Страница 2 из 74
– Интернат Толорозы? Кажется, мне доводилось слышать об этом достойном заведении.
– Пожалуйста, господин, – у Ри позорно задрожали губы, – не сообщайте в Интернат!
Спастись он уже не мечтал. Ковыль, конечно же, не станет молчать, но если никто из богатеев не пожалуется директору, все еще может обойтись. Если поймавший его человек останется доволен... Ри стрельнул взглядом в сторону аллеи, где прятался Ковыль. Смотрит ли еще? На помощь точно не придет. Не ради «мелкого».
– Сколько вам лет, юноша?
– Шестнадцать, – соврал Ри.
Невысокий, тонкокостный, при желании он мог бы сойти и за тринадцатилетнего. Если бы только... Но какая теперь разница? Когда Ри только попал в Интернат, он и не думал задерживаться. Тем более настолько! Поэтому соврал, убавив два года. Но теперь ложь не имела значения. Шестнадцать лет или восемнадцать – они были одинаковым приговором.
– Шестнадцать, – кивнул мужчина, – так я и думал. А ваше имя?
– Ри, господин.
– Просто Ри? Восхитительная лаконичность! Мое почтение вашим родителям. Мои считали умеренность страшным грехом и потому дали мне сразу несколько имен.
– Несколько? – против воли удивился Ри.
– Совершенно верно. Окъеллу Викенсо Гергос к вашим услугам, мой дорогой воришка, – мужчина склонил голову, не выпуская воротника Ри.
Напоминание, что он все-таки не вор, застряло в горле. Ри доводилось слышать это имя. Гергосы были знатнейшим родом Анкъера, безумно богатым и влиятельным. Если директор узнает...
– Идемте, дитя мое, – Окъеллу Гергос снисходительно улыбнулся. – И не вздумайте сбежать. Моя коробочка все еще у вас, и вы по-прежнему рискуете стать вором.
– Возьмите!
Ри порывисто выхватил из кармана изящную перламутровую коробочку с инкрустированной жемчугом крышкой. Гергос даже руки не протянул, чтобы забрать ее. Ри упал на колени.
– Господин, я прошу вас! Я сделаю все, что захотите, отдам вам все, что у меня есть, только, пожалуйста, не сообщайте в Интернат!
– Все, что у вас есть? – без особого интереса повторил анкъерец. – Это что же? Грязный платок, тощее тело и душа весьма сомнительной чистоты? Благодарю покорно, но нет. И встаньте, дитя мое. Мне уже порядком надоела эта улица.
Он двинулся дальше, не дожидаясь, пока Ри поднимется. Сбежать? Остаться? Но ведь он уже назвал свое имя, и проклятый Гергос знает, где его искать. Ри ничего не оставалось, кроме как последовать за ним.
– Куда мы идем? – спросил он несколько минут спустя, заподозрив неладное.
– В Интернат.
– Но... господин!
Вот теперь Ри всерьез задумался о том, чтобы сбежать. Если его поймают сыскачи, то за воровство отрубят руку. Но это только если поймают. Директор, конечно, ничего рубить не станет, но и сунуться в Интернат после того, что случилось, – глупость. За коробочку для пастилок можно выручить неплохие деньги, и раз уж его все равно считают вором...
– Ри, – не оборачиваясь, сказал Гергос, – не делайте глупостей. Я все равно вас найду.
– Не найдете.
Туда, где Ри планировал прятаться, такие как Гергос не заходят. Полицейские ищейки – да, иногда, если ищут кого-то особенно опасного. Но даже они не полезут в Лулуань ради уличного воришки.
– А как насчет Племянников Дядюшки Лу?
Окъеллу Гергос на мгновение обернулся, и у Ри появилось гаденькое ощущение, что проклятый анкъерец читает его мысли.
– Вы знаете Дядюшку?
Именно он был хозяином Лулуаня, королем самых темных переулков Каргабана. Но откуда об этом знать анкъерскому щеголю?
– Мы с ним давние друзья. Поэтому, Ри, не делайте глупостей, не искушайте судьбу.
***
Толороза, один из старейших кварталов Каргабана, не был ни самым дорогим, ни самым престижным. Скорее наоборот. По уровню жизни он мало отличался от бедняцких пригородов, но почему-то нищие Толорозы считали себя неизмеримо выше попрошаек с Западных Ворот. Ходили легенды, что именно в Толорозе рождаются самые гениальные драмы, поэмы и картины, хотя, опять же, оснований считать, будто там больше талантливых людей, чем где бы то еще, не находилось.
Интернат Толорозы имел аналогичную репутацию. Его воспитанники, в большинстве своем несчастные, забитые создания, вызывали лишь жалость, но на проявления ее смертельно обижались. Окъеллу Гергос объяснял это гнилым воздухом Толорозы. Именно расположенные неподалеку фруктовые гавани с их прелыми, сладкими испарениями порождали в людях гордыню и спесь. Те же самые качества, что выпестовывались в благоухающих садах Анкъера.
Ри не был исключением. Гергос мог наблюдать, как испуг на лице мальчишки сменяется задумчивостью, а затем и высокомерным презрением – довольно забавное выражение для того, кто еще несколько минут назад стоял на коленях, предлагая все, что у него есть. Но Гергос не собирался смеяться. Ему казалось, он знает, что творится в душе сомнительной чистоты.
Интернат Толорозы растил не только гордыню, еще он регулярно поставлял воров на улицы Каргабана и проституток обоих полов – в его бордели. Немногие – даже из числа патронов-благодетелей – знали о неписаных законах сего уважаемого заведения. Интернат принимал под свое крыло и мальчиков и девочек, любых возрастов, любого достатка, но в шестнадцать лет каждый воспитанник, не оплативший содержания и не успевший стать подмастерьем, ставился перед выбором: либо ремесло карманника, либо шлюхи. За годы, проведенные в стенах Интерната, каждый ребенок обзаводился весьма внушительным долгом и должен был выплатить его прежде, чем уйдет.
Кованая ограда, окружавшая Интернат, была своего рода шедевром символического стиля, весьма популярного в позапрошлом веке: узлы решетки в виде увитых плющом наконечников стрел символизировали благочестие, а узкие вытянутые бутоны на концах прутьев – непорочность. У ворот, традиционно открытых в любое время, дежурило несколько мальчишек постарше. Один из них, грузный детина, глянул на Ри с подозрением и, дождавшись, когда они пройдут, двинулся следом.
Гергос сначала хотел его одернуть, но передумал. Вместо этого он достал надушенный платок и приложил к носу. Ри бросил на него испуганный взгляд и совсем сник.
Двухэтажное неказистое здание было под стать решетке: воплощенная добродетель. Ни лишних украшений, ни легкомысленных завитушек на фасаде, все исключительно строго и целомудренно. Если бы здания были людьми, то Интернат стал бы чопорной старухой в траурном, давно вышедшем из моды чепце и с вечно поджатыми высохшими губами.
Еще один мальчик, на несколько лет младше Ри, распахнул при приближении Гергоса тяжелую дверь. Даже странно: несмотря на поздний час, Интернат не спал. На ступенях главной лестницы их встретил пожилой человек в дорогом, но заношенном костюме, почти полностью седой. Он близоруко щурил глаза, рассматривая посетителя, и поклонился, лишь покончив с инспекцией.