Страница 1 из 6
Револьвер с опаловой рукоятью
Мы в пустыне. Тэш говорит, как мы расстанемся, расписывает все до мелочей. Мне больно, но, признаться, этот расклад не нов. Да, пожалуй, я догадался обо всем в ту минуту, когда впервые услышал Тэша. Мы в пустыне – солнце осталось по левую руку. Можно вытянуть ее в проем и ловить в ладонь ветер и песок. Я делал так раньше. Сделал бы и сейчас, но пишу это.
Мы едем в поезде, и под стук колес я понимаю – все это написано в настоящем лишь для того, чтобы кто-нибудь пережил ровно то, что пережил когда-то я.
Поэтому, если мне повезло, если мне немыслимо, нежданно повезло, то ты уже знаешь, каково это – ловить в ладонь ветер и песок.
12.7.
– Опал – камень обмана, – усмехнулся торгаш, поглаживая мутно-белые камни на рукояти. – Этот револьвер мне продал странный малый... Все время трясся, закапал потом витрину, согласился на первую же цену... Но на большую цену, понимаешь? – он подмигнул. – Даже в том состоянии, в котором этот револьвер пришел ко мне, он стоил мно-о-ого. А сейчас цена только возросла.
– Это же старье, – слова дались с трудом. Я нашла на рукояти клеймо. – «Тиллис и Эшби», они разорились десять лет назад.
– …И сейчас каждая пушка стариков Тиллиса и Эшби стоит огромных денег, – глупо было надеяться, что прожженный меняла купится на мои слова. – Детка, нет денег – подыщу тебе что попроще.
– Подыщите, – попросила я. – Что-нибудь намного, намного проще.
– Это я так, хвастаюсь, – неожиданно признался лавочник, не спеша убирать шкатулку с револьвером. – Тебе-то я, может, и за большие деньги бы эту штуку не продал. Тот малой, видишь ли, утверждал, что револьвер с ним болтает. Подбивает на всякую гнусь, стреляет мимо, руку отводит... А я ж проверял, да и «Тиллис и Эшби»... чтоб у них, да дерьмо вместо прицела...
– Да, верится с трудом, – под внимательным взглядом я взяла револьвер.
– Заряженное не держу, дурочка, – хмыкнул торговец.
Я и сама не понимала, что заставило меня прицелиться в картину на стене, по правую сторону от прилавка. Только вот в голове прозвучало отчетливо и ясно, да еще просто и беззлобно, будто кто-то ругает торговца уже не первый день: «Старый козел».
– И вот как совпало – и опалы эти, и рассказы малого... В общем, опасное оружие. Но красивое. И дорогое...
Торговец аккуратно забрал у меня револьвер, положил обратно на темный бархат и закрыл крышку. Но шкатулку не убрал. Не убрал, а сам отвернулся к одному из многочисленных ящиков и забренчал связкой ключей.
«Эй. Как тебя зовут?»
– Что?
– Что, детка? – оглянулся торговец.
«Как тебя зовут, я спрашиваю».
Я отчетливо видела, что губы лавочника не шевелятся, но уже говорила:
– Мэри Джеймсон... Э... это мое имя.
«Отличное имя, просто загляденье. Как будто не осталось других – каждая женщина зовется Мэри или Кэтрин, а каждый мужчина – Джоном или Джеймсом. А теперь можешь назвать настоящее».
Торгаш приподнял бровь и снова отвернулся.
– Ну, а меня тогда Барти. Просто Барти... А ты что, издалека прибыла, да? Не видел тебя в городе...
«Нола. Нола Торенхайм – мое настоящее имя», – подумала я.
– Из Хофтона. Сегодня, на «Касатке».
– А, Хофтон...
Он что-то говорил, вспоминал, все ковыряясь и ковыряясь в замке, а я уже снова слышала другой голос.
«Отлично, Нола из Хофтона. Окно справа от прилавка не закрыто и выходит на задний двор, поэтому сейчас у тебя сейчас есть выбор – купить у этого пройдохи какого-нибудь уродца с кривым дулом или спасти меня и обрести вернейшего друга и соратника».
Торговец стоял ко мне спиной, охранник подпирал дверной косяк, из окна веяло прохладой... Все не могло сложиться лучше.
«Повторяю, ты не пожалеешь. Нола, Нола, ну давай, не дай мне подохнуть здесь!» – теперь голос умолял.
