Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 2 из 4

- С Новым годом. - задорно произнес темноглазый красавец.

Женщина со смежным чувством спрятала деньги и отодвинулась, уступая Антону проход. Он зашел в вагон и за спиной услышал, как проводница посоветовала ему проходить дальше, в самый конец вагона. Антон сперва не понял почему, но как в самом начале длинного и узкого коридора он уперся в стоящего деда со свертками под мышками, а за ним увидел целую вереницу жаждущих уехать, хоть стоя, стало ясно, что вагон забит до отказа. Видно не только его одного подбрасывали добродушные проводницы.

Он с трудом стал пробиваться внутрь, в салоне как во дворе было темно, а блеклый, противно оранжевый свет не давал никакого толка. При свечах и то обычно светлее. Лица людей были неразличимы. Антон видел только фигуры, словно тени, без пола и возраста, и множество сумок и чемоданов. В коридоре стояли "зайцы". Похоже, их насчитывалось одинаковое количество с законными пассажирами. В вагоне витала некая дымка, давящая своей серостью и назойливостью. Разгоряченный от беготни Антон продвигался вглубь вагона, заглядывая в каждый плацкарт в надежде найти свободное место. Он слишком устал. Чем дальше он шел, тем меньше становилось свободного места хотя бы постоять. Удрученность не позволяла разогреться раздражительности. Хотя само тело закипало, и не только от быстрого кровообмена, но и от духоты, стоящей вместе с дымком в полностью набитом, как товарном вагоне с наглухо задраенными окнами. Воздух был тяжелым. Никто из персонала не догадался включить кондиционер, о существовании которого Антон не надеялся думать. Он всего лишь культурно просил его пропустить и в образовавшиеся щелки протискивал сперва сумку, а себя вслед за ней. Под самый конец ему повезло найти достаточно места, чтобы вольно стоять.

Антон набирался терпения, впереди долгое путешествие, а поезд всё еще стоял у перрона.

Молодой человек переминался с ноги на ногу. Ему всё-таки пришлось стащить с себя длинный шерстяной шарф и расстегнуть верхние пуговицы белоснежной рубашки, воротник которой начинал прилипать к шее. Он почувствовал, как две обжигающие капли пота не спеша скатились по бокам, смело щекоча его нервы.

Антон тяжело и глубоко вздохнул. В этом вздохе сосредоточился настрой всех пассажиров этого плацкартного вагона. Изнуренные за целый день люди начинали дремать. Духота клонила их ко сну, кошмарному и неспокойному, как забытье.

Антон находился возле бокового столика коридора. В самом отделении уже сидело шестеро, как смог он разглядеть. За столиком сидели упитанная женщина средних лет и мальчуган. Он-то и вызвал у Антона удивление. Как только Антон пододвинулся к столу, чтобы стать поудобнее, парнишка смущенно посмотрел снизу вверх и таким же смущенным голосом поздоровался. Антон сперва подумал, что показалось, но, взглянув в испуганно-ожидающие глазки, заставил из себя выдавить "здравствуй". Слово вылетело неуклюже, да еще и подсевшим и неустойчивым голосом. Парнишка продолжал запоминающе глядеть, словно перед ним некий пришелец. Он вольно стал сползать с кресла, предлагая Антону сесть.

- Сиди-сиди, мальчик, - остановил его Антон.

С нерешительностью мальчик принял прежнее положение. Должно быть его воспитывали быть вежливым со старшими. Такая редкость в наше время. Неужели, думал Антон, он настолько плохо выглядел или казался старым, что мальчик принял его за довольно старшего мужчину, которому надо уступить место. Насколько старше? Хотя, для него, возможно, Антон представлял великого дядьку. А ведь разница в возрасте составляла каких-нибудь десять-пятнадцать лет. Да, и в его годы Антон тоже был таким и каждого, кто выше его на голову, считал старшим себя, а значит обязательно надо было высказать уважение. Наверное, во всем вина усталости и несносной духоты в вагоне. К тому же Антон не мог припомнить, ел ли он сегодня вообще. Его разум находился совершенно далеко от этого злополучного стационарного вагона.

Вдруг Антон услышал стук колес. Поезд тронулся. Но какой? Так всегда, Антон не был до конца уверенным, если по близости стоял другой поезд. Только после того, как за окном начали виднеться убегающие столбы электролиний, Антон заверил себя, что именно его поезд отправился. Вид соседнего поезда сменился постройками вокзала. Спустя некоторое время, состав пересек черту города. Впереди были поля и станция за станцией, до конца.





Мальчишка опять посмотрел на Антона и на сей раз, ничего не говоря ему, спросил у мамы позволения забраться на верхнюю полку. Смышленый мальчуган. Он снял обувь и завалился наверх. Антон, выждав минутку, занял свободное место. Спросив разрешения у сидящей рядом женщины, он поставил сумку под столик. Молчание - знак согласия. Женщина промолчала, но ей явно что-то не нравилось. Ноги пришлось протянуть в коридоре. Антон сразу их поджимал, если кто-то проходил мимо. При движении свет в салоне стал ярче и фигуры постепенно приобретали человеческие силуэты.

Боковые столики многие перевернули в ложе и появились еще сидячие места. Одна из женщин из "его" плацкарта посоветовала сделать то же.

Но, сидящая рядом с ним за этим же столиком женщина, грубо заявила, что она покупала билет в плацкартный вагон, а не в общий и опять отвернулась к окну, разъяренно подперев голову кулаком. Осознавая её правоту, никто не возразил. Антону стало неудобно, ведь она косвенно и его имела в виду. Это была единственная реплика недовольства. Люди понимали, что требовать порядка нет смысла. На каждый аргумент у другой стороны спора найдется десяток. Поэтому все молчали. К тому же чувство понимания было у всех. В другой стране - другие привычки. И люди привыкли. Привыкли толпиться в автобусах, висеть на ушах в поездах, платить бешеные налоги и деньги за ничтожные товары, и с каждым белым днем становиться всё беднее и беднее.

Все были в одной шлюпке посредине бурлящего океана. Все понимали и старались помочь, сдерживая своё раздражение, ведь всем сейчас плохо, у всех есть проблемы.

Вот почему Антон чувствовал себя неловко. Он не вписывался в картину утопия. От него за милю пахло и сияло богатством и красивой жизнью. Вот почему он вызвал к своей персоне внимание. Каждому было интересно, что делает в таком вагоне щеголь в дорогом пальто. Улучшенное освещение способствовало росту интереса, теперь его стало лучше видно. Антону было неприятно ощущать на себе множество взглядов. Взглядов, приученных современной жизнью подсчитывать, во сколько обошлась покупка одежды Антону. В их головах вертелись цифры и комбинации версий о сущности богатенького франта. Начали появляться взоры скептические, завистливые и недоброжелательные. Возможно, Антону это причудилось. Он очень устал за последнее время. Его голова ходила ходуном. Непроизвольно парень закрыл глаза и заснул.

Сколько спал, Антон не знал. Колеса по-прежнему перестукивали. Те же люди, духота и вечерняя темень вокруг. Постепенно пассажиры начали оживляться. Где-то делали робкие шаги к знакомству. Пару слов там, слово здесь, затем жест. Кто-то уже смеется над чей-то шуткой.

Антон снял шапку и долгое время держал её в руках, но затем оставил её на столике и снова погрузился в сон. Сновидений опять не было. Когда он открыл глаза, некоторые переоделись, другие ужинали. Были слышны анекдоты и жизненные рассказы, трогающие за душу внимательного слушателя. По коридору всё время бродили, и Антону пришлось поднять ноги.

Сидеть было неудобно и жестко. У Антона болела шея. С грустью он вспомнил про ежевечерние сеансы массажа своей девушки, так спасавшие его от переутомления на работе. Прикосновения крошечных пальчиков вселяли своей нежностью радость жизни в его утомленное тело. Гибкость и плавность молодого тела, пылающего страстью любви, выжигали недуги и наделяли душу спокойствием, большим теплом. От проведенного с ней времени радость переполняла до краев Антона. Счастья не может быть много, чтобы его заметили. Оно либо есть, либо отсутствует.

Неуклюжие попытки помассировать шею проку не дали и Антон принялся поворачивать голову из стороны в сторону. Послышался хруст позвонков, Антон слегка прижмурил глаз и сразу остановился. В соседнем плацкарте женщина писклявым голосом обсуждала судьбы всех своих соседей, друзей, родителей с такой же блондинкой как она. Разговор выглядел самосудом, объявляющим вердикт будущего персонажей.