Страница 2 из 14
– Мы тут на «Барсе» завязли. Но главное – нет связи с «семнадцатым» и «двадцатым», – в голосе Воловика явственно слышалась обеспокоенность. – Не видишь их, случаем?
Две другие машины нашего расчета – бортномер «17» и бортномер «20» – приземлились еще ближе к фронту пожара, чем мы. Опавшие парашюты их десантных поддонов загорелись в ту секунду, когда я только поднял механизированные шторки на электронно-оптических визирах нашей машины.
Но за экипажи я лично не переживал. Я видел, как обе «Арматы-ИС» сошли с десантируемых поддонов и двинули к ограде ЦИВЭ.
Правда, через полминуты я потерял их в дыму и тумане. Но был уверен: найдутся, чай, не маленькие.
Всё это я доложил Воловику. Но командир моим оптимизмом почему-то не заразился.
– Ладно. Ты давай, спасай профессора Перова… Но если сможешь, отпусти свою машину на поиски «семнадцатого» и «двадцатого».
– Погляжу по ходу пьесы, – уклончиво ответил я.
Наш инженерный танк протаранил секцию забора с грозным щитом «Стой! Охрана стреляет без предупреждения!» и, намотав на гусеницы пятьдесят метров колючей проволоки, лихо затормозил у самых ступенек парадного входа в корпус «Т».
– Такси подано! – браво отрапортовал Звездич, мехвод.
Вениамин Чернышёв, главный огнеборец нашего инженерного танка, доложил вторым:
– Все системы пожаротушения готовы. С чего начинаем?
Медику Бурову, который всё еще лежал пристегнутым в десантном отделении, сейчас меньше всего на свете хотелось что-то говорить. Но он нашел в себе силы выдавить:
– Готов к выходу. Кого лечим?
Но мне было совсем-совсем не до Бурова. Требовалось определиться с куда более важными темами: как? где? когда?
Вообще-то невооруженным взглядом было видно, что полуразрушенный корпус «Т», грустно взирающий на лес десятками пустых оконных проемов (все стекла были выбиты взрывом или полопались от жара), может и должен быть охарактеризован ёмкой формулой «тушение нецелесообразно».
Но, собственно, задача потушить пожар нам и не ставилась. От нас требовалось эвакуировать за пределы опасной зоны профессора Перова…
Однако легко сказать «эвакуировать». Как эвакуировать? Везде огонь!
Или все-таки не везде?..
– Мужики, – сказал я задумчиво, – беру две минуты на оценку обстановки. Можете пока перекурить.
И я вперился в мониторы, надеясь получить подсказки от приборов, нащупать проход в нужную нам точку…
Забыл поделиться важным: за три минуты до десантирования мы узнали где именно отсиживается профессор Перов. Ушлый физик умудрился найти обычный, проводной телефон (мобильная связь почему-то не работала во всем районе), дозвонился в родное Уральское отделение Академии наук и сообщил: ищите меня в медпункте, в восточном крыле корпуса «Т».
В восточном крыле? Да.
Дело в том, что – подсказывала схема, сброшенная из оперштаба МЧС, – стелларатор «Лавина» был устроен следующим образом.
Рабочая часть самого реактора располагалась в огромном забетонированном котловане. При взгляде сверху он имел очертания ударной части теннисной ракетки. Грубо скажем – овала.
И вот уже этот овал, содержащий внутри себя стелларатор, был полуохвачен корпусом «Т». Каковой корпус состоял из трех бетонных строений, соединенных торцами, что придавало ему в плане вид чего-то вроде толстой степлерной скрепки.
Если смотреть на вестибюль корпуса «Т» (а именно на него я и смотрел в ту минуту), искомая отогнутая часть «степлерной скрепки» располагалась справа и почти не была видна за густым черным дымом, валящим из окон фасада.
– Костя, вот что я предлагаю, – сказал я, обращаясь к Тополю, потому что именно с ним мне предстояло пробираться в восточное крыло. – Входим как белые люди, через вестибюль. Дальше поворачиваем направо. И, двигаясь по коридорам, идем в восточное крыло… Есть возражения?
– Есть.
– Ну.
– Я лично хочу подъехать туда на броне.
– Я тоже хочу. Но тут три момента. Первый: мы обязаны провести поиск пострадавших по маршруту следования…
– Ну допустим, – Костя вздохнул. – Но можно тогда…
– Не перебивай. Второй момент: Воловик просил отослать нашу броню на поиски «семнадцатого» и «двадцатого». И третий момент: ты когда-нибудь видел голубую траву в рост человека?
– Ну, может, во сне.
– А наяву видел? Так погляди!
С этими словами я перебросил на монитор Тополя картинку с камеры бортового обзора.
На картинке колосилась КЭМКА – комплексная электромагнитно-кристаллическая аномалия. Бирюзово-голубые острые шпаги, похожие на осоку, но, само собой, ничего общего с этим безобидным растением не имеющие, вздымались над поверхностью земли, такой же бирюзовой.
Довершая картину противоприродного непотребства, из бирюзовых зарослей торчал длинный штырь арматурины, увенчанный дымящимся куском бетона. Желтого, как лимон.
И тут я наконец во всей полноте ощущений осознал, почему на это ЧП позвали не местных уральских пожарников, а нас, элитных спасателей. Здесь реально творилась чертовщина. Чертовщина, а никакой не «обычный пожар» после «сильного взрыва»!
– Мысль твою уловил, – сказал Костя. – Ну командуй тогда… Ты же у нас Комбат.
– Итак, Веня, – сказал я Чернышёву, – надо вжарить из всех пожарных мониторов по дверям вестибюля. Потом пауза двадцать секунд. Мы с Уткиным выгружаемся, входим в здание… Уже оттуда, из вестибюля, я дам дальнейшее целеуказание. Либо по рации, либо сигнальной ракетой… Так что следи за окнами в оба.
– А я что делаю? – спросил Буров. Медик уже успел прийти в себя и рвался в бой. – Может, мне с вами надо? Раненых искать?
С Буровым я был едва знаком, поэтому держался формального обращения на «вы».
– Вы пока дежурите на месте. Идти с нами внутрь вам слишком опасно.
Когда я говорил всё это, я сам себе страшно нравился. Настоящий командир из старого советского фильма. Невозмутимый, вежливый, с хитринкой в голубых глазах.
Глава 2
Полведра адреналина
Когда шипящие снежно-белые струи залили полыхающий вестибюль и он отрыгнул облако зловещего зеленого пара, мы с Костей взлетели по горячим ступенькам и (я бросил беглый взгляд на счетчик Гейгера – норма!) ворвались внутрь.
Поскольку мы были экипированы в КАЗ – костюмы абсолютной защиты производства Челябинского комбината особизделий – и, стало быть, наши дыхательные циклы обеспечивались автономными кислородными аппаратами, то чувствовали мы себя достаточно уверенно.
Задохнуться – не получится. Получить ожоги – тоже вряд ли. Но если, не приведи господь, на нас рухнет потолок…
Вот почему на пороге мы замерли и лучи наших нашлемных фонарей первым делом метнулись вверх, проверить состояние перекрытий.
Всё черным-черно…
Черные колонны. Закутанный в копоть воздух. Черный пол.
И вдруг среди всеобщей черноты в лучах фонарей блеснула… человеческая фигура!
Я вздрогнул.
Кто этот дерзкий незнакомец, на которого не действует угарный газ? Спасатель-энтузиаст? Заблудившийся демон смерти?
Да нет, всего лишь статуя.
Мы с Костей подошли к фигуре поближе.
«Академик Зубонос А.А., отец российской термоядерной энергетики», – гласила табличка на постаменте.
Являя контраст с клубящейся вокруг тьмой, лицо академика было просветленным и возвышенным.
Еще бы, ведь Зубонос не просто так стоял на мраморном постаменте! Он протягивал нам, благодарным потомкам, модель стелларатора. Так румяные девки одаривают хлебом-солью высокую комиссию из Москвы…
«Хлеб-соль», то есть стелларатор, был выполнен из полупрозрачного розового минерала.
«Дорогой, небось», – некстати подумал я.
– Напомни, Володя, что это за хрень у академика в руках?
– Это, Костя, то самое изделие, благодаря которому мы сейчас здесь.
– Стеллократор, что ли?
– Приз уходит зрителю Уткину из города-героя Москва! – бодрым телеголосом провозвестил я.