…
– Шекспира небось не читал?
– Типа ты читала! – немного обиделся я.
Она пропустила мою реплику мимо ушей.
– У него трагедия есть, называется «Ромео и Джульетта». Там такие парень и девушка, как бы мы, любили друг друга, а их семьи враждовали. Ну и они в конце все погибают. А действие и происходит в Вероне. Там до сих пор есть дом, где жила Джульетта, и склеп, где она похоронена.
Ольга замедлила шаг и процитировала, даже с выражением:
– Так это ж пьеса, выдумка, – усомнился я.
– Неизвестно. Все происходило в Средние века. И до сих пор в склепе туристы оставляют записки…
– И ты оставила?
– Конечно. Знаешь, что я написала? «Джульетта, соедини меня с любимым в этом году. Только с настоящим».
– Сбылось?
– Куда ты гонишь? И месяца не прошло, как я вернулась.
Мы шли извилистой тропинкой, огибая гомонящий пляж, заваленный людьми, как северный каменистый берег бывает усыпан морскими котиками.
Ольга спросила:
– Эй, а мы купаться будем вообще?
– Обязательно, только не здесь. Тут вода аж мыльная от человеческого пота. А вот за леском как раз наше место.
– Ты, случаем, не маньяк? – конечно же шутя спросила Ольга.
– С маньяком Лева тебя бы не отпустил.
С этим она согласилась.
– У нас с Джульеттами и склепами напряженка, – заливался я соловьем, – но своя таинственная история тоже есть. По правую сторону от тебя – самое большое озеро в нашей губернии. С давних времен его называют Святое.
– Почему? Тут же вокруг никаких церквей нет.
– Легенда есть такая, что тьму лет назад на месте озера стоял монастырь. Вокруг были непроходимые леса, и только одна дорога вела к монастырю с востока и от монастыря – на запад. Какие-то захватчики хотели взять штурмом монастырь, чтобы двигать дальше. Только монахи рубились насмерть. Враги взяли его только тогда, когда подожгли с четырех сторон. И когда вражеская конница вошла в ворота монастыря, он весь ушел под воду, а огроменную яму покрыла вода. Так озеро и появилось.
– Красиво излагаешь!
– Некоторые до сих пор верят, что так и было. Есть такие, кто говорит: когда озеро не подо льдом, ясной ночью можно услышать из-под воды колокольный звон.
– Ты слышал?
– Здесь не услышишь: какой-никакой шум города забивает. Надо на ту сторону, на остров, плыть.
– Сплаваем?
– Можно. Только лодка хорошая нужна, ясная тихая погода и немножко храбрости…
– Храбрость зачем? – заинтригованно спросила Ольга.
– Давно, лет двадцать назад, там мужик падчерицу убил, вот остров и считается нехорошим местом. Ну, мы на это не обращаем внимания. А еще про озеро такая байка ходила: типа оно трупов не отдает.
– Каких?
– Ну утопленников. Старики дряхлые рассказывали, что если кто в озере тонул, то всё, с концами.
Ольга остановилась, глянула округлившимися глазами.
– А теперь?!
– Теперь ничего – всплывают.
– Почему? Проклятие кончилось?
– Есть вполне реальная версия, то есть научная, – важничаю я. – Рельеф дна в озере был такой, что тело обязательно застревало внизу и не могло всплыть. А когда была война, здесь водилось много партизан, и фашики устраивали всякие карательные экспедиции. Партизаны их накололи – на озере выставили плотики с кострами. Немцы подумали, что это и есть большой партизанский аэродром с лагерем, и бомбами проутюжили все Святое. И после этого утопленники стали всплывать.