Страница 2 из 6
Пол крикнул мне «Хэлло!» через зал, и я направился к ним. Представляя ее, он произнес имя отчетливо. И ресницами она в этот раз не хлопала.
– Я ждала случая вновь вас увидеть, мистер Стерн,- сказала она.- Вы, может, меня и не помните.
– Нет, помню,- ответил я.- А знаете, что Чейсен играл с Джоу Куком в картине «Полегче на поворотах», «Блестящие, великолепные»?
– Конечно,- сказала она.- Но сомневаюсь, что он снимался в «Аризоне моей дорогой», которую Кук делал в «Парамаунте»[Крупнейшая голливудская фирма]. Немного скандальная вещь, между прочим.
– Да,- согласился я.
Пол Сандерсон вытаращился на нас обоих, потом встал.
– Мне кажется, вам лучше вдвоем поворковать,- сказал он.- К тому же мне в туалет надо.
Он поднялся и зашагал прочь.
– Мой новый премьер,- сказала Кей.- Конечно, не слишком он новый.
Я закивал.
– Сниматься начал не позже Гильберта Роуленда, думаю. Но все еще хорош, а?
– Очень.- Она пристально на меня посмотрела.- Как это они делают?
– Кто и что делает?
– Вы понимаете, о чем я. Как некоторые ухитряются держаться вечно? Ну, эти, из Первой десятки, самые «кассовые» год за годом. Ведь не стареют, нет же?
– Конечно стареют. Вспомните ушедших. Она сощурилась,
– Вот чего вы от меня хотите. Вот чего вы хотите от всех. Чтоб помнили ушедших и забыли, что дюжина других тут и всегда тут была. Дюжина, которая остается звездами пятнадцать, двадцать, двадцать пять лет и попрежнему играет заглавные роли. А кроме них – еще несколько режиссеров и продюсеров, Де Милль, люди, вроде вас. Когда вы пришли в Голливуд, мистер Стерн? В девятьсот каком, бишь?
– Вы читали мои письма? – спросил я. Она покачала головой.
– Я говорила с людьми,
– С кем?
– Ну, с вашим другом Майком Чарльзом, например. С вашим покойным другом.- Она помолчала.- В тот вечер нашего с вами знакомства, как вы распрощались, Майк здорово набрался. И кое-что мне открыл. Сказал, что тут существует узкий, тайный круг людей, контролирующих ситуацию. Они нацелены на высший уровень и решают, кто остается, кто уходит.
Сказал, что вы ему как раз тогда приказали уйти.
– Он был здорово навеселе тем вечером.- пробормотал я.
– Он не был навеселе другим вечером, когда застрелился.
Я глубоко вздохнул.
– Некоторые обманываются. Этот путь ведет к самоубийству.
– Он не обманывался в тот вечер.- Кей Кеннеди смотрела невозмутимо.- Я хочу знать правду.
Я вертел салфетку.
– Допустим, в этих россказнях что-то есть,- произнес я.- О, никаких нелепостей, вроде тайного ордена, в котором несколько главарей контролируют всю голливудскую паству, это смешно. Ни режиссер, ни продюсер, ни звезда экрана контрактом, рекламой продержаться не в силах, публика – вот кто решает судьбу. Но, допустим, существует несколько избранных, которыми публика дорожит. И существует способ среди них остаться. Даже давайте допустим, я могу знать этот способ.- Я взглянул на нее в упор.- Если так, почему я скажу о нем вам?
– Потому что из числа этих избранных,- прошептала Кей Кеннеди.- Я буду звездой, великой звездой. И останусь ей навсегда.
– У малютки большие планы.
– Когда я малюткой была, планы имела те же, большие. Что ж, смейтесь!
Мои родители тоже смеялись. Но я вынудила отца бросить работу и привезти меня на побережье. Он вкалывал по ночам на заводе, чтоб оплачивать мое обучение актерскому мастерству, пока не умер шесть лет назад. Его место заняла моя мать, на том же заводе, чтоб я могла продолжать обучение. Она умерла в прошлом году. Та же причина. Силикоз. Условия на заводе убийственные.
Она зажгла сигарету. – Хотите знать остальное? Вам остальное нужно?
Нужны имена шутов вроде Майка Чарльза, которым я доверила толкать меня вверх? Имена подпольных агентов, вонючих посредников, импрессариогрязекопателей, режиссеров порнухи? Хотите знать, как мне достался мой первый приличный адрес, мой гардероб, автомобиль? Или послушаете про милягу парня из авиации, получившего у меня отставку, потому что хотел без отсрочки жениться и завести семью?
Я улыбнулся ей.
