Страница 2 из 50
Всего чуточка волшебства могла отогнать кошмары от Геллы и влить в дряхлое тело бабушки новую жизнь. Злобные сущности проникли в дом из-за Фэйми, и девочка хотела это исправить. Она знала, что когда начнёт испытание, никто ей не поможет, а если вернуться домой — всё будет кончено. Желания могли попасться какие угодно, лёгкие и трудные, безвредные или опасные, но Фэйми уже решилась.
Завидев, что девочка несёт хиго, обитатели пещеры пришли в ярость. Они шипели, раздваивались и тянулись к огоньку, но Фэйми гнала их прочь. Тени стали колючими и ершись из всех углов. Они прятались за камнями и ползли по трещинам, стараясь забраться в складки платья или под подол, где обитал мрак, чтобы оттуда добраться до желания. Свет надежды, заключённый в хиго, манил и раздражал их.
Фэйми бежала так быстро, что пряди её чёрных волос развевались за спиной, как водоросли, подхваченные сильным течением. Она перепрыгнула через расщелину, откуда потянулись к щиколоткам тёмные пальцы и, не давая себе отдышаться, припустила дальше — к арке, из которой лился свет. Фэйми не заметила, как маленькая гадкая тень, выбравшись из-под камушка, скользнула ей в туфлю. Девочка взвизгнула и стряхнула обувь, но не выпустила из рук хиго.
— Бабушка! — Фэйми споткнулась о порог и растянулась на деревянном полу.
Огонёк завис в воздухе рядом с её макушкой. Теперь ему ничто не угрожало, и Фэйми позволила себе немного похныкать из-за разбитой коленки и потерянных башмачков. А ведь отец только-только купил их на осенней ярмарке. Теперь тени утащат чудные туфельки в самый тёмный закоулок Витков и спрячут там, где их невозможно будет найти. Мама ужасно рассердится.
Фэйми хотела вернуться и поискать обновку, но хиго выглядел таким испуганным и одиноким, что она не решилась его оставить. Да и обуви наверняка уже нет на прежнем месте. Потерять что-то в Витках — хуже, чем уронить монетку в бездонную пропасть.
Девочка поднялась и отряхнула подол зелёного платья с вышитой на груди птичкой. Бабушки в комнате не оказалось. Через открытое окно дул ветер, колыхавший белые занавески. На столе стоял погашенный фонарь, серебрившийся в ровном свете луны.
Половица позади неожиданно скрипнула, и Фэйми вздрогнула. Из арки, опираясь на клюку, вышла бабушка. Она была маленькая и сгорбленная, как растаявшая свеча. Бабушка держала в руке пучок серебристой полыни. В Витках он светил ярче лампы, а если потрясти, рассеивал вокруг множество искр. Тени терпеть не могли полынь, и бабушка любила докучать им, вооружившись душистым веником.
— Явилась наконец! — рассерженно сказала она. — Сколько тебе повторять, чтобы ты не ходила в Поддонье в полнолуние? Сегодня у тебя отобрали обувь, а в другой раз могут и без ног оставить!
Она вынула из кармана фартука блестящие башмачки, и Фэйми залилась краской.
— Хиго только в полнолуние такие яркие, в другие дни я их плохо вижу, вот и хотела сегодня поискать.
— Я же сказала, что запрещаю тебе проходить обряд! — лицо бабушки сделалось жёстким, губы сжались в тонкую линию. — Даже не думай меня ослушаться! Иначе я перестану считать тебя своей внучкой.
Из-за бабушкиной спины неожиданно вылетел фиолетовый хиго и принялся метаться по комнате. Через мгновение он запутался в пучке подвешенных к балке трав, но тут же высвободился.
— Каков негодник! — бабушка пригрозила ему клюкой. — Всю дорогу прятался возле меня от теней, да так и пробрался в дом. А я его так гоняла, так гоняла! Вся вспотела, как будто водой облилась.
— Я тоже нашла одного, — Фэйми сконфуженно указала на янтарный огонёк, вокруг которого уже вился фиолетовый непоседа.
— В полнолуние они сыплются как бусины с порванной нитки, — отмахнулась бабушка. — Скоро можно будет совать их в банку и ставить у кровати вместо светильников. Подогрей чаю, что-то я утомилась.
Она уселась в мягкое кресло, а Фэйми зажгла спиртовку и поставила на неё крохотный чайничек, воды в котором хватало ровно на две чашки. Фиолетовый хиго проследовал за ней от посудной полки к шкафу, где стояла вазочка с печеньем, затем к столу и обратно.
— Какой приставучий, — раздражённо сказала бабушка. — Брось-ка его за арку, я пока закрою портал. И второй захвати. Нечего им тут делать.
Золотистый огонёк парил над столом, освещая накрахмаленную скатерть и букет полевых цветов в глиняной вазе.
— Знаешь, бабушка! — Фэйми собралась с духом, развернулась и посмотрела ей прямо в глаза. — Это мой, а не твой выбор! И ты можешь не считать меня своей внучкой, раз так хочешь. Я согласна.
Бабушка вздохнула. Черты её лица смягчились.
— Милая, мне будет гораздо спокойней, если ты проживёшь тихую мирную жизнь, как твоя мать. Я почти семьдесят лет служу людям, а они называют меня за это полоумной старухой. Когда-нибудь ты вырастешь и встретишь хорошего юношу, а он сбежит от тебя, как только узнает, что ты не от мира сего.
— Дедушка от тебя не сбежал, — возразила Фэйми, заваривая чай. — Если у меня не получится, я просто вернусь и забуду об этом. А вот если не попробую — всю жизнь буду жалеть. Вдруг мне попадутся лёгкие желания.
— Из лёгких желаний хиго не рождаются, — отрезала бабушка, беря чашку с подноса. — У тебя сейчас нет ни магии, ни опыта. Помогать с их исполнением будет тяжело.
— Я знаю, — твёрдо сказала Фэйми, размешивая мёд в чае. — Но ты ничем от меня не отличалась, когда проходила обряд. Я тоже должна попробовать. Если не хочешь, чтобы я ходила по Поддонью в полнолуние, отдай мне эти хиго. Мне же как раз два нужно.
— И в кого ты выросла такая упрямая?
— Мама говорит, что в тебя, — Фэйми немного помолчала. — Ты знаешь, Гелла всё время плачет. Мне кажется, это из-за теней. Я пробовала вешать полынь над её кроваткой, но мама так рассердилась…
Бабушка вздохнула, постучала клюкой по полу.
— Надо измельчить молодые веточки, посыпать солью, положить в маленький мешочек и сунуть под подушку.
— Мама всё время меняет постель. Она найдёт. Если я стану чародейкой — смогу их выгнать.
— Я сама это сделаю!
— У тебя уже нет на это сил, и ты меня не обманешь, да и мама тебя не пустит…
Бабушка снова вздохнула, тяжело, как старая черепаха.
— Расскажи мне об этих хиго, — попросила она. — А я скажу, готова ты или нет.
Фэйми знала, что огоньки желаний бывают разными. Некоторые хорошие, в других гнездится жажда наживы или ненависть. Есть красные хиго, хозяева которых одержимы мечтой. Иногда они опасны. Встречаются лёгкие и те, которым не суждено сбыться.
Обречённые хиго мутные и тяжёлые. Они не светятся, а чадят, как прогоревший фитиль. Однажды бабушка показала Фэйми огонёк, принадлежавший женщине, у которой только что умер старый отец. Дочь молила вернуть его к жизни, но созданный её желанием хиго получился тусклым и бесформенным, как пропитанная грязью снежинка. Он не смог парить, а опустился в траву, где его тут же растащили прожорливые тени.
— Они оба добрые, зла я в них не вижу. — Фэйми захрустела печеньем, — Хозяин жёлтого наверняка подросток. Он не полностью цветной, но и не белый, как у детей. Фиолетовый точно принадлежит кому-то пожилому. Наверное, в нём мечта всей жизни.
Бабушка изловчилась и поймала резвого летуна.
— Да, ему давали отлежаться и созреть, как хорошему вину, поэтому в нём скопилось столько энергии. А что ещё ты заметила?
Фэйми потёрла нос. Она всегда так делала, если волновалась.
— Ты упустила кое-что важное, — с ноткой недовольства сказала бабушка. — Учись замечать любые мелочи, иначе лёгкой дороги тебе не видать.
Фэйми с минуту задумчиво хмурилась, изучая огоньки в ладошках.
— Они оба появились в это полнолуние и проникли сюда почти одновременно. Это значит, что их хозяева скоро встретятся.
— Я рада, что ты это поняла, — бабушка удовлетворительно кивнула.
— Так я могу их взять?
— Делай, что хочешь, но так и знай, матери я скажу.
— Я сама ей скажу.
Фэйми чмокнула бабушку в обе щеки. Та всё ещё казалась сердитой, но было понятно — она просто волнуется. Оба огонька опустились на плечи Фэйми. Фиолетовый рассёк воздух, как падающая звезда, и тут же очутился слева, а жёлтый скромно примостился справа.