Страница 83 из 84
— Я — это ты, — повторил он.
— Я этого не понимаю. Я — это я, а ты — это ты. И мы разные. Кроме того, ты с другой планеты.
— Когда-нибудь ты поймешь, — сказал он.
— Я хочу понять сейчас.
— Тебе придется немножко обождать. Лет через десять мы вернемся к этому разговору.
— А сейчас?
— Сейчас я не смогу тебе объяснить. Мне надо подумать.
— Неужели тебе понадобится на это десять лет?
— Да. Даже двенадцать.
Мне недолго пришлось разговаривать с ним. На другой день он исчез, и, когда мать поставила прибор на том месте стола, за которым он обычно сидел, отец сказал:
— Гость не придет к завтраку.
— Почему? — спросила мать.
— Он вернулся туда, откуда пришел.
— На планету Идиллических пейзажей?
— Нет. На картину в музей. Он пожалел директора и дежурную.
Пожалел? Меня это почему-то немножко удивило. Разве жалость существует не только на Земле?
Тайна связывала моего отца с этой картиной и с самой планетой Идиллических пейзажей, и я вовсе не уверен, что когда-нибудь эта тайна перестанет быть тайной.
Все помнят слова моего отца, сказанные им на заседании астрономов:
— Планеты Идиллических пейзажей там уже нет. Не ищите. Я привез ее с собой.
Уж не намекал ли он на то, что целый мир удалось вместить в картину неизвестно как, для чего и почему?
Уж не был ли он космическим Гулливером, догадавшимся сделать то, что не догадался и не сумел сделать Гулливер Свифта?
Ученые сочли нужным принять слова моего отца за грандиозную метафору или шутку. Но как выяснилось позже, это не было ни метафорой, ни шуткой.
Я запомнил и день, и час, когда наша семья поселилась на планете Идиллических пейзажей. Это было четырнадцатое февраля, среда, шестнадцать часов. Год и столетие я не назову. Потому что это не имеет никакого значения. На планете Идиллических пейзажей свое летосчисление.
Отец захватил с собой не только мать, меня и робота Карлушу, но и свой домик с небом, берегом, лесом и рекой. Когда я проснулся на новом месте, я увидел, что все мне знакомо, ничего не изменилось.
Только позже я узнал, что река, берег, лес, наш дом и мы сами были в раме и все это называлось картиной.
Я об этом догадался в тот день, когда увидел зрителей, рассматривающих нас и делающих замечания но поводу красоты и правды, которые они находили, рассматривая картину.
Мне, моей матери и даже роботу Карлуше было неприятно, что нас рассматривают, принимая за изображение чужой жизни, словно мы были не люди, а образы людей.
Отец сказал равнодушно:
— Не обращайте внимания. Предстаньте себе, что вы артисты на сцене, но изображаете не других, а себя.
Недели через две мы привыкли и уже не стали обращать внимания на зрителей. Мы жили так, словно наш мир в раме и никто не смотрел на нас.
1966
Волшебный берет
Это была не волшебная лавка, а обычный магазин.
В витрине стоял пластмассовый юноша в синем берете. Он улыбался. И хотя он был не настоящий, что-то подлинное таилось в его улыбке.
Я думал: и я тоже когда-то был юношей.
Внутренний голос смолк, словно не поверив сам себе.
— Зайдем, Володя, — сказала жена. — Тебе нужно сменить берет. Твой стал похож на блин.
Мы зашли.
Я примерил синий берет, который мне подала круглая равнодушная и строгая, как кукла, продавщица.
Жена сказала:
— Володя, ты помолодел на десять лет.
Я взглянул в зеркало. Там, словно в тумане времени, появилось мое лицо, действительно помолодевшее, ставшее юношески узким и красивым.
Я снял берет и снова взглянул в зеркало, на этот раз зеркало вернуло меня таким, каким я был вчера и сегодня.
Я снова надел берет, и снова посмотрел в зеркало, и снова увидел себя помолодевшим.
— Этот берет тебе идет, — сказала жена. — В нем ты действительно выглядишь моложе.
Продавщица бросила на меня равнодушный взгляд и ровным, безразличным голосом куклы спросила:
— Берете вы или не берете этот берет? Если сомневаетесь, возьмите другой.
— Нет, — сказал я, — я возьму этот, хотя и сомневаюсь.
Выйдя из магазина, я надел новый берет, а старый, похожий на блин, сунул в карман пальто.
На минуту мы остановились с женой возле витрины. Я взглянул туда. Пластмассового юноши не было. Вместо него уже стоял живой старик в синем берете. Мне показалось, что это стою я.
— Это я? — спросил я жену.
Она посмотрела и усмехнулась:
— Действительно похож на тебя. Это продавец или заведующий.
— Что он там делает?
— Не знаю. Но раз он там, значит это нужно. Он что-то там меняет.
— Не там меняет, — возразил я, — а здесь.
Я показал на себя.
— Человек, когда стоит в витрине, — сказала жена, — всегда немножко похож на манекен. Разве ты этого не замечал?
— Конечно, замечал. Но сейчас замечаю другое.
Я не сказал жене, что я заметил. Я испытывал, никогда до этого не испытанное мною чувство, что вижу самого себя со стороны. Старик с витрины улыбнулся мне и подмигнул.
— Пошли, — сказала жена. — Не стоит делать чуда из того, что заведующий магазином немножко похож на тебя.
Идя по улице, я чувствовал, что продолжаю молодеть. На улице не было зеркала, но я как бы видел свое лицо, отраженное в восприятии прохожих. Девушки смотрели на меня, а не мимо. Они смотрели, словно видели не меня, а того, другого, который давно исчез в волнах времени.
Когда мы пришли, мне почему-то не захотелось подыматься на лифте. Одним махом, как в юности, я взбежал по лестнице на шестой этаж и стал поджидать жену, поднимавшуюся на лифте.
В прихожей я не удержался и взглянул в зеркало. На меня с любопытством смотрел не я, а тот, другой, оставшийся в воспоминаниях старых знакомых и удостоверенный фотоснимками далеких лет. Беспокойное чувство встречи с самим собой через время охватило меня, словно мое существо раздвоилось и две половинки — прошлая и настоящая — тосковали друг по другу.
Я снял берет, и зеркало возвратило меня. Да, я снова обрел себя и видел свое морщинистое лицо шестидесятилетнего человека.
Держа в руке синий берет, я думал о парадоксе, об удивительной возможности переходить из одного возраста в другой с помощью такого простого и нехитрого предмета, как кусок сукна, приобретшего в руках неведомого мастера волшебное свойство машины времени.
Я долго стоял, размышляя о тех возможностях, которые подарил мне случай.
Жена позвала меня в столовую — пить чай. Входя туда, я надел берет и снова попал в свое прошлое, слившееся с настоящим.
На лице жены я увидел всю быструю гамму сменявших друг друга чувств, соединивших ее с далеким прошлым.
— Володя, — спросила она тихо, — что с тобой? Ты не ты, а тот… — Она не договорила.
— А кто?
— Не ты, но точно такой, каким ты был, когда мы с тобой познакомились.
— Ну и что ж, — сказал я, — время повернулось вспять. И наука вернула нам с тобой далекое прошлое.
— Нет. Изменился только ты. Мир остался прежним.
— Ты тоже помолодеешь, — сказал я и надел на ее голову синий берет.
Она стала молодеть, преображаясь у меня на глазах. А я опять стал старым.
— Господи! — сказала жена. — Объясни, Володя, мне это странное явление.
— Чудо, — сказал я.
— Это не научно. Объясни все так, чтобы это было логично и не противоречило законам природы и нашему опыту.
— Зачем?
— Как зачем? Я хочу быть спокойной. А то мне кажется, что я вижу сон.
— Это не сон, Вера.
— А что это такое?
— Чудо.
— Чудес не бывает.
— Знаю. Слышал. Читал. Проходил в школе. Но это чудо особое. Кто-то с нами играет в плохую игру.
— Кто?
— Если бы я знал! Время. Мы с тобой попали в воронку. Нас крутит, как в водовороте, то окуная в прошлое, то выталкивая наружу.
— А берет? — спросила Вера и сняла его.
Она показала фабричную марку и затем прочла вслух: