Больше Ничего

И, конечно, если так привередничать, то не долго было и опоздать, учитывая, что и так уже часы показывали пятнадцать минут девятого, да и в целом; что, в первый раз что ли? Но непонятно какая сила удержала девушку чтобы втиснутся последней и поехать прижатой к дверям, стараясь в это же время пробраться в карман к заранее подготовленной мелочи; жизнь здесь уже научила таким тонкостям. А на следующей остановке, скорее всего, придется задом наперед выбраться из автобуса, чтобы пропустить пассажиров, которым, к неудовольствию остальных присутствующих, приспичило выйти именно здесь. А стоит только оказаться на улице и невысокую Таню тотчас оттирали в сторону, и она опять забиралась последней, да что это такое! Бывали даже печальные случаи, когда она, на полном серьезе, проехав пару остановок, снова вынуждена была ждать автобус, да еще и с уже купленным билетом.

Возможно, именно этот поток мыслей и воспоминаний заставил ее замереть с отсутствующим, но, все равно, печальным видом, и долго смотреть сквозь копошащиеся спины прямо перед собой. Долго - это пока сквозь сопение и пару сдавленных матерков, людская масса не взяла приступом общественный транспорт; и двери, никого больше не ожидая, закрылись: а автобус, тяжело шурша шинами по грязному, мокрому асфальту, благополучно укатил. Тут только Таня очнулась, захлопала глазами, а только толку. И, что она сейчас, спрашивается, сделала? Теперь придется полчаса ждать нового, опять соберется столько людей, все это мы уже проходили... На вокзал она теперь неминуемо опоздает; и, хорошо еще, если родственник ее дождется а не поедет к дому сестры сам, предварительно ей позвонив - так мол, и так. А тогда мама позвонит дочери; а та, дура, даже с таким простым поручением справится не может: а потом и прочее, и то, и это, и пятое, и десятое, в общем - все. Таня чуть ошарашено посмотрела на удаляющийся автобус; до тех пор, пока он не стал едва различим, да и зрение у девушки, к сожалению уже начало понемногу портится, несмотря на совсем юный возраст; одним словом - кончено: уехал, размылся где-то в дали. А может быть Таня собралась всхлипнуть и уже слезы на глаза наворачивались. Совершенно машинально она перевела взгляд на противоположную сторону дороги и, слегка сощурившись, вдруг разглядела там какой-то крупный объект, который, логично предположить, двигался в ее сторону. Хныкая носиком, Таня достала из кармана одноразовую салфетку, и пока никого нет, с шумом высморкалась. Наивно, разумеется, даже полагать, что это может оказаться что-то такое четырехколесное, что сейчас заберет ее с остановки. Однако, судя по огромным стеклянным глазищам, это все таки был и правда какой-то транспорт, но это нисколько не обнадеживало - мало ли что по дорогам ездит. И, да, по мере приближения быстро выяснилось, что это действительно автобус, очень старый (ну, с Таниной точки зрения) и судя по выставленному впереди номеру, это был автобус общественный. Теперь Таня еще и удивленно приоткрыла рот, ибо через их дыру, до последнего времени, пролегал только один, всеми глубоко ненавидимый маршрут, а это не пойми что еще - новый, что ли, пустили? Стоило транспорту подъехать поближе, Таня, беззвучно шевеля губами, прочитала на его округлой, рыжей физиономии номер - "4". Что это еще за номер такой, действительно, и главное куда он идет?

Но если подумать, как будто у нее действительно был выбор. Тут главное уехать, добраться до более цивильной части города, может пересесть там на что-нибудь, может... а тем временем, внутри салона, чудеса просто, было практически пусто; да что там - не было никого. Только видно, как между сидений блуждает сутулая фигура кондукторши, и еще пара голов маячит на фоне светлых, соседних окон. Автобус, тем временем, уже подъехал и остановился передними дверьми прямо у Таниного носа; она уже успела подойти к краю дороги, словно давая понять плохо различимому водителю, что непременно собирается в совместную поездку. И за стеклами правого борта не помещалось никакой информации, кроме все той же старой картонки, со слегка мятыми краями, которая опять сообщала номер - четыре. Все это могло бы начать выглядеть даже подозрительно если бы Танечка не привыкла смотреть на вещи просто; да и какие еще подозрения, о чем? Лишь велика вероятность, что это четырехколесное ископаемое представляет собой какой-нибудь служебный транспорт и остановилось кого-нибудь подобрать. Но, правда, на остановке больше никого не было, Таня даже непроизвольно огляделась; зато когда двери открылись освобождая вход, он оказался не совсем свободным - поверх широких, не особо чистых ступеней, возвышалась кондукторша - вроде бы и не особо толстая, но, какая-то совершенно бесформенная тетка, неопределенного возраста, в мешковатой одежде: вернее, в целом нагромождении висящих на ней истрепанных предметов гардероба. Из-за такого внешнего вида, ее можно было бы принять за решившуюся на подработку цыганку; если бы вся эта хламида, которую та на себя напялила, была бы режущих глаз, разноцветных оттенков. Во всяком случае, простенькая Таня приблизительно так представляла себе вечных странников. Сейчас же, эта неряха с кондукторской сумкой, глядела на аккуратную Таня сверху вниз, то ли со скучающим, или же с выжидающим взглядом, так, что та даже растерялась.

- Скажите, - против своей воли с виноватой интонацией поинтересовалась девушка, - а этот автобус пассажирский?

И, тотчас поняла, что глупость сказала; конечно пассажирский, какой же еще. Тогда, торопясь из-за боязни, что шоферюге надоест ждать на пустой остановке; он закроет двери и уедет, Таня переформулировала свой вопрос, однако теперь с еще более виноватым видом:

- Скажите, а это автобус на вокзал идет?

При всех минусах и наложенных на нее от рождения, был, правда, и один плюс - голосок у Танечки был удивительно чистый, почти хрустальный. Вот прозвучал этот невинный вопрос в сыром, утреннем воздухе - казалось бы, что тут такого, но неожиданно из глубины салона донеслось резкое:

- Да идет, идет, дура! Садись уже!

Ничего себе. Тут бы осечься и с обиженным и надменным видом отойти, мол езжайте себе а я со всяким быдлом не поеду. Да только обстоятельства складывались не в пользу такого решения. И, к тому же, нужно признать, к подобному поведению Таня давно уже привыкла. Когда твое детство проходит на самом краю города, среди заводских заборов, бесконечных колдобин и бутылок в вперемежку с собачьими экскрементами в детской песочнице, как тут не привыкнуть. Кондукторша же, видимо посчитала это достаточным пояснением относительно маршрута, и видимо от того, ничего не сказав, просто молча отодвинулась в сторону освобождая проход. Таня вздохнув, и немножечко даже ликуя про себя, что все вроде бы благополучно разрешилось, и никуда она теперь не опоздает, ухватилась за поручень и поднялась вовнутрь.

Первым делом она исподтишка огляделась, пытаясь определить от кого прозвучала хамская реплика, но это было и не сложно; помимо кондукторши внутри было еще лишь два человека, два малоприятных, урловатых типа, похожих друг на друга как близнецы-братья: короткие стрижки, торчащие уши на вытянутых головах и недружелюбные, выжидающие взгляды. Как два истукана, они сидели рядом на двойном сидении с левой стороны, и пока вроде бы молчали. Да, так все устроено в ее, Таниной жизни, как только случается что-то положительное, значит сразу же произойдет какая-нибудь неприятность, видимо, чтобы жизнь медом не казалось. Вот, например, сейчас - ехать целую остановку с этими субъектами, Таня не сомневалась, что уже на следующей, кто-нибудь да залезет, еще бы, пустой транспорт! А автобус, едва только она успела сесть на одиночное сиденье обтянутое бордовым дерматином , на удивление плавно тронулся с места, и не подумаешь что сидишь в чреве такой развалюхи. Это Танечка позволила себе немного поёрничать, ибо выглядел автобус хоть и старым, но более-менее ухоженным, чистым, не иначе как только что из ПАТП выехал. Однако и тут она поторопилась; несмотря на такой гладкий старт, стоило им лишь немного отъехать и понеслось - внутри все застучало, задребезжало, четырех колесный старикан явно плохо переносил все ухабы и дорожные ямы, которых по пути следования было немало. Вдобавок, двое субъектов, теперь сидящих за ее спиной, хорошо хоть не сразу на соседнем сидении, словно очнувшись, вернулись к обсуждению какой-то темы, вникнуть в которую Таня просто не могла, даже если бы очень этого захотела, потому как концентрация матерных слов, так сказать, превышала в их диалоге все пределы. Но тут Таня опять покривила душой, так как не существовало такого предела, она это точно знала, снова сказывался опыт детства в суровых местных условиях. Зато кондукторшу это несколько не раздражало, мало того, это тетка даже и не думала подойти к Тане чтобы взять плату за проезд; а вместо этого уселась на свое место обозначенное табличкой, достала пилочку для ногтей от куда то из своего шмотья и с самым непринужденным видом пустила ее в дело, на Таню даже и не глядя: та так и замерла в нерешительности, прижав к груди кулачок с мелочью. Так проехали остановку, Автобус снова остановился, что характерно сквернословившая за спиной пара опять ненадолго заткнулась, возможно приготовившись разглядеть того, кто сейчас поднимется в салон, но никто не вошел, опять чудеса; Тане не очень хорошо было видно - но кажется остановка была пустой, ушедший вперед автобус всех подобрал и никто до сих пор не пришел. Позади это видимо тоже поняли, поэтому ругань возобновилась с новой силой, а Таня теперь почти требовательно протянула руку с оплатой в сторону кондукторши. Мало ли, она всегда боялась контролеров. Получив свой билет, по привычке начала складывать цифры, и надо же - билетик оказался счастливым, в первый раз за очень долгое время. Нет, определенно день начинается хорошо. Таня даже заулыбалась. Мама, если бы у нее было хорошее настроение, в таком случае сказала бы что нужно срочно бежать, покупать лотерейный билет. А тут еще и правда; легкие странности стали подходить к концу, автобус снова открыл двери на остановке - и внутри появился новый пассажир, да еще какой. Молодой мужчина, не то что там позади сидит, харкающее и ругающееся, а настоящий красавец, хотя бог его знает, красивый - не красивый, Тане много было и не нужно. Ей вообще иногда приходили такие мысли, что глупо на себе ставить жирный крест в столь юном возрасте, а надо просто начинать смотреть на вещи просто. Ну и что, если одногруппники ей не нравятся, на свете ведь все относительно; она догадывалась, что кажется и сама им в свою очередь не шибко по нраву. Полноватая, порхающая белая ворона, с постоянно испуганными глазами, каждый раз шарахающаяся в сторону проходя через тамбур у выхода, упорно именуемый всеми предбанником, где курят однокашники со злобными лицами; и страшно ругаясь последними словами, обсуждают насущные проблемы. И курить там уже давно запретили, да только лишь на словах. И вот по ночам Таня лежит на своем железном ложе, немного боится темноты и так хочется ощутить какое-то тепло рядом... Да уж, все это конечно хорошо, в перспективе, как любит часто повторять один из преподавателей, но если и ощущать это тепло, так где-нибудь в другом месте, а не там, где через стену спит суровая мама с не менее суровым жизненным опытом, брошенная сожителем, с которым она даже в брак вступить не успела, и с двухлетней дочерью на руках. В прочем, это также теперь не имело значения; потому, что Танин отец, которого она не помнила, все равно умер, когда ей еще не исполнилось и десяти. Суровый круговорот действительности.