Страница 2 из 3
— Это… э-э-э…
Глаза у Беншнейдера вылезли из орбит; его рот беззвучно открывался и закрывался, словно у извлеченного из воды карпа. Что касается профессора, то ему показалось, что он очутился на палубе корабля, отчаянно сражающегося с взбесившейся стихией.
По-видимому, затем они некоторое время находились в состоянии частичной потери сознания; очнувшийся первым Беншнейдер, не успев окончательно прийти в себя, дико завопил:
— Какого черта, что все это значит? Где мы?
Вот что рассказал господин Вольмют ректору Лообу, когда одалживал у него физические и химические приборы, использованные им позднее в его злосчастном эксперименте.
— Привычная обстановка моей комнаты полностью исчезла; вместо нее нас окружало пространство, заполненное чем-то зеленоватым. Сначала все вокруг казалось неясным, но постепенно проявились все более и более отчетливые формы.
Франц Беншнейдер сидел напротив меня на расстоянии нескольких футов, причем сидел самым необычным образом, какой только можно представить: он сидел на пустоте.
Вскоре я узнал от него, что и он видел меня в столь же необычном положении — по его утверждению, я тоже сидел на пустоте.
В то же время, я очень хорошо ощущал под собой кресло, а под ногами — пол, покрытый ковром. Я осязал пальцами все изгибы подлокотников моего кресла, мог дотронуться до поверхности невидимого стола.
Беншнейдер, на которого я смотрел, достаточно отчетливо выделялся на фоне испарений зеленого и бледно-золотистого цвета; он явно был сильно напуган и не переставая бормотал о колдовстве, чары которого обрушились на нас. Я принялся успокаивать его.
— Господин Беншнейдер, — сказал я, — нет никаких оснований поддаваться панике. То, что происходит с нами, может быть, скорее всего, разновидностью галлюцинации, вызванной крепким алкогольным напитком, к которому, несомненно, было подмешано какое-то ядовитое вещество вроде гашиша, бетеля или опиума, но действующее гораздо быстрее. Я могу предположить, что его воздействие скоро пройдет, потому что я не ощущаю ни головокружения, ни тошноты.
— Я тоже чувствую себя неплохо, — ответствовал Беншнейдер, — только все это очень странно. Я, например, вижу горы, а перед ними что-то похожее на озеро. И все-таки, где мы с вами находимся?
— Где же еще, если не в моей комнате, — с уверенностью заметил я. — Вот, пожалуйста, я протягиваю руку и касаюсь книги, которую читал в момент вашего появления. Я даже переворачиваю ее страницы. А вот сейчас я нащупал свою трубку!
И действительно, я схватил трубку и инстинктивно поднес ее ко рту, хотя она и оставалась невидимой.
Сначала я едва не ткнул себя в глаз мундштуком, но тут же направил его в правильную сторону и попытался, хотя и без особого успеха, затянуться.
Я говорю «без успеха» только потому, что хотя и ощущал вкус табачного дыма, но не видел, как он поднимается над трубкой, точно так же, как не видел дыма, выдыхаемого мной. Мало-помалу обстановка вокруг нас, которую я все еще воспринимал как воображаемую, становилась все более и более отчетливой.
Мы с моим компаньоном находились в центре небольшой каменистой морены, на поверхности которой я хорошо различал отдельные камни и куски щебня.
В то время, как перед собой я видел только густой зеленый туман, по которому пробегали неясные золотистые блики, по сторонам от меня и сзади дугой изгибался обрыв огромной скалы, вздымавшийся на головокружительную высоту. Глубокий черный цвет каменной поверхности вызывал какое-то тревожное чувство. Вдали, у самого горизонта, простиралась обширная водная поверхность, темная и гладкая, без каких-либо волн и всплесков.
Я поинтересовался, что видит перед собой Беншнейдер, и тот в точности повторил мое описание.
Впрочем, он мало интересовался всем, что нас окружало, но был сильно взволнован тем фактом, что мы с ним восседали, как нам казалось, на пустоте.
Мое убеждение, что мы не покидали комнату в доме фрау Моншмайер, еще больше укрепилось, когда я уловил звуки обыденной жизни на первом этаже и даже почувствовал привычные запахи.
Так, например, я услышал, как в салоне фрау Моншмайер музыкальный ящик монотонно повторяет наивные прозрачные ноты песенки «Ах, мой милый Августин», за которым тут же последовал отрывок из «Вальса роз». Затем послышались звуки ссоры между хозяйкой и служанкой: последняя с гневом воскликнула: «Если бы вы клали немного больше жира в картошку, она ни за что не пригорела бы…»
И действительно, через несколько мгновений мои ноздри защекотал неприятный запах сгоревшего жира.
— Я предполагаю… — начал я, но замолчал, увидев, что Беншнейдер не слушает меня. Казалось, он с тревожным вниманием следил за чем-то, происходящем за моей спиной. — Что вы там увидели? — поинтересовался я.
Он затряс головой и с трудом перевел дыхание.
— Эта штука там, за вами, сначала показалась мне сплошной скалой, но теперь я разглядел в ней дыры… Это отверстия, похожие… Они похожи на большие круглые окна!
Я обернулся. Беншнейдер был прав. Я отчетливо разглядел окна; можно было даже различить оконные переплеты из узловатых стержней, за которым смутно виднелись какие-то неотчетливые формы.
— Это же лица! — завопил Беншнейдер.
Очевидно, в этот момент по улице проехал омнибус, так как я услышал перезвон колокольчиков и хлопанье бича. Служанка на кухне распевала во все горло.
— Я больше не хочу оставаться здесь! — закричал снова Беншнейдер, размахивая руками так, словно изображал ветряную мельницу.
После очередного взмаха его рук послышался стук упавшего на пол предмета и звон бьющегося стекла. Я повернулся к нему; при этом скала исчезла из моего поля зрения, и взгляд скользнул по далекому берегу застывшего озера. Какое-то огромное существо, видимое еще недостаточно отчетливо, перемещалось по поверхности воды, резко и неуклюже изгибая тело движениями ползущей рептилии. Правда, его никак не удавалось разглядеть как следует, но даже без этого я сразу ощутил его чудовищность и омерзительность.
— Там лица, — снова взвыл Беншнейдер, пряча лицо в ладонях. — Лица и руки!
Что-то зашумело над нашими головами, словно сверху на нас опускалось нечто огромное и крылатое…
И в этот миг я увидел своего Виргилия, лежавшего на столе, увидел валявшуюся рядом с книгой трубку; в кресле напротив съежился бледный и дрожащий Беншнейдер. На ковре под ногами хрустели осколки пресловутой бутылки, разлетевшейся вдребезги.
Господин Вольмют без особых усилий склонил Беншнейдера принять высказанную им в самом начале их совместного приключения гипотезу: они оказались жертвами странной галлюцинации — и не более того. Разумеется, старина Франц сожалел о пропавшем ликере, хотя и признавал, что крепко призадумался бы, прежде чем снова пригубить эту жидкость, даже если такая возможность представится ему в дальнейшем.
— Слишком уж жуткие рожи были у этих существ, — говорил он с содроганием.
Но ректор Лооб, которому профессор латыни рассказал об удивительном происшествии, высказал иное мнение.
— Уже несколько лет ученые говорят о смежных пространствах, об иных изменениях, — задумчиво сказал он. — Какая жалость, что мне не довелось оказаться на месте этого болвана Беншнейдера. Мы с вами, Вольмют, наверняка смогли бы провести наблюдения, подтверждающие эту новую научную теорию.
Господин Вольмют сохранил кусочки бутылочного стекла, пробку и часть ковра, на которую пролилась загадочная жидкость и которая все еще хранила ее странный терпкий аромат.
Именно тогда у профессора Вольмюта возникла безумная идея заняться химическими опытами с остатками бутылки и ее содержимого. Ректор Лооб охотно предоставил ему приборы из лаборатории лицея, и латинист с увлечением принялся за дело.
Надо сказать, что он отнюдь не был профаном в этих вопросах — прежде, чем заняться классической филологией, он изучал естественные науки в Боннском университете.