Страница 2 из 9
– Инспектора мне рассказывали, что вчера сильный ливень был за поселком Таежный, у нашего поста ГАИ при выезде на Кузбасскую автомагистраль.
– Туда от райцентра идет хорошая асфальтовая дорога. На ней даже при очень большом желании не забуксуешь.
– С пьяных глаз могли в придорожный кювет съехать. Или сворачивали на какой– то проселок.
– Как думаешь, жив Люлькин или нет?
Филиппенко пожал плечами:
– Трудно сказать. Могли просто выкинуть из машины, но не исключаю, что и прикончили да завезли в урман подальше от людских глаз. Словом, хоть так, хоть этак, а беглецов искать придется.
– Всю трудовую жизнь только тем и занимаюсь, что ищу, – невесело усмехнулся Голубев. – Хотя сам никогда ничего не терял…
К заправочной лихо подкатил красный «запорожец». Сидевший за рулем пожилой мужичонка с белесыми кудряшками на лысеющей голове, заглушив двигатель, торопливо выбрался из машины и подошел к начальнику ГАИ с такой радостной улыбкой, будто внезапно встретил закадычного друга, с которым не виделся много лет. Энергично протянув руку, бодро проговорил:
– Здорово, Григорий Алексеич!
– Здравствуй, Палыч, – пожимая пухлую ладонь, без восторга ответил Филиппенко. – Откуда едешь?
– Из Таежного домой возвращаюсь. Ты же знаешь моего старшего сына Николая?
– Ну, как не знать.
– Так он же второй год в Таежном живет. Хозяйство завел – страшно подумать! Как у настоящего фермера: корова, годовалый бычок, два кабана, куры-гуси и прочая живность. Вчера Колян в Новосибирск ездил. Жинке своей, Надюхе, каракулевую шубу купил ко дню рождения. Уйму деньжищ ухлопал, а спрашивается: зачем? Куда Надюхе в каракуле выпендриваться? Корову доить или кабанам шамовку подавать?.. Проще говоря, ни хрена молодые жить не умеют. Разбазаривают деньги, будто семечную шелуху. Ну это, как говорится, их проблемы. А лично я вчерашним вечером встретил Коляна с дорогой покупкой на вокзале и от электрички увез его в Таежный. В гостях заночевал. Планировал подмогнуть сыну со снохой накошенное сено в стог сметать, да ночью там такой дождина ливанул, что теперь дня три-четыре на покос и соваться нечего, – мужичок, скосив взгляд на госномер «жигулей», внезапно перешел на шепот: – Алексеич, если не секрет, это ж Олега Люлькина жигуленок, да?
– Его, – подтвердил Филиппенко.
– Опять же, если не секрет, а где сам Олежек?
– Спать ушел домой.
– Вот артист! Опять за рулем набухался?
– За рулем или за столом, какая разница.
– Что верно, то верно! Для ГАИ разницы нет, где водитель окосел. А вчерашним вечером, когда мы с Олегом вместе ждали электричку, он трезвым как стеклышко был. Это, так и знай, брокеры его накачали.
Голубев мгновенно насторожился, а Филиппенко нахмуренно спросил:
– Кто?
Мужичок чуть замялся и тут же заговорил как ни в чем не бывало:
– Брокер – слово иностранного происхождения. Что оно обозначает, с разбегу не каждый русский поймет. Однако в газетах, по телеку да по радио его часто употребляют, когда заходит болтовня о торговых проблемах на биржах.
– Какое отношение имеет это слово к Люлькину? – опять спросил Филиппенко.
– По-моему, самое непосредственное. Когда я приехал к вокзалу встречать Коляна, Люлькин в своем «жигуленке» уже там скучал. Разговорились. Мы ведь с Олегом десять лет проработали в одной бригаде на железной дороге, пока его не уволили за выпивку в рабочее время. Интересный мужик! Голова сообразительная, руки золотые, но горло – никудышное. Если рюмка туда попала, считай, дело гиблое. Иначе, научно выражаясь, просто крышка. Бригада у нас была дружная. Алкоголем не злоупотребляли. «Дай Бог здоровья», – говорили друг другу только после аванса и в день зарплаты. Я, честно сказать, не брокер, много не пью, но советы по избавлению от хронического алкоголизма Олегу давал неоднократно. Безнадежное дело!..
– Евгений Палыч, ты, как всегда, завел длинную оперу, – недовольно сказал Филиппенко.
– Собственно, любая опера в конце концов кончается. Когда показалась прибывающая из Новосибирска электричка, мы с Олегом расселись по своим машинам. Первыми из дверей поезда на перрон вывалились два коротко стриженных парня в черных рубахах. Один – здоровый бугай, другой – так себе, с конопушками. Огляделись исподтишка и – прямиком ко мне. Подошли. У здорового в руке – нераспечатанная бутылка с фотографией Распутина, который перед революцией царский режим испоганил, а у другого – батон белого хлеба под мышкой. Тот, что с Распутиным, спросил: «Отец, у тебя в бардачке стакана не найдется?» – «Чего нет, того нет, – отвечаю. – А вы, сынки, кто такие?» – «Брокеры». – «Ой, мля! – говорю. – Погодите, щас от удивления рот закрою». Конопатенький ощерил щербатые зубы: «Ты, чо, мужик, живых брокеров не видел?» – «Может, и видел, но не предполагал, что они на зэков похожи». Здоровый набычился: «Ты, пахан, на грубость нарываешься». – «Извините, если дурь сморозил». – «Ништяк, первая попытка еще не пытка. Извиняем. Куда колеса навострил?» – «В Таежный сына повезу». – «Подбрось нас попутно до Кузбасской трассы». – «Опасаюсь, как бы вы меня из “запорожца” не выбросили». – «Зря прежде срока в штаны мараешь». – «Лучше досрочно обмараться, чем после гнить неизвестно где». На этом, научно выражаясь, дискуссия закончилась. Подошел мой Колян – косая сажень в плечах, и брокеры молча отвалили к Олегу Люлькину, у которого граненый стакан всегда при себе имелся.
– Значит, парни в Кузбасс направлялись?
– Бог знает, какие у них планы были. Уголовные элементы, сам знаешь, на лету сказки плетут. Может, для отвода глаз Кузбасскую трассу помянули. А то, что они недавно вышедшие из колонии законоослушники, я сразу приметил. И одежка на них с иголочки одинаковая, и манеры поведения зэковские.
– Сомневаюсь, чтобы Люлькин связался с такой компанией.
– Ты, Григорий Алексеич, слабо изучил Олега. При виде полной бутылки Олежек теряет рассудок до такой степени, что из него можно веревки вить… – Мужичок воровато огляделся и вновь прошептал: – Может, брокеры укокошили Люлькина, но об этом пока нельзя в открытую говорить?..
– Может, надвое ворожит, – уклонился от ответа Филиппенко.
– Что верно, то верно. В нынешней жизни заблудиться пара пустяков. Газеты плетут одно, люди горланят другое, а правительство тихой сапой выкомаривает третье. Кто прав, кто виноват, даже с бутылкой не разберешь.
Мужичок сокрушенно вздохнул и вроде бы с сожалением, что не узнал ничего сенсационного, попрощался. Глядя, как он усаживается в «запорожец», Голубев спросил начальника ГАИ:
– Кто такой?
– Бывший сосед мой, Евгений Павлович Бормотов. Неутомимый звонарь и вдохновенный сочинитель… – Филиппенко помолчал. – Однако в этот раз, похоже, говорил правду.
Осмотр «жигулей» продолжался больше часа. В салоне с перепачканными засохшей грязью резиновыми ковриками на полу валялись крупные крошки белого хлеба, водочная пробка с портретом бородатого Распутина, множество сигаретных окурков и обгорелых спичек. На заднем сиденье под грязным вафельным полотенцем с масляными пятнами лежал мутный граненый стакан. В багажнике, кроме запасного колеса, набора слесарных ключей, домкрата и ручного насоса, ничего не было. Двигатель машины был исправен, а топливный бак пустым.
Большую часть времени при осмотре пришлось уделить снятию на дактилопленку отпечатков пальцев с рулевого колеса, рычага переключения передач, с никелированных пепельниц, вмонтированных в задние двери, и с крышки багажника, на котором даже невооруженным глазом можно было разглядеть отчетливые следы широких ладоней. Ни признаков какой-либо борьбы, ни крови в салоне не обнаружили. Передняя левая дверь машины, по заключению начальника ГАИ, перекосилась от удара о загнивший пень или о трухлявое бревно. Видимо, при движении задним ходом водитель проморгал заросшее травой препятствие и распахнутой дверью «запахался» в него. Убедительным подтверждением этому служили плотно набившиеся в дверной паз древесные гнилушки и засохшие стебли травы.