Страница 2 из 36
Весной 1940 г., осторожно откопав укрытые кусты, подрезал все побеги на них, как на малине, допустив, таким образом, третью ошибку. Ведь нужно было бы уже начинать формировку кустов, сделать каждому из них катаровку, то есть обрезать все верхние корни и поросль, создать рукава или рожки (укороченные рукава) с плодовым звеном, правильно подрезать лозы.
Ничего этого я не сделал, и насаждения за лето превратились в «джунгли»: лозы 2–3-метровой длины переплелись с пасынками, затенили друг друга. Ведь я и не подозревал, что пасынки нужно прищипывать, а лозы чеканить.
Весной того же года вкопал по два деревянных столба по краям каждого ряда высотою 1,8 м и натянул на них по четыре проволоки на расстоянии одну от другой 30–40 см. Лозы привязал к проволоке наклонно (35–45°). Летом по мере роста подвязывал их все выше и выше, до последней проволоки. Со временем лозы начали сгибаться и расти вниз.
Беда была в том, что я, так сказать, варился в собственном соку: не с кем было посоветоваться. Если в то время в Донецке кто-то и занимался виноградарством, я никого из таких любителей не знал. Литературы же по этому делу тоже еще было очень мало.
Осенью, перед укрытием винограда на зиму, выросшие за лето побеги укоротил, а в первых числах ноября укрыл их. Это оказалось нелегким делом: земли в междурядьях не хватало, пришлось брать ее в саду.
Ведь, чтобы кусты укрыть, нужно было насыпать холмики высотою до 60–70 см. У кустов морозоустойчивых сортов прикопал землей только штамбы, укрыв их слоем 15–20 см. Обрезки никакой не делал. Все лозы на зиму остались привязанными к проволоке.
В 1941 г., в апреле, откопал виноградные кусты, отрезал лозы, которые были поломаны при укрытии на зиму и при открытии весной. Опять, как и в прошлые годы, подрезал кусты, как малину, удалил часть побегов, так как они были очень длинные. Получилось так, что почти всю урожайную лозу я срезал, а старую, неурожайную, оставил. Так же «расправился» я и с морозоустойчивыми кустами.
Это была моя четвертая грубая ошибка, не считая, конечно, массы мелких, менее серьезных.
После подрезки подвязал рукава и лозу к проволоке так же, как и в 1940 г.
Несмотря на все мои ошибки, на побегах некоторых растений появились соцветия — зародыши будущих кистей винограда. Но мне не пришлось полакомиться долгожданными плодами своего труда. Началась война, и я добровольцем ушел воевать с немецкими фашистами.
После окончания войны твердо убежденный, что виноград в Донбассе может расти и плодоносить, я еще с большим рвением занялся виноградарством. Во время оккупации Донецка гитлеровцы «похозяйничали» и на моем приусадебном участке: вырубили часть фруктовых деревьев, уничтожили половину виноградных кустов. Пришлось взяться за раскорчевку пней, чтобы освободить место для винограда. К сожалению, закладывая новый виноградник, я продолжал плодить ошибки. Не разбив участок на ряды, покупал чубуки, как говорят, где попало и какие попало. Единственным моим стремлением при этом было посадить «черненький», «беленький», «розовенький» виноград — для разнообразия и красоты. И это был мой пятый промах, на исправление которого ушло много времени и труда. Когда через 8–10 лет кусты разрослись и возникла необходимость перейти с одноплоскостной на двухплоскостную шпалерную систему, пришлось расширять и выравнивать ряды способом катавлака, то есть отводками целых кустов, и превращать бессистемную посадку в рядовую.
А ведь предотвратить ошибку было просто. Следовало бы сразу в один год выкорчевать пни, убрать или пересадить мешающие деревья и разбить участок на ряды с расстоянием между ними не менее 2 м. У меня же оно получилось от 1,6 до 2,5 м, в ряду между кустами было 0,9–2,9 м.
Ранней весной 1950 г. я купил у одного местного виноградаря-любителя 10 урожайных кустов, привез их с комами земли домой и по совету прежнего хозяина обрезал у кустов рукава, укоротил годичные побеги, оставив по четыре побега на плодоношение. На второй год получил с этих растений небольшой урожай.
