Закат Луны

Пролог

2463 год. Двадцать три земных года до восстания Лиловых.

Командирская рубка адмирала, находившаяся на крейсере «Заря», была забита до отказа, несмотря на то, что на брифинге присутствовало всего девятнадцать человек – в космосе военные экономили место так же, как под водой. Да и своим интерьером рубка напоминала кают-компанию морского военного судна: панели управления на переборках, кресла – металлические, круглые иллюминаторы, обрамлённые в полимерные негорючие рамы, текстурой напоминавшие дерево, служащие коробкой для внутренних непрозрачных люков. В центре, из отверстия в столе, сделанном из такого же полимера, голографический проектор транслировал сектор космоса, в котором прогнозировались боевые столкновения. Красным цветом светились точки в разных местах проецируемой трёхмерной картинки – подконтрольные вражеские планетарные системы.

– До истечения срока ультиматума осталось пять часов. Наша группа кораблей выходит к системе через три часа. Столкновения возможны уже в этот момент. Командирам боевых постов обеспечить полную готовность к сражению. Не думаю, что Земля примет условия ультиматума. «Гонец», «Доблесть», «Честолюбец» – закроете верхнюю полусферу при построении в боевой порядок. «Добряк», «Вольный», «Горец» – нижняя полусфера. Центр сферы – «Заря», «Даль», «Дорожный воин». Вопросы есть?

Адмирал Макма́унтен расставил корабли по классической схеме расстановки кораблей в пространстве при вооружённом столкновении. По периметру – корабли с наибольшим вооружением и меньшим численным составом (в данной группе насчитывалось для данных целей шесть крейсеров), в центре – два истребителеносца[1], и один крейсер со штабом группы. Трудно было сказать, насколько грамотной была такая схема – пока все её преимущества рассматривались только теоретически, ведь Земля ещё не вела межпланетных войн в открытом безвоздушном пространстве. В сущности, существующая расстановка уже повторяла боевую – оставалось лишь войти в нуль-пространство в таком же построении, но в обязанность адмирала входило озвучивать построение каждый раз перед оглашением боевой задачи.

Макмаунтен продолжил:

– Наша задача: обеспечить безопасность орбиты планеты Фильо-де-Деус[2] для размещения транспортов на стартовых позициях входа в нуль-пространство. В случае столкновения сразу после выхода из «нуля» необходимо продержаться три часа до подхода кораблей тридцать шестой и тридцать седьмой группы. Вопросы?

Зал был полон, но никто не задавал вопросов. Было очевидно – принудительного разоружения Земля не потерпит. Поэтому сражений было не избежать. Однако страх пред силой врага мог сыграть злую шутку – защитники планеты могли остаться с оружием в руках и обезоруженными одновременно.

– Ну, а если вопросов нет, то я могу брифинг считать оконченным. Всем на посты.

Чернокожий и грузный адмирал Макмаунтен вытер со лба выступивший пот. Толстыми, как сардельки, пальцами, он смахнул его. Адмирал не стал произносить бравурных речей. Сам он больше склонялся к мирному разоружению и вступлению в Азу́р. Однако гордыня власть имущих сильнее желаний обычных людей. По его мнению скорее не независимость Земли была важнее им, а собственное положение. В Азуре – в том межпланетном государстве, объявившем войну Земле – власть не принадлежала горстке людей, наоборот, Азуром управлял Совет – парламент, составленный из представителей населения всех планет. Не единого намёка на единоначалие где бы то ни было. Даже секретарь Совета менялся (по земному времени) чуть реже, чем каждый месяц – дабы не иметь всю полноту власти в одном лице. Сложно было понять, насколько было велико чувство ответственности у населения Азура. Именно там, в Совете, общим голосованием было решено принять Землю в Азур при условии перехода к такой форме правления и уничтожении оружия. Однако Земное правительство отказалось – и в ультимативной форме землянам было предложено сдать оружие. Никто не мог предположить, что вполне мирный Азур выставит боевой флот. Его боевая техника оказалась на порядок мощнее земной, и это грозило землянам поражением.

Характерной чертой Азура так же являлось полное отсутствие среди разумных представителей планет хотя бы одной расы, кардинально непохожей на людей. Всё население, на сто процентов, составляли особи, похожие на землян. Они могли быть «обычными» – как земляне, или серокожие с серебряным блеском, сиреневые, отдающие рыжиной в лучах солнца, высокие, низкие, но в сущности – внешне такие же homosapiens, как и земляне: две руки с ладонями, две ноги со ступнями, голова со ртом и глазами. Средний рост особей колебался в пределах среднего роста Землян. Хотя азурцы и не являлись людьми в полном биологическим соответствии, земляне называли их так же, как и себя: людьми. Поистине, Азур смог осуществить невыполнимую задачу, некогда поставленную футуристами: общество дружбы народов, без единого признака ксенофобии.

Но, как военнослужащий, Макмаунтен не мог не подчиниться. Приказ есть приказ – и его нужно выполнять.

Макс Погорельский, командир-наводчик стрелковой башни «Гонца», как и Макмаунтен, принадлежал к когорте тех людей, кто считал войну гибельной – настолько, что угроза жизни, угроза самого существования стояла перед всей планетой Земля. Это следовало непосредственно из ультиматума, выставленного Азуром:

«При продолжительном сопротивлении мы берём на себя право уничтожить планету как рассадник неизлечимой агрессии – угрозы выживаемости всех разумных рас».

Конечно, войны не хотелось – кто же её хочет! – но раз долг зовёт, и зовёт неистово, то сражаться придётся. После получения инструкции от командира экипажа, он вернулся на свой боевой пост и издал короткий приказ:

– Всем спать два часа. Через два с половиной часа выходим на боевой рейд, поэтому пока приказываю отдохнуть.

Погорельский откинул спинку боевого кресла и закрыл глаза. В голове всплыли сцены из мирной земной жизни. На Земле, в северном полушарии, где он жил до войны, сейчас была осень – перед глазами встали картины осеннего парка, он вспомнил запах преющих листьев.

– Мы будем драться, командир? – обратился к нему стрелок второго башенного орудия.

Голос рядового выдернул Погорельского из сладостных воспоминаний о былой жизни. Он уже почти засыпал, а неугомонный голос солдата продолжал выдергивать его из грёз:

– Неужели всё так серьёзно? Я думал, в Азуре не решат с нами воевать.

«В Азуре…», «не решат…» – Погорельский подумал, что рядовой, наверное, оговорился. Но нет, взгляд командира уловил у солдата то выражение лица, которое говорило о прочной уверенности в победе земного оружия.

В его голосе прослеживалась какая-то напускная смелость, дескать «Пусть только попробуют тронуть нас – мы им покажем!» Однако на самом деле всё было гораздо серьёзнее, чем просто локальное выяснение отношений. Офицерам, в том числе и Погорельскому, показывали фильмы, присланные Азуром вместе с ультиматумом. Казалось, что противнику хватит всего нескольких десятков кораблей, чтобы победить весь земной флот. Но пропаганда делала своё дело – и вот уже стрелок, являвшийся лишь кусочком шашлыка на мангале смертной войны, свято верил в то, что сможет повернуть шампур против шашлычника.

А может, под фразой «не решат» он лишь имел в виду посыл к безмерному гуманизму Азура?

– Спи, Джо́нах, или подремли хотя бы чуток. Я не знаю, будет дело, или нет, но два часа на сон у нас точно есть. Вон – бери пример с Жана, он уже спит.

Первый стрелок, откинув спинку своего кресла, закрыл глаза и, не обращая внимания ни на командира, ни на второго стрелка, сладко дремал.

– И мне не мешай, пожалуйста. Знаешь такую поговорку: солдат спит, служба идёт, – сказав это, он бухнулся в кресло и погрузился в мир творимых мозгом иллюзий.

Ему снился сон, который он видел каждую ночь, и видел наяву, когда оставался один. Он сидел с женой на скамейке в осеннем парке, а деревья, тихо обнажаясь, бросали листву на землю. Закатное солнце, уже скрылось за домами, но продолжало высвечивать в воздухе лёгкий розовый осенний муар быстро наступающего вечера. А завтра, с утра начинался срок его очередной командировки. Он отчетливо помнил рыжину её волос, её лицо, её фигуру, но из фраз, сказанных в тот день, он помнил лишь две: