Жизнь и деяния графа Александра Читтано. Книга 4.

Радов Константин М.

Жизнь и деяния графа Александра Читтано. Книга 4.

ГРИМАСЫ КОММЕРЦИИ

В пятьдесят лет смотришь на женщин с иным чувством, нежели в двадцать. Или даже в тридцать. Полюбит - хорошо. Нет - не беда: в жизни найдется множество других занятий. Буйное пламя страсти обращается для человека семейного ровным теплом домашнего очага, для закоренелого холостяка - чередой бивуачных костров, которые ночь горят, а поутру остывающий пепел становится добычей ветра.

Но леди Феодосия любого мужчину, в коем еще теплится искра жизни, могла воспламенить, как пылкого юношу. Сохранившая девическую гибкость фигура не позволяла заподозрить в ней мать целого выводка ребятишек, от задерганного гувернерами десятилетнего Джона до крошки Елизаветы, посапывающей на руках у кормилицы. Взор, прежде живой и трепетный, обрел королевское спокойствие и властность. Великое дело - порода! Семисотлетнее дворянство сквозило в каждом ее жесте, в каждом шаге: не важностью и спесью, а естественностью и благородной простотой.

Переговоры о поставках принял на себя Джозеф Гаскойн - джентльмен со странностями, родной брат леди. Я искренне был ему признателен за ослиное упрямство в стремлении сбить цену на мой товар: любая затяжка работала на меня, позволяя дневать и... Нет, пока еще только дневать в изящном гринвичском особняке, угощая хозяев живописными рассказами о богатствах Уральских гор, о свирепом непредсказуемом нраве реки Чусовой, о волжских разбойниках, о суровости климата и тысяче других причин, не позволяющих уступить ни пенни. Десять лет назад компания Кроули послужила мне мостиком на европейские рынки: теперь ее доля в обороте уменьшалась год от года. Полосовое железо все больше уступало в русском вывозе луженой и простой жести, гвоздевому прутку и готовым гвоздям, рубленой и вязаной стали. Дело клонилось к моему превращению из поставщика в соперника, вначале по второстепенным позициям.

Убедившись в неуступчивости партнера, красавица пустила в ход самое сильное оружие. Покажите мне человека, способного отказать такой женщине, когда она желает его очаровать! Приватный ужин в домашнем кругу означал недвусмысленный шаг к сближению. Британская чопорность уступила место теплой фамилиарности, присущей скорее французским нравам. Мы беседовали, как старые друзья.

- Дорогой граф; сочувствую вашему желанию оставить все, как при Джоне, но ситуация в торговле железом изменилась в неблагоприятную сторону...

- My fair lady, вы превратно поняли мои намерения: попытка сохранить прежнее была бы верхом неразумия. Напротив, надо двигаться вперед - к более тесным связям. Почему бы не провести обмен активами, который сделает нас с вами полноценными совладельцами обеих компаний?

- Cher Alexander, дело Кроули - не акционерное, а семейное...

- Ничего не имею против. А вы считаете это препятствие непреодолимым?

Вдова взглянула, с долей удивления, мне в глаза и на секунду смутилась, убедившись в подлинном смысле сделанного предложения. Но быстро овладела собой и обещала обдумать сию проблему на досуге. Остаток вечера был занят беседой о пустяках, в коей интонации и улыбки значили больше, чем слова. Примерно через неделю представился случай напомнить об этом вопросе - леди Феодосия объявила, что намерена посвятить оставшуюся часть жизни благотворительности и воспитанию детей. Обычное дамское лицемерие: по сути, предложение мужчине усилить напор. Когда я так и поступил - наш tet-a-tet нарушила нянька; леди ускользнула на ее зов, зато появился братец Джозеф и непринужденно перевел беседу на коммерческие предметы.

Теперь пришел мой черед задуматься. Предложенные условия (не приходилось сомневаться, что брат с сестрой действуют согласованно) означали, по сути, передачу Тайболы в чужие руки - без надлежащего эквивалента, если не считать оным бывшие в употреблении женские прелести. Ничто так не охлаждает нежные чувства, как откровенная корысть.

Разумеется, в Лондоне я занимался не одними только ухаживаниями за прекрасной вдовой. Переоформление собственности на подставных лиц, дабы английские власти не имели законной возможности меня прижать, обновление тайных и явных связей с полезными людьми, экзаменация обучающихся на мой кошт юношей, - дел было много. Для умных разговоров и отдохновения ездил к Болингброку в новое имение, милях в пятнадцати к западу от столицы. И вот однажды, вернувшись от сэра Генри и все еще пребывая в философском настроении, получил от привратника записку, переданную в мое отсутствие незнакомцем. Она гласила: 'Сын Атрея в опасности'.

Что в Англии кому-то известно о 'Менелае', уже само по себе было достаточно неприятной и угрожающей новостью. Слуги получили приказ докладывать немедля, буде податель письма явится снова. Несколько дней меня тяготило нарастающее беспокойство. Наконец, таинственный вестник почтил визитом. Он выглядел, как убогий клерк.

- Сто фунтов, сэр. - С ходу заявила сия конторская крыса. - Ваше Сиятельство не пожалеет, ибо сведения того стоят.

Потертый камзол и стоптанные башмаки ясно говорили, что названная сумма равняется доходу пришельца за несколько лет.

- Не спешите, сударь. Прежде хотелось бы убедиться в ценности и достоверности того, что вы скажете.

- Как угодно, сэр. Я начну бесплатно. Минувшей зимою в правлении Ост-Индской компании получили письмо из Амстердама.

- Вы служите в Компании?

- Нет, Ваша Милость: в Адмиралтействе. Консул сообщил о матросе-голландце, бежавшем с русского корабля, когда тот бросил якорь у берегов Африки. Милях в двухстах восточнее Капштадта. Колониальные власти заключили беглеца в тюрьму и чуть не казнили, но он оправдался тем, что команде не сообщили, куда пойдет судно.

- Как зовут матроса?

- Андреас ван Строт. Понимаю, что вы желаете меня проверить.

- Конечно. Илья, список!

Вроде бы имечко знакомое: но надо убедиться, что был такой на 'Менелае'. Секретарь пролистал списки компанейских служителей, кивнул и подал бумаги мне. Да, все верно. В дополнение гость назвал имена капитана и суперкарго, окончательно развеяв сомнения: если Лука многим известен, то об участии в плавании Михайлы Евстафьева никто на берегу не мог догадаться. Все деловые партнеры уверены, что он в Италии.

- Если господин граф желает услышать продолжение, это уже за деньги.

- Согласен. - Жест секретарю. - Так что было дальше с кораблем? Судя по упомянутой вами переписке, он ушел в море?

- Да, сэр. Ушел, как только исправил повреждения: видимо, не слишком значительные. - Клерк прислушался к звону золотых гиней в соседней комнате. Кажется, даже уши зашевелились. - Сведения о нем, достигшие Европы полгода спустя, ост-индианцы стараются хранить в тайне. Они обратились к Первому Лорду с предложением захватить судно на возвратном пути с Востока, однако Торрингтон ответил, что для этого надобны весомые юридические основания. Тем более сейчас, когда Его Величество стремится возобновить дружбу с московским двором. Самое большее, что возможно - остановить и досмотреть. Если при этом не будет оказано сопротивление, никаких претензий русским предъявить не удастся.

Информант явно гордился благородством и честностью своего начальства - даже в момент, когда сам он продает государственные секреты иностранцу! Но мне было не до любования диковинными вывертами человеческой натуры. При неблагосклонном, чтоб не сказать хуже, отношении Луки к англичанам, возникали большие сомнения в его способности разойтись миром, если капитан Royal Navy изъявит желание осмотреть судно. Особенно - когда в трюме товара на миллион. А уж офицер досмотровой партии из кожи вон вылезет, чтоб найти повод для захвата. Или создать, ежели не найдет.

- У вас все, дорогой друг? Разве это рассказ на сто фунтов?! Мне кажется, вы о чем-то умолчали.