Словно во сне, в забытьи, я взяла шкатулку и, отвечая на вопросы лавочника о Хофтоне, шагнула к окну. Сделала еще шаг, распахнула ставни и выскочила во двор. Услышала крик и, чуть позже, выстрел, но ноги уже несли меня прочь.
«Есть! – кричал в голове чужой голос. – Я сбежал! Так вам, уроды! Есть!»
«Я приношу удачу, детка! Дай мне шесть пуль и шесть, нет, семь или восемь своих врагов! Мы всех их положим, вот увидишь! Мы им всем обеспечим веселую поездку в небеса! И этого Барти уложим в два счета, и того тупицу, который вечно маячил у дверей!»
– Да заткнись ты уже! – взмолилась я, когда смогла хоть что-то сообразить.
Я стояла, прижавшись спиной к грязной стене. Болел синяк на бедре – я перевесила сумку на другое плечо и затолкала туда шкатулку.
«Обычно меня начинают затыкать через неделю-две», – донеслось еле слышно.
Спустя полминуты, пока я заново училась дышать и унимала колотящееся сердце, он уже закричал.
«Нет, Нола! Ну пожалуйста! Ты же не можешь вновь меня запереть! Я видел чудную кобуру у тебя на поясе, там мне самое место, точно тебе говорю!»
– Ты слишком приметный.
«Зато ты настоящая серая мышь! Или темная лошадка, как тебе больше нравится?.. Просто вытащи меня, а потом иди на пристань и бери билет куда угодно! До дирижаблей ты сейчас не доберешься, а к поездам первым делом рванет полиция... Просто иди со спокойным лицом и просись на корабль».
И я пошла – что еще оставалось делать? В конце концов, я собиралась лишь купить револьвер, отдохнуть день или два, а потом вновь забраться на борт «Касатки», плывущей в Нольтар.
«Куда ты, кстати, хочешь поехать?»
– Нольтар.
«Это же дыра! Лучше в Норриндейл, я был там пару лет назад, или в Крайсвер – там я участвовал в дуэли. Паршивое место, но огромное...»
Его беспечность – или все-таки уверенность? – заражала. И, пожалуй, он действительно приносил удачу. Ведь мне удалось купить последний билет на «Князя Вольдемара» и проститься с берегом уже через пару часов.
«Что ты забыла в Нольтаре? Друзья, родственники? Учти, я не хочу годами сидеть на одном месте, мне, знаешь ли, хватило...»
«Мне надо встретиться с другом. Он там живет».
«Подожди-ка, что это за друг? А? – голос звучал возмущенно. – Только не говори, что ты по нему сохнешь! Только не по какому-то хмырю, который сиднем сидит за городскими стенами! Что это у тебя в планах, а? Только не цветущее семейство со спиногрызами и заботливым папашей! Ты же револьвер искала, а лощеные барышни не носят оружие. И не путешествуют в одиночку... Слушай, если б я знал, что очередная скучающая баба нагрянет в лавку за пукалкой в брилльянтиках, я бы сам себя застрелил!»
«Да с чего ты взял?!.. Мне просто надо встретиться с этим человеком! А потом... потом – я не знаю. Мы поедем куда-нибудь еще. Мне тоже нельзя оставаться в одном городе».
«О, а вот это по мне! Это гораздо лучше, Нола! Так ты бежишь от закона? Или все-таки от душевных метаний? Может даже, от неудачной влюбленности? Знаю, леди часто от этого бегают... Но в таком случае я совсем не против – может, потом и вернемся, и прострелил башку тому гаду, что посмел тебя предать».
Тогда, сидя в тесной каютке «Вольдемара», я засмеялась впервые за последние полгода. Истерично, но все же немного радостно.
А это... этот... он болтал. О стрельбе и убийствах, о грабежах, преступлениях, лихих людях и кровавой мести обидчикам...
«Ну же, давай, признайся, кто твои враги? В этом мире у всех есть враги, вот точно тебе говорю. Давай придем к ним ночью и...»
Стоит ли говорить, что из всех вещей в мире меня угораздило выбрать именно ту, которую мне и в руки брать запрещается?.. Я всегда старалась сдерживать гнев, с детства. Взрывной характер достался от отца, он же, памятуя о собственных проблемах, и научил вымещать злость в пальбе по мишеням. «А если уж не получается, – говорил он, – то лучше разбей лицо обидчику, только не срывайся на случайных людей».
«Эй-эй-эй! Я с тобой разговариваю!»
– Последний человек, который меня... обидел...