– Зачем? Как вы верно сказали, я тут с девятьсот-давнего. Эту историю слышал тысячу раз.
– Ага. Но это не вся история, Эд Стерн. У нее есть одна сторона, самая важная сторона. Я – актриса, и хорошая. Год-два, и стану еще лучше.
Доверили бы в студии мне работать с таким реквизитом, как Пол Сандерсон, не знай они, что стану? Я вот-вот возьму последнюю высоту, потому что в форме. И намерена всегда быть в форме. Поэтому скажите мне: когда я достигну вершины, что сделать, чтоб на ней остаться?
Я кинул взгляд через зал. Пол Сандерсон стоял, уйдя в разговор с двумя мужчинами, которых, точно, никогда бы не усадили за столик у Майка Романова. Черны, приземисты, коренасты, руки глубоко засунуты в карманы брюк. Пол, разговаривая, улыбался им, они в ответ не улыбались.
Кей Кеннеди проследила за моим взглядом. Я усмехнулся.
– Пола спросите, когда вернется,- я предложил ей.- Может, он скажет.
– Значит, сами не скажете.
– Нет пока, Кей. Я думаю, вы еще не готовы. Станете тою, какою мечтаете стать, тогда, может, у вас будет шанс. А пока…
– Ладно.- Она ответила мне тоже усмешкой.- Но что хотела, я все-таки теперь знаю. Майк Чарльз правду сказал, так? Есть секрет!
Она кинула взгляд через зал.
– И Пол его тоже ведь знает. Но вы предлагаете спрашивать у него, потому что уверены: Пол мне его не откроет.
– Может, и так.
Она опять пристально на меня поглядела.
– С Полом Сандерсоном тоже нечисто. Я догадываюсь, он один из ваших, как Майк выразился, людей. Он – первый, кого я помню из звезд экрана тридцатых годов. Теперь я тут, взрослая, играю с ним в паре, а он ни чуточки не изменился с тех пор.
– Грим,- сказал я.- Эти ребята Уэстмор[Трое братьев Уэстмор – ведущие художники-гримеры крупнейших голливудских фирм с конца двадцатых годов] – молодцы.
– Нет, не то. Я знаю, он носит парик. Но он совершенно разный на съемочной площадке и в жизни. На съемках он никогда не теряет сил, не жалуется. Я под юпитерами могу умирать, а с него капли пота не упадет.
– Учитесь расслабляться,- сказал я.
– Не в этом дело.- Она наклонилась вперед.- Знаете, за все время съемок он ко мне не полез ни разу.
– Но пригласил же сюда.
– Агент постарался. Реклама.- Она помолчала.- По крайней мере, до сегодняшнего вечера не было ничего вообще. Вот это я имела в виду, когда сказала, что с Полом Сандерсоном нечисто. Ведь сегодня весь вечер липнет. Не работай я с ним, не знай я его, поклялась бы: другой парень.
Как вы это мне объясните?
– Никак,- ответил я.- Спросим его.
Я обернулся и посмотрел в конец зала. Но Пола Сандерсона след простыл. И обоих мужчин тоже.
Я вскочил: – Простите, сказал.- Я скоро вернусь. А она тут как тут.
– Тоже заметили этих двоих? – прошептала.- Двоих мужчин с ним?
Думаете что-то случилось?
Я не ответил. Я шагал через зал. Не стал утруждать гардеробщицу, но, вылетев за дверь, ухватил первого, кто попался, из персонала.
– Мистер Сандерсон,- я спросил,- не выходил только что?
– Отъезжает.- Человек указал на черный лимузин, заворачивавший к выезду.
– Не его ж автомобиль!
– С ним было еще двое мужчин. Я ткнул его в бок.
– Мою машину, живо!
Кей Кеннеди схватила меня слева под руку.
– Что случилось?
– Как раз это я хочу выяснить. Идите назад и ждите. Я вернусь, обещаю.
Она покачала головой.
– И я еду.
Машину подали. Времени спорить не оставалось, если я не хотел упустить лимузин.
– Ладно, садитесь.
Выехали. Автомобиль повернул направо и стал набирать скорость. Я последовал за ним. Он метнулся влево, еще прибавив газу. Я не отставал.
– Захватывающе! – сказала мне Кей.
Ничего подобного. Все мое внимание требовалось, чтоб не дать ему, впереди, оторваться и – скорость, превышавшая допустимую в городе. Задержка… штраф… квитанция…- и все бы пропало. Я сворачивал, всегда отставая на целый квартал, а лимузин кружил, петлял, вырывался вперед, петлял и вырывался вперед, пока не достиг каньона за городом далеко на север. Вот тогда он помчал.