Последнее колдовство

Потапов Виктор

Последнее колдовство

Виктор Владимирович Потапов

Последнее колдовство

Жестокие морозы сковали земли царя Всeслава зимой накануне года Дракона. Повсюду, царили голод и запустенье, погибло много людей и скота, и даже звезды перестали мигать в выстуженном, омертвевшем небе.

К середине января стужа, спала, и бескровные, пожелтевшие лица с надеждой поднялись к холодному солнцу, моля его о милости и защите. Дрожа от мучительного запаха возложенных на жертвенные алтари зажаренных туш, тянулись тощие шеи, а голодные рты послушно бубнили древние, как мир, молитвы.

Но никто не в силах остановить вечное движение колеса судьбы - в полнолуние иззубренная крылатая тень закрыла диск луны - и год Дракона наступил, открыв дорогу бедам и злу.

Весной в обглоданные стужей поля и леса прилетели стаи черных воронов, предвестников войны, а ближе к лету пропал старший сын царя Ярополк.

Отправленная на его поиски дружина вернулась вскоре, неся тревожную весть: с запада на страну напали орды мохнатых варваров, скачущих верхом на волках и пожирающих человеческое мясо. Поспешно собрав рать, оставив править за себя среднего сына Ратибора, царь Всеслав отправился в поход.

Целыми днями, не зная ки сна ни отдыха, царевич Ратибор и его младший брат Тиудемир скакали по дорогам страны, карая расцветшее во время войны беззаконие, сражаясь с шайками таившихся прежде в лесах жестоких и наглых разбойников, укрепляя дух подданных, собирая новые дружины, запасы продовольствия, оружие, табуны лошадей.

К концу лета от царя стали приходить добрые вести: он начал одерживать победы и осенью надеялся возвратиться в столицу.

Но лето прошло, осень улетела с последними стаями птиц, а войне не было видно конца.

Забились о берег холодные волны, засыпало первым снегом сухую стерню на полях, и братья стали собирать новое войско, чтобы вести его на подмогу отцу.

Упершись ладонями в парапет повисшей над рекой каменной балюстрады, царевич Ратибор в тяжелом раздумье смотрел на беснующуюся у подножья утеса стихию. Грохот волн заглушил шаги подошедшего слуги, и только его вкрадчивый голос заставил царевича очнуться от дум и оторвать взгляд от бушующих вод.

- В чем дело, Ратша? - спросил он, оборачиваясь.

- Новая беда у нас, царевич, - поклонившись, начал слуга, - рыбаки взбунтовались. Отказываются выходить на ловлю. Говорят: в одной из пещер поселился злой дух. Говорят: его голос поет, как заморская арфа господина нашего Ярополка, и что он... - Ратша на мгновенье замолчал, - они твердят, что он призывает бурю.

- Глупые россказни! Чушь! Какой дух?! - выкрикнул царевич. - Я в детстве сам облазил с братьями весь берег, все пещеры - ничего там нет, кроме воды и камней. Они просто боятся выходить в такую погоду! Возьми дружинников и заставь их!

- Не знаю, царевич, - слуга покорно, словно сам был повинен в случившемся, склонил голову. - Только на реку они не пойдут. Люди напуганы... предсказания жрецов, война, различные слухи... Плохо будет, если мы останемся без рыбы, впереди трудная зима, нужно кормить ратников...

Минуту Ратибор стоял неподвижно, затем с досадой ударил кулаком по изъеденному влагой и ветром камню и быстро зашагал внутрь дворца.

- Собери десяток воинов... Седлайте коней!.. Прихвати побольше факелов! - минуя многочисленные покои и палаты отрывисто бросал он спешившему за ним Ратше. - Я сам разберусь с этим духом! Я заставлю его замолчать навсегда! Вышибу его из этой пещеры, если только он там есть...

Вторя плеску волн, рыдали и вскрикивали струны диковинного инструмента. Казалось, неумелая рука ребенка терзает ради забавы арфу - дергает, тянет, рвет, но сила, с которой она исполняла свою дикую песню, была отнюдь не детской.

Ратибор обвел взглядом стоявших вокруг него людей, и презрительная усмешка оттянула уголок его рта - так поспешно спрятали они глаза.

- Факел и меч! - спокойно приказал он.

Несколько мгновений воины и слуги растерянно молчали, затем бросились к царевичу.

- Не ходите туда, господин наш, не ходите! Предками заклинаю! Там погибель! Не ходите! - запричитал верный Ратша, схватив Ратибора за край плаща, и все закричали следом за ним.

- Ну-у! - Ратибор яростно выбросил вперед руки, и люди разом смолкли в его ладонь послушно легла холодная рукоять меча.

Пламя заметалось на ветру, швыряясь искрами и обрывками дыма, и Ратибор исчез в узком отверстии входа.

И сразу же темнота и тишина отделили его от людей. На мгновенье царевич остановился - в голове скользнула трусливая мысль: может быть, все-таки вернуться - но тут же понял, что это уже невозможно. Долг и честь обязывали идти вперед, и он двинулся дальше.

Вскоре узкая горловина расширилась, скользкие холодные стены расступились, открывая глубокое мрачное подземелье. Слева со стороны реки в него проникал серый рассеянный свет. Черная студеная вода плескалась у самых ног, и, гулко отдаваясь в невидимых сводах, стонала арфа.

Подняв над головой факел, царевич огляделся по сторонам. Что-то смутно забелело справа в темной глубине грота. Сердце скакнуло и лихорадочно забилось в груди. Водя факелом над головой, царевич пытался разглядеть, что ждало его там впереди, но было слишком темно и далеко, и, ничего не разобрав, Ратибор осторожно стал пробираться вперед. Идти было трудно, ноги скользили на голых валунах, а песок и галька скрипели под каблуками, запечатлевая каждый его шаг.

Приблизившись вплотную, Ратибор облегченно вздохнул и опустил верный меч - это было всего лишь человеческое тело, сжимавшее в руках арфу. Проникавшие в пещеру волны накатывались на него и, задевая струны, вызывали те необычные звуки, которые напугали рыбаков.

Склонившись над водой, чтобы разглядеть утопленника, Ратибор вытянул факел вперед и, вскрикнув, отпрянул назад: с черной поверхности, застывшее и белое, на него взглянуло лицо старшего брата.

Царевич окинул взглядом разбитую золоченую арфу с обвисшими, частью оборванными струнами, перевел взгляд на еле плещущуюся у ног волну и резко сжал рукоять меча. Внезапная мысль пронзила его. Озираясь по сторонам, он медленно отступил к стене. Только сейчас он понял: арфа не могла звучать!

Здесь было какое-то колдовство.

Пещера надвинулась на него тьмой и каменными сводами, вновь предстала обиталищем грозного духа. Некоторое время Ратибор, напрягшись, готовый ко всему, стоял, прижавшись спиной к сырой неровной стене, но ничего не происходило. Страх отпустил его, и царевич вспомнил свои хвастливые слова в палатах.

Набравшись мужества, он шагнул к воде.

Лицо Ярополка было безмятежно, он даже как будто... Ратибор опустил факел еще ниже.

Да, он улыбался!

Как жутко!.. Как ужасна эта счастливая улыбка, навеки заледеневшая на губах брата.

Казалось, он просто спит и видит чудесный сон. Но скрюченные, окостеневшие пальцы, сжимавшие любимый инструмент, нарушали картину, вызывая ощущение какой-то неведомой жути.

Ратибор долго завороженно смотрел на Ярополка, и скорбь уже охватила его душу и сжала грудь, и мысли протянулись к будущему: к тому, как пошлют гонца, и он, словно стрела, пронзит сердце отца известием о смерти любимого сына, к похоронам, горю, плачу. Но сильнее горя было желание понять причину гибели брата - выражение его лица слишком противоречило смерти. Счастливый!.. Что может быть радостного в ней, когда тебе всего 25?..

"Он не погиб в борьбе и не утонул, - размышлял Ратибор, - не отравлен и не умер от голода или болезни. Но от чего?!.. Арфа? Колдовство?.. Может быть, он просто замерз? Злые разбойники отобрали у него теплую одежду, коня и бросили в безлюдном краю. И он шел, шел, шел, теряя силы и коченея, и погиб почти у порога родного замка. Говорят, что, замерзая, люди умирают без боли, и перед концом им часто грезится нечто прекрасное и волшебное... Может быть. Но ведь не настолько, чтобы испытывать счастье? А он счастлив! БЫЛ счастлив, - поправился царевич, вглядываясь в лицо брата, - в последние часы или минуты жизни... А холод мог дать только покой..."