Поймать чайлдфри

Когда мы впервые встретились в университетской аудитории, мне было 17, а ему 22, он пришел на юридический после срочной службы и еще двух лет службы по контракту. Армию он покинул по доброй воле и безо всякого сожаления, хотя, как сам рассказывал, делал успехи, пользовался авторитетом у подчиненных и уважением у начальства и мог бы посвятить этому жизнь. На курсе он сразу стал одним из лучших, ему прочили блестящую карьеру, и он оправдал даже самые смелые надежды.

Что касается меня, то я особых надежд не подавала, хотя училась не намного хуже. Несмотря на всегдашнюю сдержанность и дисциплину, во мне уже тогда чувствовались несовместимые с юриспруденцией мечтательность и рассеянность, которые заставляли моих преподавателей вздыхать, а Олега – лукаво улыбаться.

Проект фирмы у него появился еще на первом курсе, фундамент он закладывал на протяжении второго и третьего, а на четвертом уже начал полноценно работать. Прошла всего пара лет после выпуска из универа, а его контора уже гремела на всю Россию. Сейчас он один из важнейших специалистов страны, его знают, боятся, добиваются его внимания и метят к нему в нахлебники. Денег у него столько, сколько мне с моим скромным писательским талантом, видимо, никогда не заработать. Мне, впрочем, столько и не требуется.

Олег неоднократно звал меня к себе работать, но я выбрала свободу. По окончании универа я на пару лет уезжала в Германию и даже подумывала там остаться, но тоска по родному Питеру взяла свое – я вернулась еще более дикая и своевольная, чем прежде. Просила Олега встретить меня с самолета, но он не смог прорваться сквозь плотный график и прислал «своего человека». У него масса мальчиков и девочек на побегушках.

В тот же год я написала свою первую повесть, которую напечатало небольшим тиражом одно из малоизвестных питерских издательств. Никакого особенного ажиотажа вокруг нее я не ждала, но, к моему удивлению, ее заметил популярный литературный критик и написал небольшую хвалебную рецензию. Это меня очень взбодрило, но не помогло – следующие две повести остались незамеченными.

Денег не хватало, я перебивалась публикациями в журналах и переводами. В один «прекрасный» момент хозяин квартиры, которую я снимала, попросил меня «на выход», и Олег тогда очень помог: просто взял меня «под уздцы» и отвез на Васильевский остров к своей пожилой маме, которая с радостью разбавила мной свое одиночество. Вот благодаря ей-то, вернее благодаря ее неважному здоровью, я и познакомилась со своим будущим мужем Игорем.

Игорь руководил бригадой скорой помощи, которая приехала по моему вызову, когда у матушки Олега критически упало давление. Обаятельный, разговорчивый, рослый врач, с благородными чертами лица, оттененными очками в тонкой оправе, сразу же произвел на меня впечатление, поэтому я с радостью и по первому требованию дала ему свой номер телефона. Вечером того же дня он стоял у нашего подъезда и вызывал меня на прогулку, утром следующего – провожал в редакцию газеты, где я тогда пыталась «зацепиться». Я не то чтобы влюбилась в него без памяти, поначалу его настойчивость даже раздражала, но он так плотно взял меня в оборот и следовал такой продуманной стратегии соблазнения, что уже через месяц я не могла представить себя вновь одинокой и свободной. Поэтому предложение пойти под венец, показавшееся таким скоропалительным моей провинциальной маме, я восприняла, как должное и, не раздумывая, согласилась.

Наша совместная история закручивалась стремительно, как ураган, и трагедия наступила тоже очень скоро.

Трагедия…

– Мама, ты чего как сомламбула?

Мой сын Ваня любит умные, взрослые слова, но частенько по малолетству произносит их неправильно. Вот так новость, оказывается я, находясь в смятении после разговора с Олегом, сама не заметила, как дошла до железной сетки детского садика, где моя ягодка отгуливает последние майские деньки.

– Ты за мной?

Я взглянула на часы – 10 утра с небольшим хвостиком.

– С чего бы это? У тебя же только первый «выгул».

«Выгулами» мы в шутку называем включенные в режим дня выходы дошколят на улицу.

– Ты не работала сегодня?

У нас с сыном заключен договор: несмотря на то, что я не обязана идти к 9 утра в офис, как другие мамы, он прекрасно знает, что мне для работы необходимы одиночество и тишина. Поэтому садик он посещает безропотно, а я легко и с удовольствием выполняю его ответное условие и все свое свободное время провожу с ним. Исключения из этого правила редки: по вечерам мы вдвоем смотрим кино, читаем вслух и играем, а по выходным непременно совершаем выход в люди. Мальчишка растет умным не по годам, и я им горжусь.

– Да, малыш, не работала, сил нет. Послушай, побудь моим душеспасителем сегодня. Поговорю с воспитательницей, думаю, она тебя отпустит.

Сказано – сделано. Уже через полчаса мы идем по Невскому и разговариваем о самых незначительных вещах – малютка справился с удивлением, вызванным внеплановым маминым приходом, и правильно оценил мое состояние. Неудобных вопросов не задает, требует мороженого и каруселей – в общем, ведет себя терапевтически, как и полагается ребенку, и весьма искусно лечит мою рану.

Мы обошли все наши любимые местечки, плотно поели в кафе, и, в конце концов, даже завалились в кинотеатр. Дома были уже ввечеру и вполне счастливые.

Наша с Ваней двушка – это отдельная история. Я смогла ее себе позволить только три года назад, когда мои книги, наконец, стали стабильно продаваться. Никогда до этого я не могла и мечтать о том, что из моего окна будет открываться чудесный вид на Казанский собор и канал Грибоедова; никогда не думала, что мне, привыкшей к темным и узким съемным комнатам и каморкам студенческого общежития, доведется поселиться в такой светлой, просторной, как палуба корабля, и будто бы даже летучей квартире. Мы ее так и называем – «летучий корабль».

Раньше она принадлежала моему приятелю, пожилому художнику, который использовал ее как творческую студию. Потом он решил изменить свою жизнь, – кардинально, как это водится в моем кругу, – и переехал в богом забытую уральскую деревню, чтобы черпать вдохновение из птичьего пения и молчаливого созревания пшеницы. В квартире после него, несмотря на все наши преобразования, сохранился небывалый, вдохновляющий дух творчества: мне здесь очень легко пишется.

В этот вечер «летучий корабль», как обычно, встречал нас сверкающей, пленительной улыбкой. Уставший Ваня почти сразу завалился спать, а я набрала в ванную горячей воды и погрузилась в нее до подбородка. Наконец, можно отдохнуть и поразмыслить… Итак, о чем я думала до того, как встретила сына?

Трагедия…

Мы с Игорем поженились через месяц после знакомства, а еще через пару месяцев узнали, что ждем Ваню. Муж был вне себя от счастья и в течение всей беременности в буквальном смысле целовал мои следы, а когда долгожданный малыш родился – плакал у моей постели, как мальчишка. Он вел себя удивительно: взял отпуск и в первый месяц жизни ни на минуту не расставался с сыном, потом отпуск закончился, а Игорь совсем перестал спать, и, когда у него не было ночных дежурств на работе, добровольно брал на себя ночные дежурства у детской кроватки, несмотря на мои протесты. Он готов был умереть от усталости, лишь бы не уставала я.

Но он умер от другого. Как это часто бывает у врачей, каждодневно работая с больными, Игорь не заметил прихода собственной муки. Перед самым концом, слившись с мятыми больничными простынями, муж признался мне, что его давно начали посещать подозрительные боли, но он был так занят семьей, что ему некогда было обращать на них внимание.

Не хочу вновь воспроизводить страшные детали в своей памяти – может быть, потом, на склоне лет я подробнее напишу об этом в другой своей книге. Сейчас ограничусь лишь короткой констатацией – мой муж умер, когда сыну едва исполнилось полтора года, и, уходя, он горевал не о себе, а о том, что никогда не увидит больше меня и Ванечку.

Прошло больше пяти лет, и я, конечно, уже давно смирилась с потерей. Страдать некогда: нужно работать, поднимать сына. Не могу смириться только с тем, что у меня, похоже, больше никогда не будет детей. А я так хочу дочку…