К 1952 г. у меня было уже до 30 продуктивных виноградных растений различных сортов. С отдельных из них я собирал по 3–5 кг ягод, с двух — по 10–15. Но большинство кустов давало всего лишь по 1–2 кг плодов, а некоторые упорно не плодоносили до 7 лет.
Некоторые сорта винограда не вызревали, у других плоды от уплотнения кистей лопались, загнивали, были кислыми и мелкими, многосемянными и малосъедобными. Рукава многих кустов стали слишком длинными, а штамбы высокими. Поэтому не хватало земли в междурядьях для укрывки таких растений на зиму. Огорчало меня и то, что на винограднике оказались в основном винные сорта. Столовых сортов, плоды которых годны к потреблению в свежем виде, почти не было.
Словом, ошибка следовала за ошибкой, и я все больше чувствовал их печальные последствия. В 1954 г., окончательно запутавшись в своих виноградарских делах, я пригласил для консультации научного сотрудника Донецкой опытной станции виноградарства М. Д. Новожилову. Она дала мне много полезных советов, по-дружески покритиковала за ошибки. В частности, заметила, что в одном ряду у меня густо посажены кусты — на расстоянии 0,6–1 м друг от друга. На следующий год весной я рассадил этот ряд — пересадил 6 кустов (с комом земли) сорта Ркацители на новые места. В результате между кустами в прежнем ряду осталось по 1,2–2 м. Казалось, ошибка исправлена и на моем винограднике прибавилось порядка. Но не тут-то было. Вскоре пришел ответ на мое письмо в Молдавию, агроному виноградарского колхоза «Бируинца», к которому я обратился за консультацией незадолго до посещения моего виноградника М. Д. Новожиловой. Этот агроном прислал мне довольно толковые советы и порекомендовал уплотнить виноградник за счет сорта Ркацители, у которого побеги растут свечкообразно и, следовательно, почти не затеняют кусты других сортов. «Вы, очевидно, не дорожите землей», — писал молдавский агроном.
На первый взгляд можно было подумать, что научный сотрудник и агроном противоречат друг другу. Но оказалось, что каждый из них прав по-своему. Загущать посадки нельзя, но и чрезмерная изреженность тоже не целесообразна. Подходить к размещению кустов нужно творчески, с учетом их сортовых особенностей.
Я принял соломоново решение: кусты Ркацители оставить в покое, а на кустах Плавая и Кабассии, оставшихся в разреженном ряду, привить лучшие сорта винограда и, чтобы не пустовала площадь, ввести большую веерную формировку. Так и сделал, о чем не жалею и сейчас.
Чтобы окончательно исправить положение, занялся постепенной, но систематической перепрививкой малоценных и малоурожайных сортов. Приобретая чубуки столовых, крупноягодных и малосемянных сортов винограда, прививал их на сильнорослых кустах — по 2–4 сорта на рукавах, а также на подземных штамбах. Стал покупать виноградарскую литературу, следить за публикациями в специальных журналах, а также в газетах.
Много мне дали частые встречи со своими собратьями по увлечению на колхозных рынках г. Донецка. Здесь по воскресным дням все чаще стали собираться виноградари-любители. Одни продавали чубуки и саженцы, другие их покупали, третьи приходили на рынок, как в своеобразный клуб, где шел обмен опытом по возделыванию такой новой в Донбассе культуры, как виноград. Проводились дискуссии об ассортименте его в наших краях, обрезке и формировке кустов, нагрузке на них, о поливах, удобрении, борьбе с болезнями и вредителями. Здесь, на рынке, я познакомился с одним из первых энтузиастов приусадебного виноградарства в Донецке Г. Поветкиным. Он укрепил во мне веру в то, что виноград в Донбассе может хорошо расти и обильно плодоносить, рассказал о быстром развитии виноградарства в Донецкой области. Эта отрасль, сообщил Поветкин, уже внедряется в колхозах и совхозах Першотравневого, Новоазовского, Константиновского и других районов. В Донецке начали выращивать солнечные гроздья на своих приусадебных участках трудящиеся металлургического завода и других предприятий и учреждений города. Появились общества виноградарей-любителей в Славянске, Амвросиевке, Харцызске, Иловайске. А в Донецке, на Рутченково, начал работать опорный пункт Украинского научно-исследовательского института виноградарства и виноделия имени В. Е. Таирова.