Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 1 из 8

Сергей Алексеев

― КЛЕЩ ―

1

Вадьку Старухина определили помбуром второго разряда к усатому бурильщику Ганькину. Начальник партия так и сказал: иди, мол, в лагерь буровиков да найди там усатого.

— Что это за должность? — переспросил Вадька.

— Помощник бурового мастера, — объяснили ему.

«Ого! — довольно подумал Вадька. — Сразу в помощники!» И, выбирая путь посуше, чтобы не промочить в болоте новые венгерские башмаки на платформе, отправился к палаткам буровиков. Как ни старался Вадька, все же начерпал в башмаки густой коричневой грязи и по колено уделал новенькие джинсы. «Да! Тут не Европа, — заключил он, чавкая ногами по жиже, взбаламученной гусеницами тракторов, — резервация какая-то! Начальство с кольтами, будто ковбои. Все хмурые, разговаривать не хотят… Ну и черт с ними! Переживем!»

Вадьке стало весело. Он остановился, опустил портфель на мох, руки упер в пояс, словно там и в самом деле было два отличных пистолета, и оглядел себя. «Прилично! — оценил он. — А что? Могут и отвалить какой-нибудь задрипанный смит-вессон на всякий пожарный. Я же теперь почти начальник!»

В палатке усатый Ганькин спал на раскладушке, затянутой пологом, храпел, словно в носу у него стоял клапан: вдох — звучно и раскатисто, выдох — со свистом и шипением. Вадька по-хозяйски отдернул край полога и сказал, нажимая на первые буквы:

— Здарово, карифан!

Ганькин перестал храпеть, сонно вздохнул, раскрыл один глаз и сел.

— А второй? — спросил Вадим.

Ганькин пошарил рукой по раскладушке, отыскал черную повязку и приладил ее на голове — спрятал закрытый глаз. Вадька успел увидеть, что веки этого глаза срослись, будто размазанные.

— Откуда ты взялся такой? — без любопытства спросил Ганькин и стал обувать сапоги.

При виде повязки Вадим чуть смутился.

— Прислали. Помощник бурового мастера Вадим Старухин, — представился он.

Только теперь Ганькин цепким единственным глазом осмотрел парня и спросил:

— Времени сколько? Вадька глянул на часы:

— Шесть без четверти, старик.

Уселся на чурку возле стола и снял башмаки:

— Тоска тут у вас. Платформа не выдерживает…

— На смену готовься. В ночь пойдем, — буркнул Ганькин.

— Так сразу? — опешил Вадька. — Мне смокинг в порядок привести надо…

— Хорош балабонить! — оборвал его Ганькин сердито. — Если вкалывать приехал — переодевайся!

— А я так, — неожиданно согласился Вадька. — Я же помощник.

Ганькин ухмыльнулся, скользнул взглядом по его махровой сорочке и молча натянул толстую брезентовую робу, заляпанную густым глинистым раствором.

На буровой двое мужиков колотили кувалдами подвешенную на тросе трубу — выбивали керн. Один из них, увидев Ганькина с Вадькой, бросил кувалду и облегченно сказал:

— Вот и смена пришла…

Ганькин деловито обошел станок, потрогал рычаги, ручки, сосчитал стоявшие пучком трубы.

— Сколько?

— Сорок, — ответил тот же мужик. — Рыхлятина кончилась, коренные идут. А кого это ты привел? — спросил он, разглядывая Вадьку.

— Вадим Стариков. Помощник бурового мастера, — серьезно объяснил Ганькин.

— Старухин, — с достоинством поправил Вадим.

— А чего он у тебя как на бал явился? — полюбопытствовал мужик.

— Начальство!





Мужики разразились хохотом, а любопытный аж присел, вытирая слезы грязной рукой. Молчал только Ганькин, невозмутимо рылся в ящике, перебирая коронки и какие-то детали.

Вадька растерялся, однако виду не показал, а сунул руки в карманы и отвернулся. «Чего забалдели? — подумал он и огляделся. — Должностей напридумывали. Помощник!.. Весь в глине тут уделаешься…»

Потом началась работа, и командовать оказалось некем. Ганькин стоял за рычагами, то и дело визжал трос лебедки, тарахтел дизель, станок дрожал, а Вадька здоровым ключом закручивал трубы. И как только очередная труба скрывалась в скважине, его обдавало резкой струей раствора. Вадька отпрыгивал, но всегда с опозданием, пытался грязными руками почистить одежду, однако Ганькин взмахом головы показывал — крути трубу! — и Вадька крутил, испуганно поглядывая в единственный глаз напарника. И за все время ни разу не остановились, не перекурили. Вадька суетился, не зная, что делать, какой взять ключ, в какую сторону крутить, и ключ был скользкий от раствора, и доски под ногами тоже, а пучок труб убывал медленно, и элеватор бегал вверх-вниз, норовя стукнуть по голове. Невозмутимый Ганькин словно не замечал этого и время от времени, когда Вадька совсем терялся, коротко, одним словом объяснял, что делать.

Когда окончили спуск и Ганькин включил вращение снаряда, Вадька сел на пустые керновые ящики и с ужасом оглядел себя.

— Как должность? — Ганькин закурил.

Старухин промолчал, стряхнул грязь с пальцев и понял, что теперь эти диковатые бородатые «коллеги» станут «балдеть» над ним при любом случае.

— Ничего, — заключил Ганькин. — Это поначалу хреново — оботрешься. Сам-то откуда?

— Европа, — привычно ответил Вадька и торопливо добавил: — Рига. Из Риги я…

И только сказал — вспомнил Ригу, себя там и что это было совсем недавно, вспомнил свою компанию, все: кафе, Людмилу, Ромкин «жигуленок»…

2

— Старик, — говорил Ромка, лениво, одной рукой вращая баранку, — тебе не кажется, что мы засохли и скоро вымрем?

Вадька полулежал на сиденье, иногда бросая взгляды на спидометр — тот показывал сто двадцать, — на Людкины круглые икры и цветной купальник, ему было хорошо и чуть хотелось спать.

— Чтобы этого не случилось, — сказал он, потягиваясь, — рулим ко мне. Есть две бутылки сухаря.

— Я не о том, — Ромка убрал два пальца с баранки, большой и указательный.

— Тогда к ней в гостиницу, — Вадька ткнул в цветочек на Людкином купальнике.

— Я с другом, старик, — повторил Ромка и убрал еще два пальца. Теперь обтянутый пористой кожей руль удерживался одним мизинцем. — Чтобы этого не случилось, — продолжал Ромка, — ты должен предложить такое, чтобы я не убрал и последний палец. Ну, предлагай. Что еще? В компанию? В кабак?

Вадька посмотрел через лобовое стекло на встречные машины, которые из-за тесноты шоссе, казалось, неслись прямо на них, на побелевшие от напряжения Людкины пальцы, обвившие спинку сиденья, и спокойно сказал:

— На все ее величество Удача. Ты с ней запросто, а я нет. Если ты уберешь палец, то все равно останешься жив и так же будешь сохнуть и вымирать, а этот случай для тебя будет просто забавным, очередным… Я же нет. Я не удачливый. А ты? — он обернулся к Людмиле. — Ты как с удачей? В контакте?

И только тогда Людмила закричала, тонко, пронзительно:

— Останови-и-и!

Ромка резко затормозил, машину занесло, и все подались вперед. С воем пронеслась мимо встречная, «жигуленок» прочно встал у обочины.

— Остановил. Что дальше? — спросил Ромка.

— С ума сошли! — кричала Людмила. — Кретины!

— И пошутить нельзя, — мирно сказал Ромка. — Тут тебя и оскорбят и сделают что угодно.

— Ты пошутил? — Вадька словно стряхнул сон и всем телом развернулся к Ромке.

— А ты думал…

Людмила открыла дверцу и выскочила из машины.

— Бейтесь себе на здоровье, только без меня. Я иду пешком!

— Одежду возьми, — предложил Ромка.

Людмила, не оглядываясь, зашагала по нагретому асфальту. Она была высокая, стройная, с Вадькой одного роста, крепкая. Вадька не отрываясь смотрел ей вслед.

— Психанула, — подытожил Ромка. — Дура. Где ты ее откопал?

Вадим сел прямо, напрягся, коротким движением головы поправил волосы.

— Слушай, Старухин, покупай мои колеса, а? Надоела она мне, хотя жаль старушку. Понимаешь, люблю запах новой машины, а из этой за два года все выветрилось. Бери?