Газонокосилка-обличитель

Да!

Спереди имелся самый настоящий лабиринт из растений. Ну чудеса! Нобакон ухмыльнулся, и обнаружил рядом беседку, а в ней ― громыхающую на всю округу газонокосилку. Выведя ее из-под крыши, завел и пустил прямо на лабиринт ― прорубить себе короткий путь.

За зелеными стенами вставал величественный белый особняк. Нобби поверить не мог в свою удачу: все окна оставались темными. Небольшое пятно света обосновалось перед дверью, и, вероятно, в гостиной тоже. Но дома наверняка все спали. Или ― вовсе никого не было.

Газонокосилка, отпущенная, налетела на кустистую стенку, забуксовала, выбрасывая сзади целый ворох зелени.

― Да заткнись ты, уши вянут! ― Нобби выстрелил прямо в машинку. Та взорвалась, мигом став тихой и послушной. ― Никакого от тебя толку.

Он обошел лабиринт с боку. Еще круче: лавка и несколько статуй. Нобби хмыкнул. Магнум обладал приятной тяжестью и огромной пробивной, так что... Нобакон вскинул его, и голова ближайшего родосского мыслителя взорвалась осколками. Венера Милосская, вдобавок к рукам, лишилась и головы.

― Как я жил без тебя! ― возмутился Нобакон и поцеловал разогревшийся ствол. Сунул пока что за пояс. Пройдя к лавке, он вынул ножик и прицелился.

― Надо же оставить послание, верно? Почему бы не порадовать мир своим мнением?

Спустя пять минут на темной лакированной древесине появилась отчетливая надпись "Ешь богатых!" Нобакон хотел еще добавить стилизованную мордочку свиньи, но его рисовальщицкие таланты закончились на ручки-ножки-огуречек, так что рядом он вырезал просто большую такую букву "А". Ухмыльнулся, представив, как это покажут в новостях. "Банда леворадикалов проникла в особняк известного мецената, филантропа и богатея Ху. Е. Соса, ведется расследование"...

От души посмеявшись, Нобакон двинулся к дому. Так точно: дверь открыта. Сигнализация ― выключена, очередной подарок судьбы. За порогом Нобби сразу почувствовал себя мелким, незначительным и очень, очень бедным. Дверь закрывать не стал ― если кто захочет войти, пусть заходит, места хватит. Его шея вывернулась на сто восемьдесят, потом на триста шестьдесят градусов, так все вокруг лучилось пышностью и торжеством. Несколько статуй, явно очень недешевая работа, чувствуется отменный вкус, расположились возле противной стенки, еще две ― у ее правой и левой подружек. Облицовка под дерево, все блестит и сверкает, между статуями покоятся картины, и Нобби не поручился бы, что это не подлинники. Не прихожая, а выставочный зал, мать его! Нобакон почувствовал, как в его груди закипает гнев. Один ковер, об который Нобби вытер свои заскорузлые кроссовки, стоил больше, чем его далекие предки заколачивали годом упорного труда.

― Здесь есть, над чем поработать, ― произнес редкап.

Сперва он хотел вынести ценное ― и придать место огню. Но потом понял, что нет, он превратит этот скромный лесной домик в монумент вражде классов. Большая часть человеков, точно так же, как китэйны, являлась гребанными прилипалами-приспособленцами, готовыми обменивать свой честный труд, здоровье, совесть, да что угодно на относительное спокойствие и сытость. И плевать, что тебя может пристрелить поехавший коп, просто так, прямо на улице. Плевать, что повышают налоги и сокращают рабочие места. Что людей вытуривают из домов за копеечные долги по ипотеке. Срать, абсолютно срать, главное ― твоя хата с краю. Ничто не вечно. Рано или поздно достанут и тебя. И тогда ― некому будет встать за тебя стенкой, потому что когда приходили за ними, твои уста были закрыты, а взор обращен в другую сторону. Мразотство.

Нобби пришел в себя, когда все заднее сиденье, багажник и бардачок заняли ценности. А набралось их ― ну просто тонна. И, раз вой сирен до сих пор не всполошил лесных тварей, значит, уже и не всполошит. И будет стоять особняк до тех пор, пока кто-нибудь из родни богатенького буратины не обеспокоится пропажей дорогого отца, дяди, дедушки.

А значит ― что?

Нобакон хмыкнул и вернулся внутрь.

Внутри он успел оставить немало посланий этому всему приличному обществу, заботливо накарябанных ножом с должной долей как попалости. Правда желания хватило только на вестибюль и примыкающее, но уж битых стекол, резаных полотен и испоганенной мебели осталось прилично. Нобби мог собой гордится. Что не съем ― то понадкусаю! Особенно доставалось предметам искусства. Нобби спасал их от безрадостной участи остаток века радовать богатеев.

На третьем этаже заветное чутье революционера подсказало пригнуться.

Над ним промелькнуло что-то черное и стремительное. Нобби вовремя среагировал, выдернув по ходу оба меча. Что-то замерло, разворачиваясь к нему. У этой летучей мыши тело покрывал мех, голова на длинной гибкой шее вращалась безо всякого смысла, а крылья состояли из сплошных, торчащих как зубы Нобби, то есть совсем в разнобой, шипов. Нобби поежился и чиркнул Освобождающим о стенку.

― Давай, сестренка, хоть ты меня порадуешь нормальной дракой? Или опять все самому делать?

Сестренка замерла, и ее длинная шея вытянулась в сторону Нобакона.

― Ты посмел тревожить меня! Мой сон! Теперь я потревожу тебя! Твою жизнь!

― Бля-бля-бля, ― ответил Нобакон и, потерев клинки друг о друга, сколдовал на химеру обман.

Та замерла, удивившись и испугавшись, что незваный гость вдруг исчез из поля зрения.

Нобакону потребовалась минута, чтобы оказаться рядом, но как только клинок должен был прорезать брюхо твари, та взметнулась к потолку ― и сразу спикировала вниз, метя острыми пластинами шапке прямо в лицо.

Его спасли прочный шлем и вовремя отведенная голова. Странная птичка чиркнула по шлему, пробежалась острыми краями по наплечникам, оказалась под ногами. Нобакон хотел раздавить одно из ее крылышек, или даже шею, вдруг повезет, когда та вывернулась, и лишь парочка пластин осталась, придавленная к полу носком. Карающий скользнул по спине твари, бессильно, там все заросло плотной густой броней.

"Вот бы у меня так защита росла, ― подумал Нобби с восхищением. ― И не надо было бы каждый раз снимать..."

Химера подлетела до потолка и снова упала вниз. На этот раз ― свернувшись в полете клубочком, ощетинившись во все стороны опасными кромками. Нобби вскинул оба клинка, метнулся навстречу. Первым с броней столкнулся Карающий, затем Освобождающий. Посыпались искры, Нобби как будто не воевал агрессивную химеру, а устроил заточку. Наверняка следы останутся, подумал он отстраненно. Что же, его друзьям пора обзавестись не менее внушительной коллекцией шрамов, чем ему самому.

Клинки отскакивали, а химеры кружились все быстрее и быстрее. И ускорялся Нобакон. Странный выходил поединок, в котором удары служили только для того, чтобы удержать тварь на месте. Нобби все это стало уже надоедать, когда он вдруг пропустил выпад, тварь ломанулась вперед и врезалась в стенку. Несколько мгновений она приходила в себя, и тут Нобби, этот ловкий пройдоха, оказался прямо над ней.

Освобождающий вошел химере в низ живота, туда, где у человеков половое. Одним движением он достал до глотки и вышел через уродливый прямой клюв.

Тварь еще трижды ударила крыльями, стараясь достать Нобби на последнем издыхании.

― Да замри ты уже, ― потребовал редкап и смахнул ее на пол. После чего отсек мерзкую башку от не менее противной шеи.

― Сегодня день отсеченных голов. Разве это не прекрасно? ― Нобби хмыкнул и снял со спортивных штанов ремень. Который там как бы не нужен, но на нем ножны и многочисленные химерические ножи. Последних не бывает много. Только мало, особенно когда прихлебатели насядут.

Наклонившись, Нобби покрыл пряжку свежей кровью третий раз за вечер.

А потом продолжил украшать особняк. В одном из залов он выскреб на стене здоровенный член и посреди его вырезал "Эта машина убивает фашистов!"

― Ну все, теперь ФБР точно заинтересуется, ― сказал Нобби. ― Это преступников им ловить лень, а как только речь о политике... Мда...

Дала о себе знать рука. Кусок рубашки пропитался кровью, с запястий вниз капало. Схватка разбередила рану. Нобби отыскал туалет на третьем этаже, а там, в шкафчике над ванной, в которой можно искупать всех телохранителей короля Дэвида, разумеется, если использовать вместо воды кислоту, нашлось необходимое для перевязки.